Королевский наместник - Алексей Богородников

шахмат Самура.

Она с Каей и мелкими, восторженно глазеющими на неожиданную развязку приключений, спешно ринулась в дом, а я вывел Фирэлатра через парадный выход.

— Должен будешь, — отмахнулся от его навязчивых попыток выразить мне свою благодарность, — пару песен и проигрышей я тебе покажу как вернусь из столицы. Но это дело мы оформим официально с созданием гильдии бардов и расчета процентов за использование авторского произведения. Всё пока-пока, не нарушай больше.

С этими словами я закрыл за ним ворота.

Утомленно прижался к холодной створке лбом и тихо поржал. Тридцать лет чуваку, а умом ребенок.

Раздеваясь на ходу, я ринулся к горячему бассику. Наконец-то прелесть того, о чем с придыханием говорят влоги туристов с японских онсэнов, коснется и меня!

Я поднырнул с разбега в бассик, проплыл под водой, задыхаясь от ощущений, вынырнул с другой стороны и нос к носику столкнулся с Каей. Лисодевочка прилегла на бортик, маняще сверкая ярким золотом прекрасных глаз.

— Джеррррк, — сказала она, — тебе не потереть спинку?

В меня, словно поршнем, кубов тридцать обезволивающего вкололи от её слов. Ей же тут неделю без меня жить, расстраивается поди. Осторожно приподнявшись, обхватив её лицо ладошками крепко-накрепко поцеловал в губы.

— Я тоже буду скучать, Кая, — постарался убедить лисодевочку, — но потереть спинку быстро превратится в пожар на воде. А нам тут еще жить так-то. Потерпи!

Она недовольно фыркнула, но милостиво меня простила.

Я оттолкнулся от бортика и поплыл. Но не на спине, глядя в роскошное звездное небо, как первоначально планировал, с видом а-ля «like a boss», а на животе, тяжело рассекая солёную воду.

Всё дело в том, что у моего тела внезапно появился киль.

Глава 27

Мне хватило минут тридцать в горячей воде, она всё прибывала и температура повышалась. Когда вода стала захлестывать бортики, я таки вылез.

Сами ощущения были смешанные: вода казалась сильно горячей, если вступать ногами, но быстро скатывалась до комфортного тепла. Немногим меньше пятидесяти градусов, грубо прикинул я. Булькающая труба выдавала на первый взгляд бесцветную жидкость, но сама вода в бассейне уже казалась красноватой. Потому что ионы железа окисляются, да? В общем, кайфушечно: подставляешь голову падающему снежку, пузырьки горячей воды шныряют по телу, разнося полезные минералы, а ты такой: ух, да мне все короли сейчас бы позавидовали. Еще бы пару пихт и елей рядом с бассейном поставить для оглушающе хвойного запаха.

Надо по примеру Японии сделать открытые источники в Самуре любым желающим для согрева ног — твёрдо решил я. Хотя бы три-четыре небольших, выложенных простым гранитом, по городу. Это показатель комфорта и заботы о простых гражданах. Пусть всякие-разные попаданцы строят галактические империи и сжигают своихчужих граждан в топке войн. Мы такое всем КОМом осуждаем.

Вытащив своё тельце, дошел до начала трубы и заткнул заглушкой, в виде болта, вкладываемого в трубу, предусмотрительно сделанного Верлитой. Воду эта затычка конечно пропускает, но не критично.

Я прошлепал в особняк с голым торсом, вытираясь на ходу полотенцем. Падал небольшой снежок, приятно освежая моё распаренное тельце. В клубе пара открыл дверь, накидывая рубаху, и мне представилась идиллическая картина: мелкие уснули на диване. Кая и Аиша играли в шахматы за столом, принцесса давила зевки.

— Знаете почему цыган не пускают играть в шахматы? — благодушно спросил я.

— Да мы даже про цыган не знаем, — всё же не удержалась и зевнула принцесса.

— Это специально выведенный на конец света народ, — объяснил я, присаживаясь к ним, и хватая запотевший крухан с нефильтрованным свежим пивасиком.

Судя по всему, Кая его притаранила специально для меня, а Аиша, сотворив лёд, держала холодным. Так что я благодарно салютанул им стакашком.

— И что он делает? — заинтересовалась Кая, — этот специальный народ.

Всадников Апокалипсиса у них не было — эту роль исполняли пацаны вроде назгулов, рыцари смерти на черных коняшах. Числом их было девять, и когда они поднимутся из глубин океана — миру конец. Так гласила легенда.

— Едрена-Алёна, — удивился я, — как что? Ворует коней у рыцарей смерти. Без коня рыцарь уже не торт. Лишенный мобильности, рыцарь смерти запинывается издалека лучниками, хоронится копьеносцами, закидывается камнями и просто кучками навоза. Потом его поджигают и радостные сервы греются вокруг шевелящейся кучки, потрескивающей яркими искрами. Крестьяне водят хороводы, поют народные песни и загадывают пошлые желания.

И часто эти пошлые желания исполняются? — прикусила на мгновение верхнюю губку Аиша.

Я почувствовал от неё мимолетнее дыхание похоти. Мозги у принцесски есть, но заточены прямо на одно: всё и сразу. Завтра разошлет гонцов искать мифических цыган, потом возьмется за поиски рыцарей смерти.

— Это просто легенда, — потряс я круханом, — Джерк Хилл не легенда, но рядом и уже исполняет ваши желания. Вот вы нетерпеливые!

— Обидно нам время терять, — вздохнула она натужно, и Кая согласно поникла ушками.

Будто бабки какие: скамейки им не хватает, семечек и платочков для образа.

— Обидно, — выразительно сказал я, — когда в карете щеки трясутся, а грудь нет. Генерал Веселье, а это я, отважно снимет с вас депрессию, расстегнет уныние, приспустит хандру. Но только с шестнадцати, — так что бегом в кровать, пока я не передумал! В партии объявляю боевую ничью.

Разогнал бабок, взвалил Рису на одно плечо, Верлиту на второе и донес до спальни.

Потом спустился, допил оставшееся пиво, двинул к себе. Камин в комнате уже разожгли: думаю Кая постаралась, так что я довольно свалился на кровать и больше ничего не помню. Реально, горячие источники расслабляют так, будто тело рассыпается на атомы, и ты ничего не ощущаешь — только покой. Глаза закрыл и отъехал мгновенно.

Вынырнул я из сна, будто синхронистка на Олимпиаде: раз — и уже на поверхности, растираю моську. Тихо, только птичка какая-то на каштане рядом с домом несмело чирикает. Наверно принцессу боится разбудить.

Сакура, решил я отжимаясь, нам нужна сакура рядом с домом. Эти деревья даже зимой розовенькие. Группа из сакуры оттенит благородную красоту дома, их хозяев и дух спортивного гедонизма, витающий в воздухе.

На волне позитива я проскочил в зал, подбросил дровишек в печь, поставил чайник и задумался о будущем этого дня. Машинально проверяя в который раз инвентарь, я обратил внимание на один камень, с лаконичным названием «самурский известняк». Кубик его будто состоял из ровных пластов светло-желтого камня. Здесь я вспомнил про немецкий Зольнхофен и его роль в книгопечатании. Вернее, в переносе изображения с камня на лист: методе, именуемым литографией. А мы тут поначалу гравюры собрались из металла вырезать. Ведь