Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник) - Морис Леблан

Шолмс какое-то мгновение колебался. Люпен должен быть абсолютно уверенным в своей победе, если так дерзко себя ведет. И не попадут ли они в ловушку, откликнувшись на первое же приглашение?

– Идемте, Вилсон. Кучер, улица Мюрилло, дом восемнадцать, – внезапно оживившись, воскликнул он.

Шолмс вскочил в экипаж. Вены у него вздулись, кулаки сжались, как если бы он приготовился боксировать.

На улице Мюрилло стояли роскошные частные особняки, одной стороной обращенные к парку Монсо. Одним из самых красивых зданий был дом номер 18, где проживал барон д’Эмблеваль с женой и детьми. Особняк был меблирован самым роскошным образом и с художественным вкусом, как и подобает жилищу миллионера. Перед ним находился внутренний дворик, окруженный служебными помещениями. Позади дома ветви садовых деревьев переплетались с деревьями парка.

Позвонив, англичане пересекли дворик и были встречены ливрейным лакеем, который отвел их в небольшой салон, расположенный в другом конце дома.

Они уселись, разглядывая драгоценные безделушки, украшавшие будуар.

– Красивые вещи, – прошептал Вилсон, – есть вкус и фантазия. Можно сделать вывод, что люди, имеющие возможность отыскать такие вещи, не слишком молоды, лет пятидесяти, может быть…

Он не договорил. Дверь открылась, и вошел господин д’Эмблеваль в сопровождении жены.

Вопреки умозаключениям Вилсона, они были молоды, элегантно выглядели, их движения и речь были быстрыми. Они принялись рассыпаться в благодарностях.

– Как мило с вашей стороны! Такое беспокойство… Мы благодарны неприятности, что случилась с нами, ведь она доставила нам удовольствие…

«Как они очаровательны, эти французы!» – подумал Вилсон, не чуравшийся глубокомысленных наблюдений.

– Но время – деньги, – воскликнул барон, – тем более ваше, господин Шолмс. Поэтому перейдем к делу! Что вы думаете о нем? Рассчитываете ли довести его до победного конца?

– Чтобы довести дело до победного конца, сначала следует с ним ознакомиться.

– Так вы ничего не знаете?

– Нет, поэтому прошу вас рассказать все подробно, ничего не опуская. О чем идет речь?

– О краже.

– Когда она случилась?

– В прошлую субботу, – ответил барон, – в ночь с субботы на воскресенье.

– Значит, прошло уже шесть дней. Итак, рассказывайте.

– Следует сказать, мсье, что мы с женой, несмотря на то, что наше положение требует определенного образа жизни, редко выходим в свет. Воспитание детей, необходимые приемы – вот наша жизнь. Все вечера, или почти все, мы проводим здесь, в этой комнате, в будуаре моей жены, где разместили некоторые произведения искусства. Так вот, в прошлую субботу, около одиннадцати часов, я выключил свет, и мы с женой ушли, как обычно, в свою комнату.

– Где она находится?

– Рядом. Видите дверь? На следующий день, то есть в воскресенье, я проснулся рано. Поскольку Сюзанна, моя жена, еще спала, я прошел как можно более бесшумно в этот будуар, чтобы не разбудить ее. Каково же было мое удивление, когда я заметил, что окно открыто, тогда как накануне вечером мы его закрыли.

– Прислуга…

– Сюда никто не входит, пока мы не позвоним. К тому же я всегда из предосторожности запираю вот эту, вторую дверь, сообщающуюся с прихожей. Так вот, окно наверняка было открыто снаружи. К тому же есть подтверждение этому: второе стекло в правом оконном переплете, рядом со шпингалетом, было разбито.

– А это окно?

– Это окно, как вы можете видеть, выходит на небольшую террасу, окруженную балконом с каменной оградой. Сейчас мы на втором этаже, и вы видите сад позади дома, ограду, отделяющую нас от парка Монсо. Поэтому я уверен, что человек проник сюда из парка, перелез через решетку по лестнице и залез на террасу.

– Вы говорите, что уверены в этом?

– Мы обнаружили с каждой стороны ограды, в мягкой земле цветников, углубления, оставленные двумя ножками лестницы, и два углубления были внизу, у террасы. Наконец, на балконе видны две небольшие царапины, очевидно нанесенные ножками лестницы.

– Разве парк Монсо не закрывается на ночь?

– Да, закрывается, но в доме номер четырнадцать идет ремонт. Оттуда легко было забраться.

Херлок Шолмс несколько мгновений размышлял, а потом сказал:

– Перейдем к краже. Значит, она произошла в комнате, где мы сейчас находимся?

