Для кого цветет лори - Марина Суржевская

Он смотрел на разгул стихии, на ветер, клонящий деревья к земле, на осколки витражных окон, что брызгали цветными каплями от приступа его ярости.

С севера движутся войска. Слова Кристина звучали в голове, но не вызывали никаких эмоций. Они ждали этого, готовились, разрабатывали стратегию… Сейчас Рану было наплевать. Ему стало наплевать на все. Цели, планы, завоевание… все стало безразлично. Война больше не вызывала интереса, не приносила удовольствия.

Для чего все это?

Темный дар вернулся, он больше не был калекой без магии, он стал сильнее, чем был раньше. Но… но радости это не принесло. Без души трудно радоваться, к сожалению. А его душа, вернее, ее остатки, сдохли в муках за этим завтраком.

Ребенок…

Ран поднял голову, всматриваясь в нависающую над головой черно-лиловую тучу. Несколько мгновений, когда он… почти верил. Судорожно просчитывал в голове, сбивался, вспоминал, что он лишен дара, а значит, а вдруг, а возможно… не верил. И верил. Глупость. Он позволил себе надеяться. Допустил слабость.

Надеяться на то несбыточное, что всегда сидело внутри занозой. Невыполнимое, несбывшееся, невозможное. То, чего не будет никогда и ни при каких обстоятельствах. Мутное окно в маленьком домике, где сидит на диване чужая семья, а он стоит с другой стороны и смотрит. Так будет всегда. Он — с другой стороны. Реальность, в которой он усомнился.

Но реальность всегда напоминает о себе и бьет наотмашь, не позволяя забыться.

До появления в его жизни того дома и картины чужого счастья, Ран не задумывался, что в его семье было что-то не так.

До появления в его жизни раяны, он не желал получить это для себя. Оникс что-то изменила в нем. Рабыня, пленница, игрушка… Он играл, не замечая, что игра давно перестала идти по его правилам. Он стал рабом своей рабыни, привязанный столь крепкими путами, что выдрать Оникс из себя оказалось невозможно. Лори? Нет. Его запах имел значение лишь в начале. Или он не имел значения никогда? Всегда была только она, только Оникс. С первой минуты, как он увидел ее глаза в той убогой Обители Скорби, затерявшейся на севере Сумеречной Империи.

Тварь.

Если бы он мог сомневаться…Если бы она хотя бы сказала, что ее взяли силой. Он бы поверил. Но Оникс все отрицала… Зачем?

Допрос Рии, Флери и еще двух служанок он провел сразу же, после битвы с отрядами Итора и Шорского князя. Тайно, пригрозив отправить в подземелье, если хоть слово об этом разговоре коснется слуха Светлейшей. И все они в один голос, но независимо друг от друга подтвердили, что комнаты Оникс Анрей посещал. Задерживался иногда на час, и что делали за закрытыми дверями эти двое, никто не знал. Рию за эти слова Ран едва не убил. Сдержался. Повторный допрос сегодня утром ничего нового не добавил. Да, Итор посещал Светлейшую. Да, беременности два месяца…

С Ошаром у раяны близости не было, это Ран выяснил сразу. А за случившиеся несколько прикосновений и поцелуй владыка расплатился жестоко. Но вот Итор… Советник сбежал, и выяснить правду под пытками было невозможно.

Даже ненависть и ярость у него стала какой-то иной — безжизненной.

… Им было, кажется, по семнадцать, когда понесла одна из рабынь. В Цитадели случился переполох, каждый мальчик с начала появления в Долине Смерти, знал, что сумеречные не могут иметь детей. Это было проклятие дара, магия выжигала из них болезни, продлевала жизнь, исцеляла, но взамен лишала потомства. В юности это казалось совершенно неважным. Сила, мощь, власть и вседозволенность вместо семьи и орущих наследников? Прекрасно. Тогда они лишь ухмылялись и отпускали пошлые шутки.

Поэтому беременность рабыни стала не просто неожиданностью, а почти шоком. Наставники очень быстро удалили девушку из Цитадели, но слухи просочились. Псы умели подбирать случайно оброненные слова, проскользнувшие эмоции, туманные намеки. Ребенок был от Итора. Так сказал Мастер, бросил в сердцах, изменив своей неизменной невозмутимости.

— Но ведь это невозможно? — спросил тогда Ран.

— Для вас — да. — Неохотно ответил мастер. — Но не для Итора. У него иная природа магии, отличная от остальных сумеречных…

Молнии били, не переставая, оставляя на черном камне башне белые полосы. Ран сжал кулаки. Он не хотел видеть Оникс. Все, на что его хватило — это сдержать свое обещание и не причинить ей вред. Но видеть, слышать ее оправдания, слова, убеждения — было выше его сил. А самое страшное — он хотел ей поверить. Хотел просто сделать вид, что верит, смириться, промолчать о посещениях ее спальни Анреем. Он хотел сохранить эту иллюзию, в которой Оникс улыбается ему и делает вид, что любит. Желал предать самого себя ради этой улыбки. Снова вывернуть себя наизнанку, а потом подыхать, ожидая рождения малыша. Каким он будет? Светловолосым и сероглазым? Разве не все равно, лишь бы она была рядом?

Нет.

Он не сможет, несмотря на свою тягу к ней. Жить так он не сможет.

Ран сжал виски ладонями, словно хотел выдавить из своей головы воспоминания и чувства. Хрипло рассмеялся. Архар, он даже находил определенную иронию в давнем обещании Оникс. Все-таки раяна его уничтожила, выжгла до тла, оставив лишь пустую оболочку.

Он сжал кулаки и медленно разжал, заставлял себя успокоиться. Чернота над головой медленно редела, расползаясь неопрятными клочьями.

Аид развернулся и пошел к лестнице.

ГЛАВА 22

Оникс застонала, поднесла ладонь к голове, нащупала корку запекшейся крови. Распахнула ресницы и снова застонала от света, брызнувшего в глаза.

— Ну наконец-то. Я думал, ты никогда не очнешься, — голос показался знакомым, и Оникс недоуменно моргнула.

— Советник Итор? — голос не подчинялся и слова она прошептала.

— Вижу, что и с памятью у тебя все в порядке, Светлейшая. — Анрей Итор отвесил шутливый поклон.

Оникс приподнялась, села. Осмотрелась. Нахмурилась.

Она находилась в красивой, богато украшенной комнате и даже могла бы восхититься убранством, если бы оказалась здесь при иных обстоятельствах. Сейчас же Оникс понимала лишь то, что Ошар ударил ее, лишил сознания, чтобы доставить сюда. А значит, ничего хорошего от подобного визита можно не ждать. На ней по-прежнему было ее светло-зеленное платье, грязное и местами порванное еще в подземелье, ноги босы. Во рту пересохло.

— О, понятно. — Раяна окинула советника презрительным взглядом. — Слово Светлейшего Владыки так же ничтожно, как и сам владыка.

— Увы, — советник отошел к столику, налил себя вина из хрустального графина. Выглядел он, как всегда безупречно: синий камзол, расшитый серебром, каскады кружев, перстни с камнями на всех пальцах. Только правая рука была замотана тряпицами, что несколько портило общую картину. — Ты права, Оникс. Ошар — недостойный правитель. И вас должна порадовать новость, что его больше нет.