Эрнест Хемингуэй. Обреченный победитель - Лестер Хемингуэй

– Эрнест и Марта прекрасные компаньоны в путешествии, – позже рассказывал мне Герберт Мэттьюс.

Перед ночлегом мы всегда находили что-нибудь из спиртного. Но даже в этих походных условиях Эрнест всегда любил насладиться сном в мягкой пижаме.

Той осенью Эрнест отпустил бороду. Он доработал статьи для «Эсквайра», давал советы по съемке фильма, написал несколько замечательных эпизодов для драмы «Пятая колонна» и покорил сердца некоторых женщин Мадрида. Наиболее восприимчивой, отзывчивой и восторженной оказалась Марта Геллхорн. Они стали настолько значимы друг для друга, как люди, ежедневно видящие смерть, окруженные героической атмосферой и занимающиеся творческой работой.

Полин каким-то образом догадалась или почувствовала из писем Эрнеста, что от старых отношений не осталось и следа. Эрнест, как и она, по-прежнему оставался убежденным католиком, такое же стойкое религиозное убеждение было привито Патрику и Грегори. В середине 1937 года Испания четко разделилась на две части. У каждой было много существенных плюсов и минусов. Либерально настроенные читатели и писатели Америки были полностью на стороне Испанской республики и ее борьбы против фашизма, возглавляемого Гитлером, Муссолини и Франко.

Полин твердо решила отстаивать то, что у нее есть, надеясь удержать это. В начале декабря она собиралась приехать в Париж на рождественские праздники и там встретиться с Эрнестом. Из-за декабрьской непогоды поездка оказалась довольно тяжелой. Но Полин приехала, полная решимости сохранить их брак.

Эрнест был настолько занят, что не отсылал сообщения по телеграфу уже два месяца. Но 19 декабря, наблюдая за атакой республиканцев на Теруэль в течение трех дней, он отправил телеграмму, полную радужных надежд и с подробным описанием событий. Тогда правительственные войска практически полностью захватили город, побеждая не только врага, но и зимние холода. Пока остальной мир ждал ответных действий генерала Франко, силы правительства захватили инициативу и, при нулевой температуре, сильных ветрах со снежными шквалами, совершили поразительный марш-бросок и захватили плато на высоте четырех тысяч футов.

23 декабря Эрнест красочно описал осень в Теруэле, освобождение дороги между Барселоной и Валенсией и о еще большей, чем прежде, безопасности Мадрида. Вместе с Гербертом Мэттьюсом Эрнест объезжал места, где гражданские лица вообще не должны были находиться, пробираясь под жесточайшей бомбардировкой и обстрелом.

Они видели, как подвижные группы пехотинцев приходили и уходили с таким запасом взрывчатки, что это повергало в шок любого человека. Быстро добившись разрешения проследовать за одним из отрядов, Эрнест, Мэттьюс и Делмер пошли по пятам за молодыми подрывниками, которые собирались подготовить подход к городу. Красные вспышки и клубы черного дыма от их мин и гранат были единственными ориентирами для писателей, наблюдавших за продвижением группы.

Вскоре после этого Эрнест сделал все необходимое для вылета из Испании в Париж, чтобы отпраздновать Рождество. После нескольких дней пребывания в столице Франции он и Полин возвратились в Нью-Йорк, а затем в Ки-Уэст, оставив многочисленных друзей, знакомых, бизнесменов и просто симпатизирующих им людей.

У Эрнеста было невероятное количество работы, требовавшей завершения, но мысли об Испании не покидали его. Он знал, что ему снова придется вернуться туда. Но он не хотел обсуждать эту тему с кем бы то ни было. Эрнест относился к этому настолько серьезно, что старался избегать любых разговоров о будущих планах.

Он понимал, что зимняя погода в ближайшие месяцы сведет действия обеих воюющих сторон к простому патрулированию и рейдам. В Испании у него были громадные, но еще не полностью созревшие планы. Он начал вырабатывать свою собственную тактику действий, подобно хорошему генералу, который не верит и не полагается на ценность информации своих советников. И как большинство исторических личностей, он добивался своего без посторонней помощи. Он достиг нового уровня.

Находясь в Испании осенью 1937 года, Эрнест иногда испытывал острую душевную боль и угрызения совести, вспоминая свой сад в Ки-Уэст. В своих сообщениях он описывал разрушения от артобстрелов и то странное чувство, приходящее к нему, когда он смотрел на поле, покрытое колышущимися голубыми цветами, которые быстро вырастали после того, как взрывы и огонь уничтожали все живое.

Трагедии в семьях многочисленных друзей были и его личным горем. Когда он приехал в дом своего друга Луиса Куинтаниллы, великого испанского художника, он ужаснулся. Нескольким членам семьи Луиса удалось выжить. Но от дома остались одни стены. Все прекрасные картины, на которые ушли годы работы, были уничтожены. Их останки висели на полуразвалившихся стенах комнат. В одном углу он заметил несколько больших кожаных переплетов. Он быстро подошел, в надежде, что некоторые из книг еще уцелели. Он дотронулся до одной, потом взял другую, но они рассыпались в его руках. Огонь превратил их в пепел.

Роберт Капа приехал в Испанию транзитом через Центральную Европу в качестве фотографа. Он побывал там, где был Эрнест, пил то же самое, что Эрнест, и шутил в его стиле. В общем, зарекомендовал себя отличным парнем. И в конце концов он познакомился с девушкой, в которую просто влюбился. Для этого невысокого, смуглого и независимого человека влюбиться было настолько невероятно, как для Аль-Капоне удалиться от мирской жизни в монастырь.

Когда Капа что-то делал, то весь мир знал об этом. Его девушка по имени Герда была нежным созданием, пробудившим все самое лучшее в этом венгре, мастере своего дела. Для Роберта она стала самым любимым человеком в жизни. Как-то они вместе ехали на машине посмотреть атаку республиканцев, и машина неожиданно застряла на дороге. Вдруг танк дружественной стороны начал совершать маневр и, неправильно оценив дистанцию, буквально срезал часть автомобиля, мгновенно убив девушку. Эрнест помог Капе преодолеть этот трагический период его жизни.

Когда волна арестов захлестнула Валенсию, Эрнест узнал, что его хороший друг профессор Роблес был заключен под стражу, спешно допрошен и казнен. Вскоре приехал Джон Дос Пассос, подозревая, что этот человек мог пострадать из-за своих взглядов на жизнь. Это заняло несколько дней, и это были мучительные дни, после чего Эрнест окончательно был уверен в случившемся. Само событие, задержка в получении информации и казнь хорошего и невинного человека стали еще одной раной в душе Эрнеста. Это возмутило его еще больше, чем смерти тысяч людей на обеих сторонах конфликта, которых он совершенно не знал.

Эрнест мог улыбнуться, увидев толстых сеньорит, пустившихся бегом в поисках укрытия при виде пикирующего самолета. Но в его глазах застывал ужас при виде убитых детей. Ира Уолферт рассказала мне, как однажды Эрнест произнес после длительного молчания:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});