Узники Алексеевского равелина. Из истории знаменитого каземата - Павел Елисеевич Щеголев

числа, в 8 часов утра, на содержащегося в Алексеевском равелине известного арестанта надели ножные и ручные кандалы при полном спокойствии. Затем он переведен в другой номер, в оконной раме которого, с внутренней стороны, устроена железная решетка».

Любопытно, что первый приведенный бюллетень о буйном протесте Нечаева царю не был доложен (на нем имеется пометка Потапова: «К сведению»), а второй был доложен. В следующем бюллетене 27 февраля комендант сообщил о благодетельном результате закования Нечаева: «Содержащийся в Алексеевском равелине известный арестант, после наложения оков, ведет себя совершенно спокойно». А Потапов положил на этом докладе резолюцию: «Иметь в виду».

Некоторое облегчение в положении Нечаева наступило только в мае месяце. За это время произошла смена комендантов: вступил в должность коменданта, вместо заболевшего и умершего 1 мая 1876 года Н.Д. Корсакова, барон Е.И. Майдель. Барон Е.И. Майдель, по-видимому, был самым снисходительным комендантом; по крайней мере Нечаев, беспощадный в своих отзывах в письмах к народовольцам, помянул добрым словом «уважаемого» барона Майделя. Бюллетень от 14 мая сообщал: «С содержащимся в Алексеевском равелине известным арестантом никаких перемен не произошло. При посещении его вновь назначенным комендантом, генерал-адъютантом бароном Майделем, вел себя довольно сдержанно и, кроме просьбы о дозволении ему прогулки в саду, находящемся в стенах равелина, никакой особой претензии не объявил».

Быть может, к этому косвенному ходатайству барон Майдель присоединил и прямое, словесное, но, как бы там ни было, следующая отчетная неделя принесла Нечаеву известное облегчение. 21 мая бюллетень гласит: «Содержащийся в Алексеевском равелине известный арестант ведет себя спокойно. С него сняты ножные оковы, и дозволена прогулка в саду равелина».

Но оковы на руках Нечаева были оставлены: так боялось III Отделение его свободных рук.

10

Тем временем бумаги Нечаева просматривались в III Отделении. Разбор их затянулся, так как бумаг оказалось много. Результаты просмотра изложены в пространной докладной записке, представленной шефу жандармов Потапову и доложенной им царю 24 апреля 1876 года. «Высочайше повелено все рукописи преступника Нечаева уничтожить», – написал на записке Потапов. А управляющий III Отделением А.Ф. Шульц тут же отметил: «Хранить эту записку при деле; бумаги же будут мною сожжены». Так из огромного нечаевского архива, созданного им в равелине, и не дошло до нас ни одной бумаги. Об этой потере приходится сожалеть в высшей степени, ибо, судя по перечню бумаг и краткому их изложению, сделанному в докладе, мы лишились важного и интересного источника и для истории эпохи, и для истории революционного движения, и для характеристики самого Нечаева. Можно сказать, записка III Отделения, возбуждая крайнее любопытство, оставляет его совершенно без удовлетворения. Мы не можем определить автора этой записки, но в некоторых литературных вкусах ему нельзя отказать. Интересно, что он, по долгу служебной обязанности призванный хулитель Нечаева, не мог не отдать должное ему: он признает за ним недюжинную натуру, энергию, привычку рассчитывать на себя, полное обладание тем, что он знает, обаятельное действие на тех, кто не справился с положением, подобно ему. Автор, изучивший все высказывания Нечаева по его рукописям, не мог не остановиться с некоторым удивлением перед необычайной твердостью революционных верований Нечаева: полагая, что он преуменьшает авторитет личности Нечаева, автор записки готов признать в нем революционера по темпераменту скорее, чем революционера по убеждению. Очевидным диссонансом звучит провозглашаемое автором записки отрицание той дозы уважения к Нечаеву, в которой нельзя отказать врагу. Это утверждение – явная уступка обстоятельствам. За всеми этими оговорками, нельзя отрицать важного интереса, представляемого запиской анонимного критика из III Отделения. Для истории внутренней жизни в равелине записка имеет первоклассное значение. Мы можем определить с ее помощью, чем заполнялись равелинные досуги Нечаева.

Приводим полностью эту записку:

«Рассмотренные бумаги, по содержанию их, следует разделить на четыре разряда.

К первому отношу два письма государю императору и первоначальную редакцию одного из них, уже доложенные Его Величеству. Об них можно сказать, по внимательном их соображении с другими бумагами, что первое письмо не есть изложение политических убеждений автора, каким оно выставляется, а изложение ближайших политических целей, которые автор преследовал, и в сем последнем смысле оно довольно искренне.

Ко второму разряду я отношу некоторые публицистические статьи, которые отчасти содержат в себе апологию деятельности автора, как главного двигателя известной политической пропаганды между учащейся молодежью, отчасти личные его думы и впечатления. Об этом отделе, Ваше Высокопревосходительство, будете вернее судить по некоторым выдержкам. Сюда относятся письма из Лондона о задачах современной демократии, политические думы, впечатления тюремной жизни (Живая могила) и самая замечательная из всех разобранных статей – о характере движения молодежи в конце 60-х годов.

К третьему разряду относятся беллетристические произведения: 1) отрывки из довольно объемистого романа из времени падения Второй империи во Франции, озаглавленного «Жоржетта», 2) отрывки другого романа из быта студенческих кружков, заграничных эмигрантов и русских путешественников за границей, под именем: «Кому будущее», «На водах», интереснее и «Une vieille connaissanse» [старушечья память (фр.)], 3) отрывки «Воспоминания о Париже», где рассказываются сцены из падения Второй империи, 4) кажется, также относящиеся к роману «Жоржетта» наброски: «В царстве буржуазии» – падение коммуны и «В бельэтаже и мансарде» – приготовление к действию интернационалки, 5) объемистый, но весьма бесцветный отрывок романа «У липован» и 6) маленький отрывок «Школа Миловзорова», где представляется в гнусном виде школа грамотности старинного направления, содержимая дьячком. В этом разряде интереснее других роман «Жоржетта» и отрывки «Кому будущее» и «На водах».

«Жоржетта» есть история небогатой француженки, которую, несмотря на воспитание в монастыре, влияние старого республиканца-отца и молодого человека, которого она полюбила, сделало республиканкой самого красного оттенка. Ее возлюбленный оказывается одним из главных вождей интернационалки и внушает любовь одной из знатных дам Второй империи, в высшей степени развращенной. Вождь интернационалки, после того как Жоржетта отказалась сделаться его любовницей, впредь до провозглашения республики, вступает в связь с знатной дамой, а во время осады Парижа делит время между нею и Жоржеттой. В день взятия Парижа Мак-Магоном он убит на баррикаде, а Жоржетта, натерпевшись всяких страданий и унижений, умирает в Версале. На этой канве узорами выступают довольно многочисленные эротические сцены, на которых автор останавливается с особенной любовью, имеющей, кажется, физиологический источник в его летах и одиночном заключении. Кроме того, много экзальтированных социалистических и гуманитарных тирад. Мысль, что любящие друг друга не должны тратить сил на удовлетворение своего чувства, пока они нужны для решения социальных задач, очень горячо и длинно развивается и в этом романе и в отрывке «Кому будущее». Но в последнем героиня наконец решает, что энергического