Целуй и танцуй: в поисках любви в Буэнос-Айресе - Марина Палмер

Но, в отличие от рака, для ремиссии необходимо не так уж много времени. Вы не нуждаетесь ни в химиотерапии, ни в облучении. Все, что требуется, это маленькое чудо. Да, такое не всегда происходит, но если все-таки случается, исцеление наступает мгновенно. Прилив боли отступает, и вы уже стоите в небольших лужицах, тогда как всего лишь несколько минут назад тонули в глубоком омуте.

Мои мысли ухватились за этот засос, будто собака за кость, и ни за что не хотели отпускать его. Чем больше я трясла пса, пытаясь забрать у него добычу, тем сильнее он огрызался и еще плотнее сжимал ее в своей челюсти. В конце концов я сдалась. Пусть забирает себе, если хочет. И именно тогда произошло чудо. В тот самый момент я поняла, что, продемонстрировав эту отметину, Изекьель, в сущности, позволил мне испытать то же сладкое и мучительное чувство, как и то, которое он сам ощущал при поцелуе. Засос на его шее был теперь моим. И его можно было считать символом его любви, как и символом моей. Он причинил мне боль, потому что любит меня, а я испытала боль, потому что люблю его. Итак, это клеймо навсегда останется с нами как напоминание, что любовь приходит вместе с болью, и, когда я приняла эту боль, она наконец исчезла, оставив вместо себя лишь нежность.

И в тот самый момент собака, бросив кость, свернулась у камина и задремала.

7 сентября 2000 года

Гектор-коллекционер пригласил меня прошлой ночью на мероприятие, которое в его честь устраивали в «Грисель». Его решили отметить «Пожизненной наградой за достижения в танго». Вечеринка оказалась весьма торжественным мероприятием. Приехали даже фотографы с телевидения, а также из японской компании, снимающей документальные фильмы. И чтобы оказать ему честь, было приглашено немало громких имен, включая Хосе Варгаса и Розарину. Много воды (простой, не газированной) утекло с тех пор, как мы совершили святотатство. Только подумайте, раньше я смотрела на него как на бога! Сейчас я лишь смеюсь над своей наивностью. Особенно когда вижу, как он позволяет Грасиэле обращаться с собой. Не приходится сомневаться в том, кто в их паре на самом деле носит брюки. Однако ей можно простить многое, ведь она живая легенда. Правда, мне безумно интересно, спят ли они вместе. И бегает ли он сразу после секса на исповедь. Держу пари, ей приходится пристегивать его к постели наручниками.

Пришли еще некоторые хорошо известные танцоры, как молодые, так и пожилые милонгерос. Все буквально выстроились в очередь, чтобы выступить на вечере. Гектор пригласил нас с Изекьелем за свой столик.

— Che! Не возражаешь, если я украду на время твою маленькую китаяночку? — спросил он Изекьеля, будто меня там не было и речь вовсе не обо мне. Я нарядилась в красное платье в китайском стиле, которое купила перед отъездом в Нью-Йорке.

— Конечно! Она твоя, — ответил Изекьель, словно я была пустым местом.

Он отвел меня на танцпол и в перерыве между двумя танго заявил:

— Организаторы попросили меня выступить сегодня вечером. Ты готова?

— Конечно же! — ответила я.

Раньше я беспокоилась, что, если общественности станет известно о моем романе с кем-то с милонги, остальные потенциальные партнеры никогда не пригласят меня на танец. Но оказалось, это не тот случай. Наоборот, претенденты на меня слетались в огромном количестве (хотя и раньше их было достаточно.) Я пересмотрела свою теорию относительно аргентинских мужчин: в действительности они абсолютно не жаждут романа с партнершей. Просто им хочется создать впечатление, будто они решили ее соблазнить, но им вовсе не нравится рисковать и подвергать себя опасности, если вдруг обольщение окажется успешным. Однако у меня имеется также и другая, абсолютно противоположная этой теория. Возможно, они решили, что раз уже Изекьель смог одержать надо мной победу, то уж им-то такое и вовсе по плечу. В их глазах он всего лишь уродливое ничтожество (каким казался и мне, пока я не прозрела.) Они не имеют ни малейшего представления, что я делаю рядом с ним — некоторые из них сказали мне об этом прямо в лицо, — и все мужчины абсолютно уверены, что наши отношения долго не продлятся. Именно поэтому многие надеются, что станут преемниками и займут место Изекьеля. Теперь, когда я один раз уже сдалась (и они прекрасно это знают), я уж точно паду снова. Мораль истории такова: не имею абсолютно никакого представления, какие изощренные мысли копошатся в их узеньких извилинах.

Выступление оказалось очень даже хорошим, хотя немного не хватало места, чтобы показать все, на что мы способны. Мы танцевали именно так, как делали бы это в танго-салоне: никаких украшений, только азы танго. Именно такой танец мог понравиться старшему поколению. Получив порцию теплых аплодисментов и несколько восторженных возгласов, мы вернулись к своему столику.

— Ну и что ты думаешь, amor? — спросила я Изекьеля. Говорить о триумфе — небольшое преувеличение, однако я была вполне довольна собой.

— Неплохо. Кроме, конечно, коленей. Запомни, необходимо постоянно держать их вместе, — сказал он и пошел танцевать с Розариной.

Ужасно. Худшего замечания, которое только может получить исполнительница танго, не придумать. Я молча сидела, крепко сжав колени под столом, и ждала, когда же он простит меня. Вот только за что?.. Неясно…

10 сентября 2000 года

Практика с Диего превратилась в ежедневное перетягивание каната. И он заставлял меня дотрагиваться до такой ужасной его части, к которой я бы предпочла не прикасаться. Спасибо большое!

Я была с вами не до конца честной и хранила в душе страшную тайну. Настолько неловкую, что раньше просто не могла заставить себя говорить о ней. Но мне больше ни на секунду не хочется держать в секрете причину, по которой я решила не возвращаться к Диего, даже на несколько минут. Конечно же, вам абсолютно ясно, что тут что-то неладно. Он красив, работает доктором и к тому же потрясающий танцор. Разве девушка (как и ее мама) может желать большего? Я защищала его от яда моего пера, но пришло время открыть правду, ибо иначе вы не поймете, в каком серьезном положении я оказалась.

Все дело в его члене. Ну вот, я произнесла это слово! Когда он расстегнул молнию и показал его во всем великолепии, мне чудом удалось сохранить невозмутимое выражение лица. Вроде бы я даже подумала о чем-то очень грустном.

Что же это такое? Я никогда раньше не видела ничего подобного. И не говорите, что следует изучить его поближе при более тесном контакте. Мне действительно придется дотрагиваться до него? Пожалуйста, скажите, что не придется. Пожалуйста, пусть он уберет свое сокровище обратно в трусы, где ему и положено находиться. Но мои желания никогда не сбываются. И даже это желание не стало исключением.