– Да. Между Мадонной двенадцатого века и резной серебряной скинией стояла небольшая еврейская лампа. Она исчезла.

– Это все?

– Все.

– Так, а что вы называете еврейской лампой?

– Были раньше медные лампы, состоящие из подставки и сосуда, в который наливали масло. Из этого сосуда выходили две или несколько горелок для фитилей.

– В общем, это не особенно ценные предметы.

– Действительно, не особенно ценные. Но в таких лампах имеются тайники. В такой тайник мы имели обыкновение класть великолепное старинное, очень дорогое украшение – золотую химеру, украшенную рубинами и изумрудами.

– Откуда у вас такая привычка?

– Честное слово, мсье, не знаю, что и сказать. Может быть, это просто такая шутка – использовать тайник подобного рода.

– Никто об этом не знал?

– Никто.

– Разумеется, кроме укравшего химеру, – констатировал Шолмс, – иначе он не утруждал бы себя кражей еврейской лампы.

– Разумеется. Но как он мог узнать, если мы и сами случайно открыли этот тайник?

– Та же случайность могла произойти и с кем-то еще, с прислугой, с кем-то, вхожим в ваш дом… Но продолжим: вы поставили в известность полицию?

– Конечно. Следователь проводил расследование. Хроникеры-детективы всех основных газет провели собственные расследования. Но, как я и писал, похоже, что у этого дела нет ни малейшего шанса быть раскрытым.

Шолмс поднялся, направился к окну, осмотрел оконную раму, террасу, балкон, при помощи лупы изучил две царапины на камне и попросил господина д’Эмблеваля проводить его в сад.

В саду Шолмс сел в плетеное кресло и задумчиво осмотрел крышу дома. Потом внезапно направился к двум маленьким деревянным ящичкам, которыми прикрыли, чтобы сохранить четкость отпечатков, отверстия, оставленные у подножия террасы ножками лестницы. Он поднял ящички, встал на колени, наклонился так, что лицо его оказалось сантиметрах в двадцати от земли, и принялся изучать отпечатки, делать измерения. Ту же операцию он проделал с решеткой ограды, но это длилось не так долго.

Наконец все было завершено.

Они вернулись в будуар, где их ждала мадам д’Эмблеваль.

Шолмс некоторое время молчал, затем сказал:

– С самого начала вашего рассказа, господин барон, я был потрясен видимой простотой вторжения. Использовать лестницу, вырезать стекло, выбрать предмет кражи и уйти – такие вещи не делаются просто так. Все это совершенно ясно, совершенно очевидно.

– И что же?

– А то, что кража еврейской лампы была совершена под руководством Арсена Люпена…

– Арсена Люпена! – воскликнул барон.

– Но это было совершено без участия извне, и никто не входил в этот особняк… Возможно, какой-то слуга спустился из своей мансарды на террасу по водосточной трубе, которую я приметил в саду.

– Но где доказательства?

– Арсен Люпен не вышел бы из будуара с пустыми руками.

– С пустыми руками? А лампа?

– Кража лампы не помешала бы ему взять табакерку, украшенную бриллиантами, или это колье со старинными опалами. Ему достаточно было сделать два шага. Если он их не сделал, значит, не увидел.

– А как же обнаруженные следы?

– Комедия! Спектакль, разыгранный, чтобы отвести подозрения!

– А царапины на балюстраде?

– Фальшивка! Нанесены наждачной бумагой. Вот, смотрите, я подобрал несколько ее кусочков.

– А следы, оставленные ножками лестницы?

– Фарс! Посмотрите внимательно на два прямоугольных отверстия у фундамента террасы и на два отверстия около ограды. У них одинаковая форма, но если здесь они параллельны, то там – нет. Измерьте расстояние, отделяющее каждое отверстие от соседнего, – оно меняется в зависимости от места. У основания террасы – двадцать три сантиметра. Вдоль ограды – двадцать восемь сантиметров.

– И каковы ваши выводы?

– Поскольку они имеют одинаковую форму, я полагаю, что четыре отверстия были сделаны при помощи одной деревяшки, соответствующим образом обточенной.

– Самым лучшим аргументом была бы сама эта деревяшка.

– Вот она, – сказал Шолмс, – я подобрал ее в саду, под горшком с лавровым деревом.

Барон был обескуражен. С момента, как англичанин перешагнул порог дома, прошло сорок минут, а он уже и камня на камне не оставил от фактов, которые казались очевидными. Вырисовывалась совсем другая картина, базирующаяся на серьезном фундаменте, – на умозаключениях самого Херлока Шолмса.

– Обвинение, которое вы предъявляете нашим слугам, очень серьезно, мсье, – сказала баронесса. – Они давно работают в нашей семье, и никто из них не способен нас предать.