Еретики Дюны - Фрэнк Херберт

«Что-то скорчилось внутри меня, словно сжатая пружинка, ждущая, когда ее освободят», — подумал Данкан.

— Что больше этого ты мог бы сделать? — спросил Данкан.

— Здесь уравновешивается само твое выживание, — ответил Тег. — Все, что здесь происходит, делается, чтобы спасти тебя и доставить на Ракис.

— По причинам Бене Джессерит, которых, по твоим словам, ты не знаешь!

— Должен ли я понимать, что ты не поедешь на Ракис?

— Ты должен меня понимать так, что я буду принимать собственные решения, зная, что же я собственно делаю. Я не наемный убийца.

— А я, по-твоему, — наемный убийца, Данкан?

— Я думаю, ты достойный человек — тот, кем следует восхищаться. Предоставь мне судить по моим собственным стандартам чести и долга.

— Ты получил еще один шанс на жизнь и…

— Но ты не мой отец, а Лусилла не моя мать. Геноносительница? К чему она надеется приготовить меня?

— Может быть, и она не знает, Данкан. Она, подобно мне, может быть только частью замысла. Зная, как работает Орден, это весьма вероятно.

— Выходит, что вы двое просто тренируете меня и доставляете на Арракис. Вот и все ваши обязанности согласно приказу!

— Этот мир многим отличается от того, в котором ты был первоначально рожден, — сказал Тег. — Как и в твои дни, у нас до сих пор есть Великая Конвенция против атомного оружия и псевдоатомных взрывов при встрече лазерных пистолетов с защитным полем. Мы до сих пор утверждаем, что атаки исподтишка запрещены. Есть всякие бумажонки, развеянные вокруг, под которыми поставлены наши подписи, и мы…

— Но не-корабли изменили саму основу подобных договоров, — возразил Данкан. — По-моему, в Оплоте я хорошо учил историю. Скажи мне, башар, почему сын Пола хотел, чтобы Тлейлакс, возобновляя мое «я», все время снабжал его моими гхолами, сотнями меня! — все эти тысячелетия?

— Сын Пола?

— Хроники Оплота называют его Богом-Императором. Вы называете его Тираном.

— О, я не думаю, что мы знаем, почему он так делал. Возможно, он был одинок, и ему хотелось кого-нибудь из…

— Вы вернули меня, чтобы я лицом к лицу сошелся с червем — сказал Данкан.

«Соответствует ли то, что мы делаем, и его предположение действительности?» — задумался Тег. Он еще раз рассмотрел эту вероятность, но это была только вероятность, а не перспектива ментата. Если даже и так, замысел Таразы должен быть больше. Тег ощущал это всем своим мозгом ментата. Знает ли Лусилла? Тег не самообманывался — он не сможет выманить полную Преподобную Мать на какие-нибудь откровения. Нет… Он должен будет улучить удобный момент, ждать, наблюдать, вслушиваться… Именно этим явно решил, по-своему, заниматься и Данкан. Это опасный курс, если он пойдет в разрез с намерениями Лусиллы!

Тег покачал головой.

— Честное слово, Данкан, я не знаю.

— Но ты следуешь приказам.

— Согласно моей клятве Ордену.

— Обман, нечестность — все это пустые слова, когда дело касается выживания Ордена, — процитировал его Данкан.

— Да, я это сказал, — согласился Тег.

— Я доверяю тебе теперь именно потому, что ты это сказал, — проговорил Данкан. — Но я не доверяю Лусилле.

Тег поник подбородком на грудь. Опасно… Опасно…

Намного медленнее, чем было когда-то, Тег отвлек внимание от подобных мыслей и двинулся через очистительный процесс ментата, сосредоточиваясь на возложенном на него Таразой долге. «Ты — мой башар».

Данкан с секунду внимательно разглядывал башара. Морщины усталости стали явно заметны на лице старика. Данкан внезапно припомнил об огромном возрасте башара, и погадал, испытывали ли когда-нибудь люди, подобные Тегу, искушение обратиться за помощью к Тлейлаксу и ожить в виде гхолы. Вероятно, нет. Они знают, что могут стать марионетками Тлейлакса.

Эта мысль настолько затопила сознание Данкана, замершего в неподвижности, что Тег, подняв взгляд, сразу заметил:

— Что-то не так?

— Тлейлакс что-то сделал со мной, что-то, еще не вышедшее наружу, — осевшим голосом проговорил Данкан.

— Именно этого мы и страшились! — это была Лусилла, говорившая от двери позади Тега. Она подошла на два шага к Данкану. — Я слушала. Вы двое были очень информативны.

Тег быстро заговорил, надеясь приглушить гнев, который он в ней ощущал.

— Он освоил за сегодня семь приемов.

