Донецко-Криворожская республика: расстрелянная мечта - Владимир Корнилов

Магидов даже умудрился организовать медицинское обслуживание рабочих. 15 февраля в Харькове были собраны представители больничных касс города, создавших страховую группу. Эта конференция постановила открыть санатории для больных туберкулезом рабочих — в частности, в загородном ресторане «Версаль». Данный опыт распространился и на другие города региона. Санатории для рабочих решено было открыть в Мариуполе и на Святых горах. Кроме того, под эгидой наркомата труда ДКР состоялась муниципализация аптек всей республики, что якобы привело к большей доступности лекарств для населения[582] — во всяком случае, газеты того периода, жалуясь на нехватку продовольствия или керосина, никогда не жаловались на дефицит лекарств.

Нельзя сказать, что наркомату труда Донецкой республики удалось многое сделать — все — таки львиную долю его начинаний реализовать не успели. Однако можно констатировать, что за столь короткий период деятельности наркомата был реализован ряд очень серьезных социальных реформ. А некоторыми плодами этих реформ (в частности, 8–часовым рабочим днем и ежемесячными отпусками) жители данного региона продолжают пользоваться и ныне. И еще неизвестно, долго ли у них будет сохраняться такая возможность.

НЕ ХЛЕБОМ ЕДИНЫМ…

Примерно треть декларации о деятельности правительства ДКР, принятой сразу после его сформирования, была посвящена образованию. Документ гласил: «Совет Народных Комиссаров, возлагая главную работу по народному просвещению на рабочие культурно — просветительские организации, приступит к учреждению Советов народного образования, к широкой постановке внешкольного образования и дошкольного воспитания и в первую очередь к созданию обширных колоний для детей трудовой бедноты, к введению всеобщего бесплатного обучения и переустройству школы на началах однотипности трудового принципа самоуправления учащихся и политехнического образования»[583].

Ответственность за это направление работы была возложена на наркомат народного просвещения Донецкой республики, возглавляемый Михаилом Жаковым. Тот буквально на следующий день после опубликования вышеназванной декларации публично обратился к представителям культурно — просветительских, общественных, профсоюзных организаций и партий с призывом собраться 21 февраля на «совещание по организационным вопросам в деле народного просвещения»[584].

Жаков Михаил Петрович

Родился в 1893 г. Большевик с 1911 г. Историк. Профессор.

Биография этого наркома ДКР наименее всего изучена. В Интернете даже гуляет байка о том, что Жаков являлся «родственником Ленина» (авторы легенды явно перепутали наркома с дальним родственником Ильича, который ныне является священнослужителем а России). Некоторые мемуаристы называли его «ростовским рабочим». При этом, судя по его деятельности, Жаков был одним из самых образованных деятелей ДКР. Выпускник Института Красной профессуры.

Вся его публичная деятельность связана с другим наркомом ДКР — Семеном Васильченко. Известно, что в 1915 г. они вдвоем, отбывая ссылку в Иркутске (Жаков служил в городской лаборатории), создали подпольным «Союз сибирских рабочих» и нелегально выпустили два номера газеты «Пролетарий», за что вскоре были арестованы и находились в иркутской тюрьме вплоть до Февральской революции.

Осенью 1917 г. Жаков уже является одним из лидеров большевиков Ростова, настаивает на объединении Донской области с Донкривбассом, вместе с Васильченко издает на Дону газету «Наше знамя». Являлся делегатом 11 Всероссийского съезда Советов, провозгласившего победу Октябрьской революции. Ему приписывают фразу, сказанную осенью 1917 г.: «Мы утопим в крови Каледина, если он пойдет на Ростов!» Однако бежать из Ростова пришлось Жакову, который с Васильченко прибыл в Харьков. В 1918 г. — один из редакторов «Донецкого пролетария», нарком просвещения ДКР. В марте вместе с Васильченко и Филовым вышел из Совнаркома, протестуя против идеи вхождения ДКР в состав Украины.

В конце 1918 г. уже появляется в Казани (был секретарем райкома и губкома). С 1921 г. — в Ростове, служил в обкоме. С 1922 г. (с перерывами, вызванными арестами) — на преподавательской работе в Институте истории Комакадемии, автор воспоминаний о революции, книг по доклассовой истории (например, «Отражение феодализма в Мэн — цзы»),

В 1928 г. был исключен из партии за троцкизм, восстановлен в партии и в институте в 1929 г. после личного приема у Сталина. Расстрелян в 1936 г. как «матерый троцкист», «террорист» и «критик теории Энгельса о происхождении первобытного общества».

