Дорога на Сталинград. Экипаж легкого танка - Владимир Тимофеев

-------

* * *

…Со страшным звоном внизу что-то загремело, заскрежетало, а воздух внутри машины внезапно наполнился запахом жженой резины. Или картона.

— Черт! Сима, с движками что?

— Поршня выбило. Клин. Масло… масло йок. В общем, всё, накрылась телега, и часа не прошло.

— Э-э-эх! Не вовремя, — зло прошипел Винарский и разразился длинной тирадой. Исключительно нецензурной, обращенной неизвестно к кому.

— Ну что, выбираемся? — грустно поинтересовался Макарыч, когда командирский запал иссяк.

— Погоди-ка, Макарыч, погоди, — переведя дух, тихо ответил сержант, прильнув к панораме. — Значит, так. Ты наружу, к тридцатьчетверке дуй. А я пока тут побуду, приборы еще работают. И пулемет целый.

— Да как же…

— Это приказ, Сима, — отрезал командир. — Только автомат возьми. Может, удастся еще чуток протянуть. А я… я вас отсюда прикрывать буду. И всё, блин, не спорь. Давай. С богом.

— Ох, мать моя женщина! — прокряхтел мехвод с каким-то лихим отчаянием и, подхватив ППШ, нырнул в открытый проем переднего люка. — Ни пуха, командир!

— К черту, Сима. К черту.

Уткнувшись в прицел, сержант завертел рукоять наводки, разворачивая башню в сторону появившейся из-за домов угловатой коробки полугусеничного БТР. Пылал жаром раскаленный казенник орудия, болели обожженные руки. Однако танкист о боли не думал. Он просто делал свое дело. То, которому его учили. Лишь чертыхался с досадой об упущенных возможностях и редкостном невезении. О тех самых случайностях, которые, как всегда — неожиданно. И в самый неподходящий момент.

"От ты ж, ёшки-матрёшки! А ведь так всё хорошо начиналось!"

Действительно, до последней минуты всё шло хорошо. Не просто хорошо — замечательно. Остовы вражеских танков догорали за дальней околицей. Всего девять снарядов и такой удивительный, фантастический результат. Пять едва ли не распыленных на атомы бронированных фашистских монстров. Кому рассказать, не поверят.

Увы, всё это уже в прошлом. Будто и не было ничего.

После уничтожения пятого, и последнего, панцера Винарский решил подвести машину ближе к селу. Пару минут назад фрицы всё же сподобились организовать контратаку со стороны хутора. А еще через какое-то время сработала минная ловушка, устроенная лейтенантом в окопах. Громыхнуло там довольно серьезно — слышно было даже сквозь броню и матерчатый танкошлем. Затем от домов ударили вражеские МГ, прижимая советских бойцов к земле, не давая ответить огнем. Пришлось влепить туда четыре подряд осколочных.

Две пулеметные точки удалось подавить. Те, что на левом фланге. А потом… Потом отказало орудие. Заело накатник и, видимо, повело ствол. По крайней мере, гильзу из канала сержант выковырять так и не смог — застряла напрочь, только руки обжег.

Дальше — больше. Едва-едва успели добраться до тридцатчетверки, как заглохли моторы. Оба. Без шансов на повторный запуск. Так что теперь оставалось одно. Превратить семидесятку в неподвижную огневую точку и работать по фрицам из ДТ. Пока патроны не кончатся. Жаль только, прикрыться нечем — место голое, просматривается со всех направлений…

* * *

Сильный глухой удар в правый борт отозвался звоном в ушах. Боевое отделение озарилось вспышкой. Яркой, почти ослепительной. В грудь несильно толкнуло, а затем по ноге потекло что-то противное, липкое, теплое. "Это я что, обоссался что ли? Или того хуже, обгадился?" — первая пришедшая в голову мысль отчего-то рассмешила сержанта. Ощупав рукой штаны и поняв, что это всего лишь остатки масла из пробитого двигателя, он только и смог, что нервно расхохотаться, вновь приникая к экрану тепловизора. Смахивая с груди увязший в бронежилете осколок.

"Спасибо… Леся".

В перекрестье прицела маячила туша немецкого бронетранспортера. Танкист коротко выругался, кляня себя за то, что не сумел рассмотреть главного. Противотанкового орудия в кузове тяжелого "Ганомага". Калибром всего 37мм и, тем не менее, оказавшегося способным пробить бортовую броню семидесятки. Зря, выходит, он поливал свинцом смотровые приборы и щели — по крыше надо было бить, пока БТР еще не успел развернуться. Теперь же укрывшиеся за орудийным щитом фашисты могли не опасаться пулеметной стрельбы. Ну или почти не опасаться.

К тому же, как выяснилось, беда не приходит одна. Огрызнувшись очередью на пять-шесть патронов, ДТ неожиданно замолчал, не то поврежденный случайным осколком, не то просто перегревшись, выйдя из строя от жара спаренной с ним сорокапятки.

— Мать! Мать! Мать!

Вроде и диски еще остаются, пара, как минимум, и броня на башне цела, и приборы пока работают, но… воевать-то нечем. Один лишь наган в кобуре. "Ага, чтобы застрелиться".