— Он поражает, как огонь, — сказала Лусилла, — но помни, мы — Орден — течем, как вода, и заполняем каждое место, — она взглянула на Тега. — Разве ты не видишь, что этот гхола шагнул за грань изученных приемов?

— Нет фиксированных позиций, нет приемов, — сказал Данкан.

Тег резко взглянул на Данкана, стоявшего высоко подняв голову: лоб гхолы гладок, взгляд ответивший Тегу, ясен. Данкан удивительно вырос за короткое время с момента его пробуждения к исходной памяти.

— Черт тебя побери, Майлз! — пробормотала Лусилла.

Но Тег не отрывал взгляда от Данкана. Все тело юноши, казалось напоенным какой-то новой разновидностью жизненной энергии. В нем было нечто, чего не было прежде.

Данкан перевел взгляд на Лусиллу.

— По-твоему, ты провалишься со своим поручением?

— Разумеется, нет, — сказала она. — Ты ведь все равно мужчина.

И она подумала:

«Да, это молодое тело должно наверняка налито жаркими соками способности к воспроизведению потомства. Разумеется, гормональные возбудители целы и невредимы и подвержены возбуждению».

Его нынешнее состояние, однако, и то, как он глядел на нее, заставило ее перевести свое сознание на новые, требующие большего внимания, уровни.

— Что сделали с тобой тлейлаксанцы? — вопросила она.

Данкан ответил с небрежностью, которой на самом деле не ощущал:

— О Великая Геноносительница, если бы я знал, то сказал бы тебе.

— По-твоему, мы в игрушки играем?

— Я не знаю, во что именно мы играем!

— Но теперь слишком многие знают, что мы не на Ракисе, куда нам следовало бы убежать, — сказала она.

— На Гамму кишмя кишат люди, возвратившиеся из Рассеяния, — сказал Тег. — У них есть возможности проверить очень многие вероятности.

— Кто заподозрит существование затерянного со времен Харконненов не-глоуба? — спросил Данкан.

— Всякий, кто установит мысленную связь между Ракисом и Дар-эс-Балатом, — сказал Тег.

— Если ты считаешь это игрой, то поразмысли над настойчивыми необходимостями этой игры, — сказала Лусилла. Она легко повернулась на одной ноге, чтобы взглянуть на Тега. — А ты — ослушался Таразы!

— Ты не права! Я делал в точности то, что она мне приказала. Я — ее башар, и ты забываешь, как хорошо она меня знает.

Так резко, что лишилась дара речи, Лусилла вдруг осознала все тонкие маневры Таразы.

«Мы — пешки!»

Как же деликатно Тараза всегда касалась тех пешек, которые ей надо передвинуть! Лусилла не чувствовала себя приниженной сознанием, что она — пешка. Это было знание, заложенное рождением и обучением в каждой Преподобной Матери Ордена. Даже Тег это знал. Не принижены, нет. Вершащееся вокруг них широко вошло в сознание Лусиллы. Она почувствовала, какой трепет вызвали в ней слова Тега. Каким же мелким был ее взгляд на внутренние силы, среди которых они оказались — словно она видела только поверхность бурлящей реки, упуская подводные течения. Теперь, однако, она почувствовала течение вокруг себя, и осознание этого повергло ее в уныние.

«Пешки — это то, чем можно пожертвовать».

~ ~ ~

По своей вере в особенности гранулярной асолютности ты отрицаешь движение, даже движение эволюции! Пока ты даешь гранулярному мирозданию настойчиво существовать в своем сознании, ты слеп к движению. Когда происходит перемена, твое абсолютное мироздание исчезает, больше не достижимое для твоих самоограниченных восприятии. Мироздание ушло свыше тебя.

1-й черновик «Манифеста Атридесов». Архивы Бене Джессерит

Тараза положила пальцы на виски, ладони — плашмя на глаза, и надавила. Даже ее руки ощущали усталость: прямо под ладонями — утомление. Короткое трепетание век, и она погрузилась в расслабляющий транс. Руки, прижатые к голове, были средоточием материального сознания.

«Сто ударов сердца».

Это было одно из первых умений Бене Джессерит, которому она выучилась ребенком и с тех пор регулярно практиковала. Ровно сто ударов сердца. После долгих лет практики, ее тело могло следовать за этим упражнением автоматически, как бессознательный метроном.

Когда на счет «сто», она открыла глаза, голове ее стало лучше. Она надеялась получить по меньшей мере еще два часа для работы, прежде чем ее вновь одолеет усталость. Эти сто ударов сердца подарили ей лишние годы бодрости, если брать всю ее жизнь.

Однако сегодня, раздумывая об этой старой уловке, она устремилась вглубь по спирали своих жизней-памятей. Воспоминания детства словно поймали — Сестра-прокторша, проверявшая по ночам, проходя в проходах между кроватями, их сон.