Блокадные новеллы - Олег Шестинский

Отпетый мошенник Скоробогатов вмиг согласился с предложением Каина, потребовал встречи с секретарем и все в точности сказал ему, как Каин велел.

Тотчас послали солдат за дочерью сержанта, дабы привели ее в сыскной приказ. Секретарю обольстительная девица весьма понравилась, но был он человеком предрасположенным к служебному продвижению. А потому все свои личные чувства он потушил и суровее, чем и надо было, спросил ее, куда она на размен фальшивые деньги носила.

Ошеломленная девица твердила в слезах, что ни о чем ведать не ведает, а секретаря ее запирательство еще больше злило. К тому же примешивалось огорчение, что такая вальяжная девица выскальзывает у него из рук и кому-то непременно скоро достанется. И, следуя без поблажек законной инструкции, приказал он ее допросить под плетьми и до тех пор допрашивать, пока преступление не раскроет.

Палачи, ведущие допрос, сами люди разбойные, бездушные и безнравственные, находили в мучениях своей жертвы противоестественное удовольствие и потому тоже не скоро ее оставили в покое, впрочем не дождавшись от нее признания в злоумышлении.

Едва живая, была брошена Евпраксия, как настоящая злодейка, в тюремную камеру на соломенную подстилку, и был оставлен ей ломоть хлеба и кувшин воды.

На следующий день Каин, разузнав о страданиях Евпраксии, решил, что плод созрел, и теперь подставь только корзину, — он сам туда упадет. А проще говоря, послал он к замученной своей любви надежную и степенную сваху прямо в тюрьму. Сваха увидела Евпраксию в столь плачевном состоянии, что от всего сердца запричитала, руками замахала, опустилась перед ней на колени, принялась кровоподтеки смачивать, ранки и ссадины промывать.

— Голуба ты моя разнесчастная, — подпевала слезно она, — в беде ты есть, да добрую и веселую весть я тебе принесла: как дашь согласие за высокого господина Ивана Осиповича замуж выйти, так под белы рученьки тебя отсель выведут и в церковку под венец мигом. А уж они, Иван Осипович, пылаючи сердцем, твоего согласия дожидаются.

Встрепенулась Евпраксия, пересохшие губы облизнула и, преодолевая боль, с норовом молвила:

— Никогда не соглашусь, не люб он мне!

Подивилась сватья упорству женскому, все свои речения на помощь призвала, а уговора не получилось. Даже жалости в сватье поуменьшилось, — надо же такой несговорчивой быть! Ушла она уязвленной, чувствуя, что нанесен урон ее репутации.

Но не таков был Ванька Каин, чтобы отступиться.

Снова отправился он к фальшивомонетчику Скоробогатову и потребовал, чтобы снова он заявил о злосчастной девице, как о распространительнице фальшивых монет.

Нового допроса она не смогла выдержать. Подкупленные палачи, мучая ее, между собой переговаривались так, чтобы она слышала:

— Один Иван Осипович конец делу положить может. А иначе—помяни господи рабу божью в царствии своем.

Девина догадалась, откуда ее напасти, и, не владея собой, воскликнула:

— Да зовите же моего губителя, злодея Каина!

Палачи на ее грубый тон внимания не обратили, а Ваньку Каина тотчас известили, поскольку им за это известие еще толика мзды полагалась.

— Не хочу я быть твоею женою, да мучения меня к тому вынуждают, — обратилась девица к Каину.

А Каин только согласия добивался, другие слова без внимания оставил. Бросился он в сыскной приказ и доложил господам присутствующим, что-де он обнаружил новые обстоятельства и Евпраксия, девка, больше в глупости своей виновата, а не в содеянье закононарушения. Поскольку в сыскном приказе к Каину прислушивались и ценили как серьезного оперативного работника, пошли ему навстречу и Евпраксию освободили, хотя напоследок и высекли кнутом для острастки, против чего Каин не возражал, памятуя старую истину: «Склеенная посуда два века живет».

Так вот Каин и женился.

Женился, да не остепенился.

Творил Каин дело правое и неправое: то грабителей ловил, а то выкуп с них брал и отпускал самолично.

Каин за выгоду свою держался, со своей сыщицкой службы видный доход поимел.

Однажды обокрали компанейшика Замятина в Петербурге двое жуликов и бежали с награбленным в Москву. А один из них по недогляду и забубенности попал в корчемную контору. Товарищ его сильно обеспокоен был, как друга из беды выручить. И решился он напропалую идти. Явился к Каину, выложил на стол триста рублей, поклонился в пояс. Ну и, естественно, все дело без утайки изложил. Каин от такого привара не смог отказаться.

