Марион Фай - Энтони Троллоп

— Не совсем ясно понимаю, что значить «аккуратненькая» в применении к лошади, милый мой; но если это лестно, очень тебе благодарен.

— Это значит, что я охотно бы поездил на ней остаток сезона.

— Но что я-то буду делать, если ты завладеешь моей аккуратненькой лошадкой?

— Вы будете заседать в парламенте, или на какой-нибудь сессии, или вообще исполнять свой долг как истый британец.

— Надеюсь, что я не с меньшим успехом исполню свой долг из-за того, что намерен «аккуратненькую» лошадку оставить себе. Когда я буду совершенно уверен, что мне она больше не нужна, то дам тебе знать.

Как и всегда, скакали от логовища к логовищу; как и всегда, лисицы блистали своим отсутствием.

В два часа дамы возвратились домой, прокатавшись столько времени, сколько кучера нашли это полезным для лошадей. Мужчины отправились дальше. Несомненно справедливо, что на охоте, бывает столько случаев, когда душа терзается сознанием неудачи, что когда наконец удача является, удовольствие должно быть очень велико, чтобы вознаградить за претерпенные неприятности. Не в том только дело, что лисица не всегда выскочить как только ее найдут, и не бежит потом без устали. Это мелочи. Но когда лисица найдена, выскочила, бежит, собаки добросовестно исполняют свою обязанность, вы сидите на своей лучшей лошади, а нервы ваши возбуждены несколько больше обыкновенного, даже и тогда неудача стережет вас. Вы попали не на ту сторону леса, на которую следовало, или ваша лошадь, при всех своих достоинствах, отказывается перескочить через эту лужицу, вы сбились с дороги или, наконец, как нарочно, в самый блестящий день сезона, вы пренебрегли вашей любимой забавой и пролежали в постели. Оглянитесь на свою охотничью карьеру, братья товарищи, и подумайте, как мало в ней было безоблачных дней.

Один из таких дней выпал на долю нашей молодежи.

— Если все хорошенько взвесить, мне кажется, что лорд Льюддьютль первенствовал от начала до конца, — сказал Вивиан, когда мужчины присоединялись к дамам в гостевой.

— Кто бы подумал, что вы такой герой! — сказала сильно польщенная лэди Амальдина. — Я не воображала, чтобы вы так серьезно отнеслись к таким пустякам.

— Всему причиной то, что Готбой назвал «аккуратностью» лошади.

— Клянусь, что так; хотя бы вы мне ее одолжили. Моя попала между двух решеток и мне понадобилось полчаса, чтобы выбиться оттуда. После этого я по неволе совсем отстал от других.

Бедный Готбой чуть не плакал, повествуя о своем несчастии.

— Ты один, насколько я помню, попытался перескочить через них после Кратера, — сказал Вивиан. — Кратер полетел вниз головой и, вероятно, до сих пор там. Не знаю, где Гемпстэд пробрался.

— Я никогда не знаю, где я был, — сказал Гэмпстед, который, в сущности, первый перелетел через двойную решетку, погубившую Кратера и так сильно озадачившую Готбоя. Но когда человек настолько впереди, что его не видят, то всегда является предположение, что он где-то отстал.

VIII. Бедный Уокер

Знаменитая охота, на которой лорд Льюддьютль стяжал такую славу, происходила в конце февраля; в это время Гэмпстед считал часы до той минуты, когда ему снова будет дозволено показаться в Парадиз-Роу. В ожидании этого дня он написал дочери квакера коротенькую записочку.

«Дорогая Марион,

Пишу только потому, что не могу быть спокоен, не сказав вам, как искренне я вас люблю. Пожалуйста, не думайте, что из-за того, что я вдали от вас, и менее о вас думаю. Надеюсь увидать вас в понедельник 2-го марта. Если б вы написали мне хотя словечко, чтобы сказать, что будете рады меня видеть!

Ваш вечно Г.»

Она показала послание это отцу и хитрый старик сказал ей, что с ее стороны было бы невежливо хотя чего-нибудь не ответить. Так как молодому лорду, говорил он, разрешено им, отцом ее, ухаживать за нею, то этого-то уж он вправе требовать. Отчего бы его девочке не составить такой великолепной партии? Почему бы его дочери не сделаться счастливой женой, блого ее красота и грация окончательно заполонили сердце этого молодого лорда?

«Милорд, — ответила она ему, — буду счастлива вас видеть в тот день, какой для вас удобнее. Но, увы! могу только повторить, что уже сказала. Тем не менее я твоя.

Марион».

После этого-то лорд Льюддьютль отличился на охоте, до такой степени, что Уокер и Уатсон — два ярых охотника, принадлежавших к одному обществу охоты с Гэмпстедом — на другой день только и толковали, что о женихе лэди Амальдины.