Хлопнув со злостью по ствольной коробке, сержант сплюнул и быстро переместился к командирскому перископу, желая оценить обстановку, прикидывая шансы. Соображая, как лучше выбираться из танка и что теперь делать с приборами. "Секретными" приборами из далекого будущего. Однако, едва взглянув на экран, понял, что ни шансов, ни времени у него не осталось.

Фрицы прекратили возню возле установленного на БэТээРе орудия, кто-то махнул рукой и…

"Ну да. Сейчас дернут за веревочку, башенка моя и раскроется. Как орешек. Как семечко".

Чуть сощурив глаза, танкист устало вздохнул, готовясь к неизбежному. Глядя смерти в лицо. И уже ни на что не надеясь.

Забыв, что надежда умирает последней.

Правее "Ганомага", метрах в двадцати от него, мелькнула какая-то тень. Смутно знакомая. Поднявшаяся из окопа. Метнувшаяся навстречу врагу. Вскинувшая руку в броске. И вновь рухнувшая на землю.

А спустя секунду прозвучал взрыв. Гулкий хлопок залетевшей в кузов гранаты. Противотанковой. Фугасной.

— Лейтенант! Молодчага! Так их, гадов! Всмятку! — заорал сержант, не в силах сдержать внезапно нахлынувшую на него эйфорию. — Черт, как же ты вовремя, лейтенант… Лейтенант… Володя… ты как там? Живой?

Однако летчик не откликался. Похолодевший от нехорошего предчувствия танкист резко скомандовал в микрофон:

— Марик, Гриша! Быстро к лейтенанту. Не отзывается он, ранен, похоже, — и, дождавшись подтверждения бойцов, пояснил задачу. — Вытаскивайте его по-быстрому и к танку… Давай-давай, шевелитесь, черти. Как хотите, но найдите мне его. Любой ценой.

Отдав приказ, сержант помедлил немного, буквально секунду, соображая, стоит ли пытаться сделать что-то еще. Что-то полезное, нужное. Например, снять поврежденный ДТ со спаренной установки или продолжить наблюдение за полем боя.

Сомнения разрешились относительно быстро и просто. Погасшими экранами ПНВ. "Всё, кончилась техника. Теперь только наружу". Толкнув тяжелую крышку, Евгений ловко выскользнул из башенного люка, мячиком скатился с брони и метнулся под защиту застывшей поблизости тридцатьчетверки. Даже не заметив и не почувствовав, как осыпается гарнитура ПУ, исчезает наброшенный на тело бронежилет, как щелкает в голове некий тумблер. Неведомый переключатель, запускающий странный никому неизвестный процесс. Таинственный, вычищающий из памяти все "лишние файлы". Биты информации. Крупицы знания. О прошлом, которое… в будущем. Сведения о всего лишь нескольких часах. Тех самых, в которых радость побед и горечь поражений. Новые друзья. Новые враги. И та, что навсегда теперь останется в наглухо стертом обрывке. Махоньком кусочке невидимой ленты, выдранном с корнем. Из жизни. Из сердца.

* * *

Установленные на растяжках "запалы" сработали как положено. И практически одновременно, сразу в обеих траншеях.

Хлопки двух гранат слились в один, потерявшись в гулком грохоте фугасных разрывов. Земля буквально вздыбилась от мощного удара сотни с лишним кило тротила и пороха. Так, будто в немецкий окоп угодил снаряд из морской двенадцатидюймовки. Тонны перемешанного с глиной песка взметнулись ввысь на добрый десяток метров. Разлетаясь комьями по округе. Накрывая развороченную в хлам артиллерийскую позицию плотным облаком серовато-белесой пыли — такой, по крайней мере, она выглядела на экране переносного тепловизора.

Лейтенант потряс головой и несколько раз прижал ладони к ушам. Судорожно сглатывая, с трудом вталкивая в пересохшую гортань внезапно сгустившийся воздух. Пытаясь восстановить слух и дыхание.

— Вот это да! — спустя пять или семь секунд прозвучало в наушниках.

— Это точно, — согласился с Синицыным Марик. — Жахнуло, так жахнуло.

— Нормально жахнуло, — пробурчал летчик, выглядывая из укрытия. — По плану. А теперь смотрите в оба. Сейчас полез…

Договорить он не успел. От села ударили пулеметы, а на правом фланге замелькали хорошо различимые в ПНВ фигурки врагов. Немецкие пехотинцы по одному выскакивали из-за развалин. Сразу кидаясь на землю, а затем перебежками стараясь подобраться ближе к окопам. Впрочем, лезть в траншеи они пока не пытались, видимо, помня о том, что случилось с предшественниками, решившими воспользоваться ходами сообщения и нарвавшимися в итоге на "мины". И потому "нынешние" фрицы двигались поверху, прикрываясь лишь невысоким земляным бруствером в тылу разгромленной батареи. И даже ракеты в ночное небо не запускали, вероятно, надеясь на темноту. По незнанию. Не ведая о том, что все их телодвижения прекрасно отслеживаются вооруженными "ночной" оптикой красноармейцами.