Взял он сей же час несколько солдат из своей команды, нагрянул в корчемную контору; еще сам не зная, как поступать будет. А на счастье его, оказался дежурный подьячий погруженным в глубокий сон.

Каин выявил невообразимое служебное рвение, возмущался нерадивостью служивого, повелел с него порты стянуть и розгами высечь, а сам в лад ударам приговаривал:

— На царевой службе такой позор! Не могу я наиважнейшего злодея под такой охраной оставить… Нет, подумать только— спать на царевой службе!..

Забрал Каин с собой беглого жулика, якобы для пущей охраны, и отвез не в тюрьму высокую, а к сообщнику, ибо соблюдал свое слово: деньги получил — сотвори за них все по чести, по своей, разумеется…

Немало можно было бы рассказать о такого рода проделках Ваньки Каина, да все они схожи между собою. Ловок был Каин, а и его настигла карающая рука судьбы. И опять произошли его страдания из-за женщины.

Любил он свою молодую жену, но текло время, и принялся он на иных женок поглядывать. Сходило ему с рук все, и уверовал он в свою безнаказанность.

И однажды, бражничая с товарищами, возгорелся он желанием увезти в дальние хоромы для любовной потехи жену полицейского Николая Будаева. Задумано — совершено. И разудалая ватага Каина похитила женщину из дома, рванулись горячие кони — только снег из-под полозьев брызнул, и вот уже заплаканная красавица перед хмельными очами Ваньки Каина.

Но бравый полицейский не снес подобного оскорбления и подал в полицию челобитную о нанесении ему бесчестия. Сам генерал-полицмейстер Алексей Данилович Татищев, человек справедливый, пожелал допросить Каина. Каину бы покаяться и, учитывая его заслуги в сыске, его, может, и отпустили, но Каин стал запираться, отнекиваться, как теперь говорят, «интриги плести». Тогда повелел генерал отдать Каина под караул, а на следующий день, вновь призвав Каина, принялся уже его допрашивать в присутствии палачей, а у тех ременные кошки в руках не дремали. Каин уж и «Слово и Дело» закричал, но генерал в упрямство вошел и его крикам значения не придал. Перекочевал Каин, истерзанный и лишенный покровительства, в Тайную Канцелярию, а по сравнению с ней полиция райским местом считалась.

Потянулась веревочка — и вынужден был Каин во всех своих воровских делах, в бытность его сыщиком совершенных, признаться.

И наступил крах в головокружительной карьере Каина. Старинная книга скупо, но ясно свидетельствовала о сем:

«По совершенному исследованию высечена спина его кнутом, поставлены на лбу и обеих щеках обыкновенные таким людям литеры и вырваны ноздри, потом сослан он в каторжную работу в Рогервик, ныне называемый Балтийским портом».

И не ведает никто, где могила Ваньки Каина. Лишь прах воспоминаний клубится порою. Зачем я потревожил его бренный дух? Может быть, потому, что и в свои годы жизни я не однажды встречал людей и смекалистых, и разворотливых, и до дела жадных, но исчезали они по дороге моей жизни бесследно. А исчезали, наверное, оттого, что не было у них над головой звезды добра и душевной ясности, которая лишь одна способна указывать на земле путь человека и повороты на этом пути.

Шипка — слава моя и твоя

Славу Хр. Краславову посвящаю

I

Четверть века прошло с тех пор, как впервые, двадцатилетним студентом, я поднялся на Шипку. В долине было по-летнему тепло, алые бутоны роз пьянили ароматом, а на Шипке моросил мелкий дождь, и сурово проступали сквозь клочковатый туман потемневшие влажные памятники, артиллерийские орудия, плиты над могилами воинов. Шумные мокрые птицы вылетали из тумана, как из небытия, странно оживляя покой окрестностей. На душе тревожно и торжественно. И вдруг взгляд выхватил что-то красное на каменных ступенях памятника. Розы, стебельки с бутонами… В сумерках по склону горы спускались две женщины.

Я женщинам глядел вослед:любовь какой должна быть силы,чтоб целых семьдесят пять летносили розы на могилы.

Семьдесят пять лет! А теперь канун столетия освобождения Болгарии от оттоманского ига.

Не раз за эти годы возникала Шипка в моей жизни.

Одним из героев Шипки был генерал Ф. Ф. Радецкий. Это он с казачьими сотнями, стрелками, горными орудиями в самый критический момент боев, 23 августа 1877 года, появился на Шипке и помог ее защитникам отбить турецкие атаки.