Последняя пятница в феврале, которую от дня триумфа лорда Льюддьютля отделяли всего сутки, должна была быть последним днем охоты для Гэмпстеда, по крайней мере, до его предполагаемого визита в Галловэй. Они с лэди Франсес намерены были на другой день возвратиться в Лондон. Будущее представлялось ему одним великим сомнением. Будь Марион самой знатной дамой страны и не имей он почти права, по своему положению, искать ее любви, он не мог бы более тревожиться, заботиться, а порою и унывать. Душа его была полна ею, а между тем, он изо дня в день снаряжался на охоту и, изо дня в день, старался не отставать от гончих.

Наконец, настала последняя пятница в феврале, день, относительно которого все окружающие его питали большие надежды. Местом сборища был назначен Динмберлей-Грин, самый любимый сборный пункт в целом графстве. Слышно было, что прибудут охотники из окрестностей. Готбой был сильно возбужден, ему удалось, для этого случая, выпросить у Гэмпстеда его лучшую лошадь. Даже Вивиан, вообще не склонный к проявлениям энтузиазма, имел несколько совещаний с своим грумом относительно того, на которой лошади ему лучше ездить первую половину дня. Уатсон и Уокер сильно волновались и, среди нежных излияний тесной дружбы, порешили, что известным героям, которые прибудут от одного из соседних обществ охоты, не надо позволять пожать все лавры этого дня.

Начало было блестящее. Лисица была найдена в первом же логовище и, без всяких промедлений, понеслась куда-то.

Может быть, в таких-то именно случаях охотники подвергаются самым страшных опасностям отъезжего поля. Все вдруг скрываются с места. Собрались они толпами, лошади еще нетерпеливее своих всадников. Никто, в данном случае, не был нетерпеливее Уокера, разве его лошадь. Большая группа всадников — только что подъехавших — стояла на дорожке, близ логовища, когда в расстоянии тридцати ярдов от них перебежала дорожку лисица. Две-три передовые гончие неслись за нею. Человека два из вражьего стана занимали позицию у небольшой калитки, которая вела с дорожки в поле. Между дорожкой и полем была ограда, которую невозможно было «взять». Только и мыслимо было выбраться, что через калитку, а туда втиснулись враги, уверявшие, не сходя с места, что полезно будет дать лисице минуту передохнуть. Мысль эта, в интересах охоты, быть может, была и справедлива. Но Гэмпстед, который ближе всех своих товарищей стоял к врагам, приказал им двигаться, причем и наезжал на них. Рядом с ним, несколько влево стоял несчастный Уокер. Его патриотической душе казалось невыносимым, чтоб посторонний попал в отъезжее поле ранее одного из его собратий. Что он сам пытался, желал сделать, сложилось ли в уме его какое-нибудь определенное намерение, — никто никогда не узнал. Но к удивлению всех, видевших это, он повернул лошадь по направлению к ограде и попытался взять ее «с места». Разгоряченное животное взвилось… Если бы всадник сидел свободно, он, вероятно, слетел бы с лошади. Теперь же они полетели вместе и, к несчастью, лошадь очутилась сверху. В ту самую минуту как это случилось, лорд Гэмпстед проложил себе путь через калитку и первый сошел с лошади, чтобы подать помощь приятелю. Через две-три минуты вокруг них собралась толпа, в которой оказался доктор; разнесся слух, что Уокер убит.

Это была неправда, хотя он переломил себе несколько ребер и ключицу, страшно расшибся и пришел в себя только через несколько часов. В похвалу британским хирургам следует сказать, что 1-го ноября того же года Уокер снова охотился.

Но Уокер, со всеми его несчастиями, героизмом и выздоровлением не имел бы для нас никакого значения, если б всем охотникам стало сразу известно, что жертва — он. Катастрофа произошла между одиннадцатью и двенадцатью. Известие о ней было сообщено в Лондон, по телеграфу, с одной из соседних станций, так рано, что попало во второе издание одной газеты. В заметке этой сообщалось публике, что лорд Гэмпстед, охотясь в это утро, упал с лошадью близ Динмберлей-Грина, что лошадь упала на него и что он раздавлен до смерти. Будь героем ложного известия Уокер, оно, вероятно, в такой слабой степени возбудило бы общее внимание, что свет ничего бы об этом не знал, пока не услышал бы, что бедняк уцелел. Но так как героем являлся молодой аристократ, все об этом узнали до обеда. Лорд Персифлаж узнал об этом в палате лордов, лорд Льюддьютль слышал в палате общин. Все клубы, без исключения, порешили, что бедный Гэмпстед был отличный малый, хотя слегка тронувшийся. Монтрезоры уже радовалась счастью маленького лорда Фредерика; все пророчили скорую смерть маркиза, так как и мужчины и женщины были совершенно убеждены, что он, в его настоящем положении, не в силах будет вывести потери своего наследника. В Траффорд известие было сообщено по телеграфу стряпчим маркиза, с оговоркой однако, что, в виду свежести катастрофы, не следует придавать безусловной веры роковому результату.