Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль - Мария Тортика (Лобанова)

Вся аргументация Сталина была подчинена логике бюрократической централизации, а подчас граничила с отсутствием всякой логики, что особенно ярко видно в попытке обоснования им необходимости отказа от наркоматов иностранных дел и внешней торговли в республиках. Если «одновременно имеются все эти наркоматы и в республиках, входящих в состав Союза, – утверждал он с непререкаемым апломбом, – то выступление всего Союза, как единого государства, перед внешним миром, очевидно, исчезает, ибо одно из двух: либо мы эти аппараты сливаем и перед лицом внешнего мира выступаем как единый Союз, либо мы этих аппаратов не сливаем, создаем не союзное государство, а конгломерат республик, и тогда у каждой республики должен быть свой параллельный аппарат».[462] Доказательств здесь не было никаких, но громкие безапелляционные фразы производили на аудиторию буквально гипнотическое впечатление.

Тем не менее Раковский вступил в полемику. Вначале он перебил Сталина, произносившего заключительное слово: «Вы говорите – объединяются (наркоматы. – Авт.), а не сливаются, так что когда мы переводим из слитных в объединенные, то получится тоже объединяющиеся». Это было вполне уместное и остроумное выявление сталинского догматизма, отказа учитывать интересы республик. Да и само по себе «вторжение» в сталинскую речь являлось проявлением неслыханной уже по тому времени дерзости. Но Х. Г. Раковский этим не ограничился. Он попросил слово по «личному вопросу» для ответа Мануильскому и Сталину.[463]

Раковский выразил протест против попытки Мануильского разъединить украинских руководителей на сторонников единого государства и конфедералистов. Вопрос о конфедерации или федерации ни в ЦК, ни в СНК не стоял. «Я не упрекаю тов. Мануильского, что он ничего об этом не знает. Это естественно, потому что он ни на одном заседании не был и ни в одну из комиссий не входил по той простой причине, что его в Харькове не было… Но то, что меня удивило, это то, что тов. Сталину хочется создать аналогичную теорию. В истории партии и нашего конституционного строительства нужно внести такое представление, что вот здесь борются федералисты, конфедералисты и еще тов. Раковский наивных украинских членов ЦК ввел в заблуждение».

Оратор разъяснил сталинские подлоги по поводу формулировки о союзном государстве, относительно судьбы Наркоминдела и Наркомвнешторга. Он счел надуманным сам спор о федерации и конфедерации и в то же время отметил реальное противоречие, имевшееся в договоре об образовании СССР: что такое СССР – одно государство или союз государств? «Где же вы видели государство, части которого могут отделяться, как у нас сказано в одном пункте?»

Подголоски Сталина и он сам перебивали Раковского. «Вы говорите не по личному вопросу», – раздался голос. Пришлось объяснять, что не по его вине политическому вопросу был придан личностный характер. «На этом вопросе построена была целая система». – «Части, которые могут выделяться, как предусмотрено в конституции, – скажите, тов. Сталин, где имеется такое государство? Так вот, товарищи, я скажу: нам нужно создать одно государство, социалистическое государство». – «Это вы выбросили!» – без всякого смысла бросил Сталин.

Не обращая внимания на эту реплику, Раковский, не стремясь к искусственной конфронтации, завершил свое выступление по «личному вопросу» так: «Мы не слышали от других обвинения, которое взвалил на меня тов. Сталин. Это обвинение относится ко всем украинским товарищам. Относительно наших конкретных контрпредложений, которые на Украине приняты почти единогласно и которые тов. Сталин уже хотел дать как иллюстрацию того, что мы хотим отделяться, я здесь по личному мотиву имею право сказать, что здесь была неточная формулировка… Не в формулировке дело, а в том содержании, которое мы вложили в это социалистическое государство. Я считаю, что мы, украинцы, не меньше коммунисты, чем Сталин. Когда он в это понятие хочет внести более централистическое понимание, мы на этот счет будем спорить. И если это централистическое понимание будет принято Политбюро и Пленумом ЦК, это не отнимет права у нас считать, что оно недостаточно целесообразно, и, может быть, опыт покажет, что его нужно изменить. Значит, здесь спор идет не о различном понимании государства, этого спора нет и не может быть, а спор идет о различном содержании нашего союза».[464]

Опыт показал правоту Раковского, но начать осознание этого общество смогло лишь более чем через 60 лет, когда сохранить единое государство, разлагавшееся под грузом противоречий «реального социализма», уже было невозможно.

Если в заключительном слове Сталин еще колебался в оценке позиции Раковского (средняя между федерацией и конфедерацией), то в ответе на выступления он уже без каких-либо оснований наклеил на Раковского ярлык конфедералиста. «Украинцы навязывают нам конфедерацию», – заявил он, усматривая «зародыш конфедерации» во всех предложениях Раковского, особенно в проекте двух президиумов. Раковский – «против идеи союзного государства, против действительно союзной власти». Пытаясь найти противоречия между позициями Раковского в период образования СССР и теперь, формирующийся «вождь» с четко выраженным оттенком угрозы произнес: «Я вижу, что некоторые товарищи из украинцев за период от I съезда Союза Республик до XII съезда партии и настоящего совещания претерпели некоторую эволюцию от федерализма к конфедерализму. Ну, а я за федерацию, т. е. против конфедерации, т. е. против предложения Раковского и Скрыпника».[465] Предложения Х. Г. Раковского были отвергнуты.[466]

Но Х. Г. Раковский не сложил оружия. Едва окончилось совещание работников национальных республик и областей, как он вновь выступил в защиту подлинной федерации, как он ее понимал, против сталинских великодержавных планов на заседании расширенной комиссии ЦИК СССР по выработке союзной конституции (14 июня 1923 г.), проходившем под председательством М. И. Калинина с участием И. В. Сталина. Раковский на этом заседании был особенно активен и лишь по некоторым вопросам его робко и неуверенно поддерживали другие участники (Скрыпник, Каменев, Калинин), тогда как подавляющее большинство полностью и покорно следовало за генсеком. Предметом полемики здесь, как свидетельствует стенограмма, сохранившаяся в личном архивном фонде И. В. Сталина, было несколько вопросов.

Речь шла о принципиальных основах союзного государства. Раковский предложил посвятить этому первую статью основного закона, использовав опыт законодательства зарубежных государств. «У меня здесь имеются конституции буржуазии, – говорил он, – а наша должна быть в этом отношении лучше буржуазных конституций… Я боюсь, что нам трудно тягаться с буржуазией, мы употребляем буржуазные термины, а понимаем их плохо», – значительно более трезво, чем другие советские деятели, признавал Раковский реалии государственно-правовой мысли.[467] Однако его предложение выработать и включить в первую статью конституции формулу сущности и целей Союза было отвергнуто.[468] Сталинская группировка считала, что такая формулировка может иметь негативные последствия для ее унификаторских планов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});