Брекен и Ребекка - Уильям Хорвуд

следовала тому, что подсказывали ей память и полное любви сердце, стараясь во всем соответствовать духу таинства, свершающегося в Самую Короткую Ночь по воле Камня.

Но ни Брекен, ни прихрамывающий Босвелл так и не появились. Вскоре родители отправились с малышами по домам, и у Камня остались лишь немногие из взрослых. И тут в наступившей тишине Ребекка явственно почувствовала, что где-то далеко-далеко Брекен произносит слова молитвы, благословляя каждого из них и думая о ней с любовью, и свет луны, заливающий прогалину и Камень, роняет блики и на его темную шубку. Комфри неотступно следовал за ней весь этот вечер, и она подумала, что Брекен сейчас тоже не один, ведь рядом с ним Босвелл. «Дорогой мой Босвелл, любимый мой Брекен», — сказала она про себя, надеясь, что Камень напомнит ему о том, как беззаветно она его любит, и улыбнулась.

Может быть, напомнит, а может быть, и нет, а впрочем, Ребекке уже изрядно надоело строить всяческие предположения. Спорить с судьбой бессмысленно, и, куда бы она тебя ни занесла, как бы ни распорядилась тобой, нужно жить реальной жизнью. Ведь Ребекка, целительница из Данктонской системы, знала, как никто другой, что надежды и воспоминания, подобно сокам аконита, могут служить источником здоровья и радости, но могут и подействовать как яд, подтачивающий силы.

Время шло, и она постаралась выбросить из головы мысли о Брекене и думать лишь о том, как помочь тем, кто был рядом с нею.

Количество обитателей в системе быстро увеличивалось. Почти никто из кротят, появившихся на свет весной, не погиб, и в этом была немалая заслуга Ребекки. Свободных участков в Древней Системе было предостаточно, поэтому в июле и августе, когда подросшим кротышам настало время обзавестись собственной территорией, дело обошлось без конфликтов и кровопролитий. К тому же в Данктон продолжали стекаться все новые и новые кроты из дальних областей Луговой системы и из краев, расположенных восточнее бывшего Истсайда, который не очень сильно пострадал при пожаре. Возможно, им захотелось перебраться поближе к Камню, а возможно, поближе к Ребекке. Как бы там ни было, в системе прибавилось здоровых самцов и молодых самок, и среди ее обитателей росло ощущение полноценности и сплоченности. Центр жизни системы находился в ее восточной части, там, где Брекен начал ее освоение.

Никто из кротов не испытывал желания пробраться в Грот Темных Созвучий или дальше, туда, где находился Грот Эха, в основном они селились в древних туннелях, расположенных на востоке. Один лишь Комфри жил под склоном холма, из-за чего все считали его чудаком, но в то же время он пользовался немалым уважением окружающих, ведь он обладал огромными познаниями, а кроме того, был помощником и защитником Ребекки. Ему приходилось много путешествовать в поисках трав и растений, посещать дальние окраины лугов и даже пробираться через обгоревший Старый лес к болотам, и потому за ним закрепилась репутация существа необычного и загадочного.

Нынешнее лето совсем не походило на прошлое, погода стояла прохладная и пасмурная, часто шли дожди. В земле под буковыми деревьями появилось множество червей и личинок, молодые кротыши вскоре перестали нуждаться в опеке старших, и те обнаружили, что у них масса свободного времени. Среди данктонцев возродились былые привычки, они нередко собирались где-нибудь, чтобы посудачить, обменяться новостями и послушать увлекательные истории. Память у кротов недолгая, а воображение богатое, поэтому к правде примешивалась изрядная доля вымысла. Наибольшей популярностью пользовались истории о подвигах и приключениях Брекена, который освободил обитателей системы от власти Мандрейка и Руна и отправился в Аффингтон вместе с летописцем Босвеллом, чтобы возблагодарить Камень за избавление системы от чумы.

Многие из кротышей, уже слышавших эту историю, просили снова и снова рассказать им о том, как Брекен пробрался через топь, «чтобы спасти Босвелла», как он «приказал» Стоункропу убить Мандрейка, об эпидемии чумы и о том, как после ее окончания Брекен отправился в Аффингтон, чтобы посетить Священные Норы.

— А он вернется обратно? — всякий раз спрашивали кротыши, а взрослые в ответ лишь качали головами и говорили примерно так:

— Все это произошло много кротовьих лет тому назад, еще до Самой Долгой Ночи, и теперь лишь Камень ведает о том, какая судьба постигла Брекена и Босвелла.

Многие из рассказчиков упоминали и о Ребекке, а некоторые даже утверждали, будто заика Комфри появился на свет в результате возникшей между ними любви, из-за чего Мандрейк и прогневался на Ребекку. Но время все шло, кротовьи месяцы сливались в годы, и постепенно многие кроты стали усматривать в фигуре Мандрейка нечто более страшное и грозное, чем при его жизни, а потому старались упоминать о нем пореже. Что же касается Руна, в душе которого зло укоренилось куда глубже, чем в душе Мандрейка, кроты по какой-то загадочной причине почти никогда не говорили о нем, словно полагали, будто одного произнесения его имени достаточно, чтобы навлечь беду на систему. Но, разумеется, время от времени находились смельчаки (а кого из нас не тянет порой поиграть с огнем?), которые шепотом, по секрету рассказывали о Руне страшные, запутанные истории. Брекен и Стоункроп нанесли поражение боевикам, во главе которых стоял Рун, и ему пришлось бежать куда-то очень далеко, а потом он умер от чумы. Говорили, что Рун делал с кротами что-то нехорошее и заставлял других следовать своему примеру, но никто не мог толком объяснить, что же именно он делал.

До Ребекки доходили все эти истории, но она уклонялась от участия в разговорах о Брекене, Мандрейке и прочих и лишь иногда бралась рассказать о Целительнице Розе, которую кое-кто из кротов еще помнил. Гораздо чаще она делилась воспоминаниями о дорогом ее сердцу Меккинсе, обитателе Болотного Края, отличавшемся редкостной смелостью, и слушавшие ее кротыши и взрослые кроты то дружно ахали, то смеялись.

Обитатели Данктона не отваживались наведываться в Старый лес: расположенные там туннели считались опасными, ведь в них так и остались лежать трупы погибших от чумы кротов, погребенные под землей, по которой прошелся пожар.

Один лишь Комфри знал, что лес не погиб окончательно, как всем показалось сначала. Конечно, в огне сгорели кусты, небольшие деревца остролиста и лещины, а некоторые из дубов, в первую очередь те, что росли в самой гуще леса, полностью лишились ветвей и оказались обречены на медленное умирание, утратив возможность черпать жизненно необходимые элементы из воздуха и солнечного света.

Но к исходу июня часть деревьев и растений, пострадавших от огня, вернулись к жизни. Из корней молодых осинок пробились новые