Леон - Марина и Сергей Дяченко

ожидала свадьба совсем иного толка.

Когда через некоторое время я заявился в тюрьму, стражники встретили меня чуть ли не слезами: боевые маги пытались сбежать. На них истлевали веревки, плавились цепи, решетки ржавели сами собой, и всем ясно было, что проще сохранить огонь за пазухой, чем этих страшилищ взаперти. Счет до побега шел на минуты; я ухмыльнулся и один вошел в самую темную, самую мрачную камеру, где, прикованные к стене и решетке, с кляпами во рту и мешками на головах, содержались пираты.

Одежда пленников недавно принадлежала другим людям, побогаче и поприличнее – шелк, бархат, тонко выделанная шерсть, и все это готово было теперь превратиться в лохмотья. Пираты не берегли одежду – рассчитывали снять новую со следующих жертв. Их капитан, когда-то бывший крысой, выделялся и здесь: на нем был элегантный сиреневый камзол.

– Я дал вам шанс стать людьми, – сказал я укоризненно. – Что же вы так?

Они узнали мой голос и попытались сопротивляться – насколько позволяли путы. Капитан в сиреневом камзоле сумел даже выпустить небольшую молнию. Разряд запрыгал по ржавеющей решетке, пират, прикованный рядом, невнятно вскрикнул – его ударило током.

Я по очереди сдернул мешки, нахлобученные им на головы. Вспомнил мокрых мышей, глядевших на меня с необитаемого берега; Герда тогда была права, надо было так и оставить. Но я пошел на поводу этически-ориентированной магии.

Четверо пиратов смотрели сейчас, как те мыши. Пятый, в сиреневом камзоле, мысленно расчленял меня, жег и опять расчленял.

– Предпочитаете экзотические цвета? – спросил я у него. – Вы открытый, жизнерадостный, охочий до приключений человек?

Четверо готовы были просить о милости, но не знали как. Бывший крысеныш молча искал пути к бегству.

– Я знаю, вы вовсе не плохие, – сказал я с улыбкой. – Во всяком случае, вы, четверо. Тяжкая жизнь, вечная качка, абордажные крюки… Ножи, тесаки, чьи-то кишки на палубе… Разумеется, вам непросто пришлось. Теперь я дарую вам свободу.

То ли они были не в себе после удара о воду, то ли глупы от рождения, но четыре пары глаз уставились на меня с бешеной надеждой. Или они помнили момент, когда я на острове вернул им человеческий облик и собирались пользоваться моей снисходительностью до бесконечности?

– Вы свободны, – я отвернулся, не произнеся больше ни слова, не сделав ни движения. Со звоном рухнули проржавевшие кандалы – грохот получился такой, что в камеру ворвались, преодолевая ужас, стражники с пиками наперевес…

…И остановились, выпучив глаза. В камере стало просторнее, цепи валялись на каменном полу, а под закопченным потолком вились четыре крупные мухи.

Превращаясь в насекомых, пираты не оставили снаружи одежду. Штаны и рубахи, снятые с жертв, сделались частью мух – и крылышек, и ножек, и хитина.

Пятый пират, оставшийся человеком в сиреневом камзоле, смотрел на меня и тяжело дышал. Он сразу понял, что у него особая участь, но не знал, радоваться этому или ужасаться.

Мухи, побившись о стены, отыскали зарешеченное окно и ринулись на свободу. Радостно закричали чайки снаружи, за стенами, на несколько голосов. Стражники, наоборот, онемели.

Завтра в городе обо мне будет столько легенд, сколько не было, наверное, за всю историю Кристального Дома. Накануне свадьбы – просто замечательно.

* * *

Я хранил Герду от городских новостей, а она и сама не рвалась о чем-то расспрашивать. В настенном календаре вычеркивала каждый прошедший день – как заключенный, ожидающий освобождения. Гулять по-прежнему не хотела, только поднималась на холм рядом с домом и смотрела на море. Кто-то из моих братьев был постоянно рядом – ради приличия, говорил я. И еще мне не хотелось, чтобы Герда оставалась одна.

Последнюю примерку свадебного платья Герда вынесла, как мужественный узник выносит пытку. Платье было простое, ровное, но со множеством деталей на расшитых рукавах: цветные бусины означали здоровье, костяные завитушки обещали много детей, нашитые на ткань монетки символизировали богатство. Герда смотрела в зеркало без восторга, но и без того отвращения, которое охватывало ее на прежних примерках.

Готовое платье водрузили на манекен. Герда вычеркнула в календаре еще один день – и оказалось, что свадьба уже послезавтра.

– Леон… мы правда уедем?

– Конечно.

– И все будет как раньше?

– А почему ты сомневаешься?

– Первым делом мы зайдем в кофейню на берегу, – мечтательно сказала Герда. – Там круассаны, которые ты любишь.

Я вспомнил круассаны и засмеялся:

– А еще там круглые булки с лососем и зеленью, которые ты обожаешь.

– Я сама буду говорить с Форнеусом. – Она посерьезнела. – Я первая.

– Нет, я первый, я ведь тут за старшего.

– Не важничай. – Она обняла меня. Мне показалось, что мы снова плещемся в теплой воде с пузырьками и светит яркое солнце.

– Я видела паруса на горизонте, – сказала Герда. – На свадьбу соберется целый флот… Ничего не слышно о наших пиратах?

Она спросила так легко и небрежно, что я понял: она постоянно об этом думает, ей неприятно говорить, но и молчать уже больше нельзя.

– У меня для тебя сюрприз, – сказал я. – Завтра, накануне свадьбы, будет еще одно… приключение.

– Что-то случилось? – Она отстранилась, заглядывая мне в лицо.

– Только хорошее.

* * *

Накануне дня свадьбы я пригласил Герду на прогулку по городу и улыбался так таинственно, что она не стала отказываться даже для вида. Открытую повозку прислали из мэрии. Родители и братья остались дома – много было дел накануне свадьбы; столько наемных слуг наш дом никогда не видел, а ведь каждому надо было дать распоряжение.

Погода была восхитительная, я подозревал, что тут не обошлось без дяди. Герда, много дней добровольно проведшая взаперти, соскучилась по солнцу и простору. Она улыбалась, тоже впервые за много дней; ее мысли так ясно отражались на лице, что я мог читать их, ни о чем не спрашивая.

Завтра свадьба. А послезавтра, думала Герда, мы будем свободны и поедем объясняться с Форнеусом… При мысли об этом объяснении улыбка ее померкла, но тут же оживилась снова: наставник все поймет. Леон знает, что делает, он гораздо умнее меня…

Мы въехали в город. Я поднял полог над повозкой, чтобы зеваки не глазели на Герду, и взял ее за руку.

– Ты спрашивала насчет пиратов? Ты была права: надо было оставить их в мышиной шкуре. Ты в тот раз рассуждала гораздо умнее меня.

Она засмеялась, не пытаясь скрыть удовольствия, и тут же нахмурилась:

– Так и что – насчет пиратов? Они объявились?

– Сюрприз, – сказал я.

Колеса стучали по городской брусчатке. Герда оглядывалась – впервые с интересом. Дома и палисадники были разукрашены один пышнее