Имя для ведьмы - Надежда Первухина

Нет худшего унижения для ведьмы, чем недостойный упрек в том, что она боится! Ладно, берсерк недоделанный, я тебе покажу!

И я храбро сажусь впереди Илюшки. Удовольствие — ниже среднего, потому что конь скачет с какой-то ненормальной скоростью и его длинная грива весьма ощутимо хлещет меня по щекам. Берсерк что-то азартно орет мне на ухо, но я даже не пытаюсь разобрать слов. К горлу подступает дурнота, голова кружится, в глазах мелькают разноцветные круги… Ничего себе прогулка на лошадке! Да помело в качестве средства передвижения в тыщу раз безопаснее! Но как раз в тот момент, когда я уже считала себя наполовину покойницей, конь замер как вкопанный.

— Прибыли, — объявил Илья и буквально стащил меня с седла. — Конечная остановка.

… Это действительно конечная станция. Трамвайное кольцо с обязательной кирпичной будкой посреди переплетения отливающих синевой рельс.

Только вокруг не знакомые мне с детства гаражи, киоски и пятиэтажки, а самый настоящий лес, глухо шумящий листвой в ожидании подступающей ночи.

Странно. Как-то кругом сумрачно и неуютно.

— Куда ты меня привез? — оборачиваюсь я, и вопрос замирает у меня на губах.

Ильи рядом нет. Коня, разумеется, тоже.

— Вляпалась, — констатирует мое сознание. — Знать бы еще, во что.

Но явно не в варенье!

Я начинаю осматриваться, как десантник, заброшенный во вражеский тыл. Медленно иду вдоль рельсового полотна к зданию депо. На его табло вспыхивает надпись: «Обратные маршруты отменены».

Это какой-то дурной сон!

Ставший явью.

Хуже нет, когда сны сбываются.

Я осторожно иду к этому кошмару из моих снов — к черному обгорелому остову трамвая с нарисованной на кабине оскаленной пастью.

— Добро пожаловать в свой личный ад, ведьма! — торжествующе гремит из динамика голос Наташи.

Что ж, бессмысленно удивляться тому, что она здесь. В аду встречаются многие знакомые…

Возле Черного трамвая горит синеватым пламенем костер из старых шпал. Вокруг костра я теперь различаю почти слившиеся с неожиданным сумраком темные шатры, из которых доносится непонятный говор, смех и сладострастные стоны… Впрочем, мне, после всех шабашей, к таковым вещам не привыкать.

Рядом со мной материализуются два скелета в элегантных плащах. Костлявые руки крепко сжимают примитивное орудие сельского труда.

— О, мертвые с косами! — восклицаю я. — Вы секьюрити, что ли?

Они нервно покашливают. Видимо, я перехватила у них инициативу.

— Мы конвой, — наконец клацает челюстью один. — Велено провести тебя, куда следует.

— А… ну ведите, коли велено.

— Руки за спину! — командует скелетик.

— Парни, зачем вы так, — укоризненно говорю я. — Я же приличная женщина, а не Властилина какая-нибудь…

— Без разговоров! — Сверкающие лезвия кос звенят в опасной близости от моей украшенной шарфиком шеи.

Хочется щелкнуть пальцами, бормотнуть какое-нибудь подходящее к случаю заклинание, только ничего не получается. Ощущение такое, будто меня придавили, как гусеницу: не то что двинуться — пискнуть не можешь. Поэтому я подчиняюсь приказу и иду со связанными руками (скелеты постарались, ничего не скажешь) по высвеченной гнилушками лесной тропке. Деревья норовят хлестнуть меня ветками, я спотыкаюсь oб их невидимые в темноте корни, а сзади конвой больно тычет в спину:

— Идти! Не останавливаться!

В общем, полное бесправие.

Наконец меня приводят на большую поляну. Здесь тоже горит костер и стоят шатры. Только пламя этого костра явно магическое, а возле шатров сидят такие уроды, от которых даже мне, видавшей виды разной нечисти, становится тошно. От одной только гигантской, в рост человека, мухи с позолоченными клыками и выряженной в свадебное платье может замутить. И это еще самый приличного вида монстр!

Скелеты хватают меня за плечи и подводят ко входу в самый большой шатер, увешанный шкурами. От шкур здорово воняет, видно, выделали их кое-как…

— Мы привели ее, госпожа, — хором рявкают скелеты.

— Пусть войдет…

Голос, ответивший изнутри шатра, был каким-то бесцветным. Ненатуральным. Но мне некогда развивать эту мысль, потому что конвоиры резко вталкивают меня в шатер, и я, влетев в него на полной скорости, не удержавши равновесия, растягиваюсь на полу.

Каменном, гладком, как зеркало, полу.

Я стою на четвереньках и затравленно оглядываюсь вокруг. Высокие, из малахитовых плит, стены уходят под потолок, с которого свисают люстры, похожие на гигантские хрустальные слезы. Вдоль стен стоят золотые кадки с золотыми же деревьями. А в противоположном от меня конце этого огромного зала стоит трон под сверкающим зеркальным балдахином. На троне, поджав под себя ноги, сидит…

Девочка?

Я встаю и, постоянно оскальзываясь на гладком полу, подхожу к трону. Действительно, девочка. Лет двенадцати. С густо заляпанным веснушками носом, волосами, заплетенными в тугие косички… В светлом, салатного оттенка платьице…

И насмешливо-холодным взглядом глаз, горящих, как два зеленых светофора.

— Ну, со свиданьицем, племянница, — говорит, словно хрустальные бусинки бросает, девочка.

— Рада видеть тебя, ma tante.

Если меня все это и ошарашило, не стоит внешне демонстрировать свою растерянность. Мало ли я видела в жизни!

— Я могу присесть? — невозмутимо спрашиваю я. — И хотелось бы чего-нибудь выпить. Минеральной воды, например. Все-таки путь был утомительным. И потом… Ты не находишь, что это глупо — связывать мне руки?

Девочка заливается смехом и хлопает в ладоши:

— Будь по-твоему!

Я растираю затекшие запястья и с удовольствием усаживаюсь во взявшееся из ниоткуда кресло. Передо мной в воздухе возникает поднос с бутылкой боржоми и пластиковым стаканчиком. Надо же, какое крохоборство! Кругом, куда ни плюнь, самоцветы да золото, а на приличный стакан раскошелиться не могут. Ну да ладно, буду рада и этому.

Все-таки я выпила боржоми прямо из бутылки, проигнорировав одноразовую тару. Пусть из нее алкоголики пьют…

— У тебя дурные манеры, — заявила девочка, на моих глазах превращаясь в изумительной красы женщину лет тридцати. — Татьяна совсем не занималась твоим воспитанием.

— Серьезно? А я-то, глупая, всегда считала, что умею вести себя в обществе. Бутылочку вернуть? Все-таки, если сдать, какие-никакие, а деньги…

— Оставь себе, — хохотнула тетушка, наблюдая за тем, как я брезгливо стряхиваю с пальцев верткую зеленую ящерицу, в которую превратилась злосчастная бутылка. — Довольно! Пришло время поговорить с тобой серьезно.

Я внимательно посмотрела в ее горящие глаза:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});