Медный гамбит - Линн Абби

— То есть Квирайт твой фокус?

— Может быть. Так ты собираешься входить, или будешь продолжать лгать и бегать кругами, пока я не вспашу эту твердую землю твоей черепушкой?

Йохан указал в сторону домика Телами, к которому он, совершенно случайно, отступил. Через открытую дверь можно было видеть легкие одежды друидов, развеваемые мягким, неестественным ветерком. Он не видел Телами, но она, без сомнения, была там, делая то, что она делала всегда. Она играла в кости со стражем Квирайта — судя по словам Йохана — но сейчас ставки стали выше, так как Дракон был убит и Атхас изменился.

И потому что ставки достигли максимума, Йохан уверен, что он должен сказать все, что у него на уме. Он: десять лет в приюте для темпларов, десять лет жизни темпларом. Он сам не доверяет своему собственному мнению. Почему кто-нибудь другой?

Его кишки подали голос: прошлой ночью он хорошо выпил, и с тех пор ничего не съел.

— А если я смогу убедить их, — сказал он, говоря скорее себе самому, а не Йохану, — если они послушают меня, и я окажусь неправ… Они будут полные идиоты, если послушаются городского червяка, вроде меня.

— А что будет с тобой, если судьба докажет, что ты был прав и ты умрешь, зная, что мог сохранить Квирайт, не дать ему умереть, сохранить Урик в живых, если он волнует тебя больше, чем Квирайт. Что случится, то и случится, Павек, правда? Ты опять играешь в игру, и на этот раз ставка — твоя жизнь. А может быть ты все-таки достаточно храбр, и можешь заставить Бабушку и остальных поверить тебе?

Когда дело пошло таким образом, когда разъяренный дварф смотрит и говорит в таком тоне, выбора действительно нет. Мужчина должен не колеблясь пересечь порог, или этот мужчина совсем не мужчина. Но он совершенно не собирается отступать. Павек выставил вперед челюсть и вошел в дом.

Телами сидела на своей кровати, слева от нее была чашка с чаем, справа сидела Акашия. Остальные друиды — человек восемь, не включая Руари — стояли вдоль стены или сидели на полу, среди них была и дюжина фермеров.

Все лица повернулись к нему, улыбаясь, приветствуя его, кое-кто называл его по имени и кланялся, как если бы он не заставил их ждать неизвестно сколько времени… и как если бы они не слышали впечатляюший конец его дискуссии с Йоханом. Сама Акашия предложила ему чай. Если бы это сделал кто-нибудь другой, он безусловно взял бы, но он не мог встретиться с ней глазами или доверить своим дрожащим рукам взять у нее чашку, не расплескав чай.

Тень упала на пол перед ним из дверного прохода за его плечами: Йохан стоял сзади, рука легла на его ребра и мягко подтолкнула вперед. Он подумал — понадеялся — что это был сигнал двинуться вперед, и занять незаметное место в самом углу. Но эти надежды умерли. Он сделал один шаг, и его рубашка окостенела, как будто ее схватила челюсть иникса.

— Павек готов говорить, — объявил Йохан. — Не правда ли, Павек?

Итак, он будет говорить, вначале мягко, а там посмотрим. Лицо Телами было совершенно спокойно. По ее глазам, по-видимому смотрящим в другое время и место, нельзя было ничего прочесть. Акашия, как он заметил спустя мгновение, вообще не могла глядеть на него, как и он не мог глядеть на нее. Но все остальные глядели на него во все глаза, хотя и не так внимательно как сам Йохан.

Он рассказал им о Лаге: как он видел, как его делают, как он убивает, и потом, без всякой причины, он рассказал им о Звайне.

— Он потерял своего отца от этого яда, — не имеет значения, что мальчик сказал, что этот безумец не был его отцом, — и мать. Сейчас он сирота на улицах Урика. Один из простых граждан Урика, один из тех, которым, как вы говорите, вы хотите помочь. Что хорошего зарнека дала ему? Он не в состоянии позволить себе купить Дыхание Рала; да и эта штука никогда не сможет заполнить пустоту его жизни. Она не защитит его от охотников за рабами и сексуальных маньяков, которые на улицах Урика охотятся на сирот, вроде него. Вообразите себе его, потом спросите себя, насколько ему важна ваша драгоценная зарнека, потому что он не собирается пользоваться Дыханием Рала, зато ему придется жить среди хаоса и разрушения, которые Лаг внес в наш мир…

Слова перестали вытекать из него также внезапно, как и начали. Его голос, который поднялся почти до рева, внезапно исчез. Язык, без признаков жизни, улегся на дно рта. В домике внезапно воцарилась мертвая тишина. Все глаза смотрели на него, даже глаза Акашии. Все рты были молчаливо разинуты, даже рот Телами.

И он понял, с дрожью в коленях, что он не один. Сущность стража текла через него, как она текла через Акашию, когда та лечила, или когда она текла через Телами, когда та незримо для глаз летала с одного края Квирайта на другой. Это страж выбирал слова для его речи, это он решил говорить. Страж дал ему силу и убедительность, которые невозможно было игнорировать.

Он попытался было заговорить, объяснить всем, что случилось и извиниться, но страж закончил с ним. Его сушность стекла с него, оставив его сухим, прокрутилась как вода по его ногам, как вода или ветер. Только благодаря кулаку Йохана, который все-еще держал его за рубашку, он смог остаться на ногах.

— Я — я не — я кончил, — пробормотал он, прежде, чем Йохан тряхнул его.

— По моему он говорил хорошо, — сказал кто-то, чье лицо Павек не видел, а голос не узнал, но это был не друид.

Шепот наполнил домик, пробежал сзади него и по бокам, но не перед ним, так как ни Телами, ни Акашия не казались обрадованными его речью.

— Ты действительно хорошо говорил, — наконец сказала с поклоном старая женщина, ее холодный голос подтвердил то, что видели его глаза. — Но твой Звайн не самый обыкновенный житель Урика. Мы не сможем улучшить будущее Атхаса, если будем думать только судьбах сирот, живущих под улицами города, бегающих как крысы в поисках пищи и поддающихся искушениям.

— Звайн, — запинаясь начал Павек, стараясь найти слова, которые объяснили бы всем, насколько обычным был этот мальчик в жестоком мире Урика, так отличающимся от Квирайта.

— обречен, — закончила за него Телами, и, судя по ее осанке и блеску глаз, сейчас страж тек через нее. — Ничего нельзя делать для него. Мы должны думать о тех, кто выживет. Они — будущее. Ради них мы не сожжем наши кусты зарнеки. Но мы здесь не трусы, скрывающиеся от врага, с которым не в состоянии померяться силой. Мы вернемся в Урик. Мы изучим этот яд, Лаг, этого Верховного Темплара и его миньонов. И мы разрушим все его планы без…

Внезапно Телами упала, схватившись руками за живот и чуть не скатилась с кровати на пол. Акашию, которая сидела справа от нее, охватила паника, это было видно по ее лицу и голосу, но она отдавала точные и резкие команды: Освободить дорогу. Пусть будет больше воздуха! Принести воды! — и паники не было в ее руках, которые баюкали старую женщину, к которой все почтительно относились, как к Бабушке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});