Раскрыть ладони - Вероника Иванова

Что значит, единственный? Неужели Тень... Его убили? Вот ведь идиот! Доигрался! Говорил же ему по-хорошему: уходи. Ну конечно, зачем меня слушать? Я же дурак. И трус.

— Иначе, не приведи боги, ляпнул бы моё имя, и... Нет, не будем вспоминать то, что не случилось, а лучше вознесём хвалу небесам за день минувший, не ставший днём последним!

Да, дядюшке не поздоровилось бы. Хоть dyen Райт и не жаловал свою будущую супругу, но прощать убийство Келли господину старшему распорядителю не стал бы. Как и любой другой человек на его месте, располагающий властью и деньгами.

— Она сослужила свою службу. Не так, как было задумано, но всё же. Жаль, не удалось довести дело до лучшего окончания... Жаль. Но теперь Амиели знает, что его можно достать из-за любых стен и замков. Наконец-то, он почувствует свою уязвимость! Останется только чуть-чуть надавить и всё получится!

Что получится? Зачем давить? И зачем было уверять меня в необходимости кражи? Если теперь выясняется, что бумага была вовсе никому не нужна, то...

— Всё ещё не понимаешь? — склонился надо мной Трэммин. — Но это же так просто! Хотя я всё время забываю о твоей тупости... Сторона, подписавшая договор Крови, передаёт свои права и обязанности по наследству. А когда кровных наследников не остаётся, нужно заключать новый договор! Иначе последний из рода вправе передать всё, чем владеет, любому человеку, хоть первому попавшемуся под руку. Амиели вполне мог так поступить... Но теперь уже точно не поступит. Побоится. Только бы он не собрался распродать имущество и вернуть в Анклав золото, вот тогда мы многое потеряем!

Конечно, потеряете. Потому что продавать dyen Райт будет задёшево, ведь ему нужно всего лишь собрать некую сумму, означенную в договоре. А выкупать поля и прочие угодья придётся вдвое, а то и втрое дороже. Что ж, когда старику удастся это проделать, я первым посмеюсь над Анклавом!

Если доживу.

— А всё из-за тебя! Ты, и в самом деле, водишь за собой по пятам беду. Даже умереть спокойно и то не можешь!

Умереть? Не хочет ли дядя сказать, что...

— И ведь всё было бы просто замечательно! Смерть мага в Виноградном доме, чего ещё можно желать? Злоумышление одной из сторон договора против другой, и договор расторгается, с выгодой для потерпевших! Просто, не так ли? Но ты ухитрился испортить и такую простую вещь.

Так убить должны были меня?! Будь я проклят... Умно придумано, ничего не скажешь.

Моё имя вписано в Регистр по праву сданного экзамена. В дом Амиели меня пригласили, а не привели силой. Охранные чары снимал я сам, но всегда можно утверждать, что хозяин дома сделал это, дабы впустить убийцу. Выбор меня, как жертвы, тоже вполне обоснован: не окажу сопротивления. Вернее, считается, что не смогу оказать. Не совсем понятно только, с какой стати Райту вдруг понадобилось бы меня убивать... А, понял! Заказчицей можно было назвать Келли, будущую супругу, которая захотела избавиться от бывшего любовника и свидетеля постыдного прошлого одновременно. И вина всё равно задела бы старика. Настолько сильно, что договор Крови подлежал бы насильственному расторжению.

Ну дядя...

Какая же ты тварь!

— Вижу, тебе не слишком нравится то, что я говорю? — хихикнул Трэммин. — Знаю-знаю, можешь не стараться напрягать лицо! Всё равно, пока яд не покинет кровь, ты не сможешь и пальцем двинуть. А это мне нравится больше всего... Да-да, гораздо больше!

Сволочь. Что же он собирается делать? Убивать? Так почему тянет?

— Ты ведь догадываешься, что я не испытываю к тебе тёплых чувств, племянничек? Конечно, догадываешься! Могу даже сказать больше: я тебя ненавижу. Как ненавидел твоего отца. Или даже сильнее, потому что ты всё же сумел попасть в Регистр... Даже со своей увечностью. Лучше бы сидел и не высовывался, и я, возможно, совсем забыл бы о твоём существовании, но ты... Такой же гордый, как Карлин? По наследству норов передался?

Не помню, чтобы мой отец задирал нос перед кем-то. Или чтобы гордился собой и своими делами. Хотя... Он никогда не говорил мне, что жалеет о моём появлении на свет. Никогда не позволял разочарованию появиться во взгляде. Никогда не упрекал ни меня, ни мою мать. Может быть, именно потому, что гордился?

— Я был согласен терпеть тебя. Согласен, понимаешь? Но ты не довольствовался занятым местом, тебе понадобилось подняться выше... В тот день, когда ты сдал экзамен на занесение в Регистр, я поклялся, что уничтожу тебя. И теперь как никогда близок к исполнению клятвы!

Сколько страсти... Видели бы господина старшего распорядителя сейчас его подопечные и члены Совета! И откуда только что взялось? Помолодел на добрый десяток лет. И почему говорят, что ненависть убивает? Мой дядюшка только расцветает, всем на зависть!

— Надо было прижать тебя сразу, разумеется, а не ждать, пока ты начнёшь срывать мои планы, ну да ладно. Меня всегда останавливало твоё умение рушить чары. Что-то шептало мне: подожди, Трэммин, придёт ещё миг твоего торжества... И он пришёл! Никто не знает, что ты сейчас здесь, со мной. Никто не увидит. Никто не поможет. А сам себе ты сейчас не сможешь помочь!

Студень мышц леденеет. Что собирается делать этот озлобленный безумец? Неизвестность пугает больше, чем возможная боль. Намного больше.

— Иди-ка сюда, моя копотная радость!

Феечка, опасливо косясь в мою сторону, садится на дядину ладонь и послушно складывает крылья.

— Ты давно мечтала о свободе, не так ли? Ты получишь её. Совсем скоро. Но сначала ещё немножко послужишь. Этот человек причинял тебе вред, верно? Сейчас ты сможешь ему отплатить. Сторицей!

Наверняка, занавеси взметнулись вихрем, когда дядя начал развоплощение феечки. Я ничего не чувствовал. Только с ужасом и восхищением смотрел, как частички дыма, составляющие плоть зверька, расцепляют свои объятия, превращаясь в полупрозрачное облако вдвое больших размеров, чем прежний чёрный уродец.

Губы Трэммина сложились в трубочку, подули на закопчённый туман над ладонью, сотворили из бесформенного пятна вихрь, закрутили тугими кольцами, переплавляя в...

Я не верил собственным глазам.

Гибкое длинное тело, сверкающее всеми оттенками золота, опушённое алыми искрами и увенчанное подобием головы с жадно раскрытой пастью, в глубине которой багрянец переходит в черноту. Не думал, что дядя способен призвать саламандру из останков мелкого духа. Мне следовало оценивать господина старшего распорядителя гораздо выше. И обходить стороной. Самыми дальними задворками.

— Нравится?

Он поднёс обвившуюся вокруг ладони змейку поближе к моему лицу.

Горячо. Безумно горячо. Но этот жар не из тех, что обжигает плоть. Хаос не прекращающих движение, раскалённых, шершавых, ощетинившихся острыми кончиками нитей. До такого и дотрагиваться страшновато. Дяде хорошо, он не способен ощущать Силу, как тепло. Но я-то — другое дело. Я...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});