Наброски структур наркомата

Уже на IV областном съезде Жаков собственноручно набросал просвещения, сделанные наркомом М. Жаковым несколько вариантов схем структуры наркомата (эти черновики сохранились в архивах)[585]. На заседании областного комитета ДКР 18 февраля предложенная Жаковым структура была утверждена. При наркомате создавалась областная комиссия по народному образованию, которая состояла из ряда отделов, включая отделы внешкольного и дошкольного образования[586].

19 февраля нарком просвещения освободил от занимаемой должности попечителя Харьковского учебного округа профессора Ивана Красуского, взяв его обязанности на себя[587] (злая ирония судьбы: в конечном итоге коммунист Жаков и кадет Красуский были расстреляны примерно в одно и то же время). А 9 марта Жаков опубликовал обширную инструкцию местным комиссарам и комиссиям народного просвещения. Этой инструкцией под страхом трибунала он запрещал вмешательство представителей городских дум или земских учреждений в работу комиссаров образования, назначенных местными советами. Комиссары по делам образования наделялись широкими полномочиями для решения текущих проблем, связанных с функционированием учебных заведений и финансированием их деятельности.

«Надо действовать быстро и решительно, в большом масштабе, — указывал в инструкции Жаков. — Необходимо совещаться с учителями и вовлекать их самих в работу. Однако полагаться исключительно на организованность и революционность работников в деле народного просвещения, к сожалению, не приходится большей частью даже в области отстаивания их собственных нужд. Учителя должны быть настолько же обеспечены, как и другие интеллигентные работники. Их свободное время нужно использовать для культурной работы в широких массах, а не для растраты последних сил на частные уроки из — за куска хлеба»[588].

Главной проблемой наркомата, как и во все времена, была постоянная нехватка средств, выделяемых на образование. 15 марта 1918 г. Совнарком ДКР перечислил ведомству Жакова 200 тыс. рублей, чего было недостаточно. Поэтому содержание учебных заведений частично покрывали местные советы — кто как умел. К примеру, Екатеринославский совет для содержания школ ввел дополнительный налог на рестораны — по 20 % с каждого счета клиента. На ряде крупных заводов рабочие договорились отчислять по 0,5–1 % своей зарплаты на содержание школ и дошкольных заведений[589].

Из — за проблем, связанных с содержанием и отоплением школ, Жаков 22 февраля был вынужден издать приказ о сокращении учебного года хотя бы для выпускников: «Ввиду создавшихся тяжелых экономических условий, полной непродуктивности занятий в настоящее тяжелое время и нужды в интеллигентных силах предписываю педагогическим советам закончить занятия в выпускных классах… и выдать полные аттестаты по образцу прошлого года не позже 14 марта сего года»[590].

Но вместе с тем власти ДКР боролись против попыток закрывать школы на местах. Исполком Екатеринославского совета 25 февраля принял постановление, в котором предупреждал, что закрытие школ «будет считаться саботажем» и пригрозил виновных «наказать со всей суровостью законно революционного времени»[591].

Как бы тяжело ни было в тот период, но находилась возможность открывать новые школы. Так, была открыта школа на Сорокинском руднике, поначалу располагавшаяся в бараке, открылась средняя школа в селе Кабанское Купянского уезда[592].

В те дни по всей России велась дискуссия по поводу того, какой должна быть новая «пролетарская» школа. Конечно, образование виделось бесплатным, что и было закреплено в Донецкой республике. Но из столицы России ставилась задача «смести буржуазную школу со всеми ее формами, содержанием, с ее учебниками и буржуазным преподавательским персоналом», «создать истинную народную школу, которая воспитала бы не сторонников и заступников капитала, не прислужников буржуазии, не рабов ее, а сознательных социалистов — интернационалистов». С этой целью в школах России и, само собой, Донецкой республики отменялись телесные наказания, а заодно с ними отменялись и домашние задания. Это объяснялось так: «Учителя должны вести более разумную и интенсивную работу в классе, что устранит перегруженность учеников работой и откроет им возможность к постепенному и, главное, своевременному самоопределению. Задавание уроков на дом не дает простора и свободы выбора детскому развитию»[593].