Дети Бога - Мэри Расселл

Все это стоило целое состояние. Свои доводы Карло изложил отцу в коммерческих терминах, а сестра Кармелла, понятное дело, поддержала его — ведь такой проект устранял Карло как потенциального соперника на время, пока эта сука будет накапливать власть. Но, как указала его сестра, деньги, потраченные на то, чтобы увеличить шансы полета на успех, вполне окупятся, если рассматривать их как долговременное финансовое инвестирование. А гипотетическое возвращение сына Доменико Джулиани, было, как подозревал этот усылаемый подальше сын, приемлемым риском — учитывая, что Доменико к тому времени не будет в живых и это уже будет не его забота.

«Гори в аду, старик», — думал Карло, отчетливо слыша собственное дыхание, пока он пробирался через ходы центральной сердцевины корабля, дабы выяснить, насколько близок он был к тому, чтобы примкнуть в аду к своему отцу.

Внутри носовой подсобки, где размешалось оборудование дистанционного зондирования, все покрывал тонкий слой черной пыли. Последовав за веерообразным выплеском грязи к его источнику, Карло расчистил ногой миниатюрный Везувий, затем, наклонившись, убрал оставшуюся пыль перчаткой. Он нашел дыру. Выпрямившись, Карло посмотрел на потолок, который становился носом корабля, когда работали двигатели, и нашел входное отверстие, тоже забитое просеянной почвой, втянутой в брешь космическим вакуумом и удерживаемой силой трения. Он и без осмотра знал, что на другом конце корабля имеются такие же выходные отверстия.

Положившись на законы физики, Карло пока не стал трогать эту пробку и мысленно выстроил схему столкновения. Частица вещества… возможно, крупинка железа… встретилась им на пути и пробуравила узкий канал от носа до кормы.

Окажись отверстие чуть дальше от центральной оси, вращение было бы сильней и корабль разорвало бы на части; но даже если б он не рассыпался, его пассажиры превратились бы в месиво. Будь микрометеорит крупнее, корабль был бы уничтожен. Если бы столкновение произошло на максимуме их скорости, они бы испарились, даже не успев осознать, что произошло, а «Джордано Бруно» пополнил бы список кораблей, таинственно исчезнувших по пути к Ракхату.

Карло едва не хихикнул, поймав себя на мысли: «Закажу девятидневный молебен в честь Девы Марии, когда вернусь домой… Нет — построю церковь, наполненную сокровищами с Ракхата!» После таких событий, обнаружил он, здравый смысл отходит на второй план, и религия берет свое.

Поднявшись, Карло посмотрел на сенсорную коробку, находившуюся чуть правее пробуравленной дыры. Стараясь не потревожить грязь, отделявшую его от вакуума, он вытащил коробку из гнезда и осторожно стряхнул с нее пыль. На складе хранилось еще два сенсорных блока. Эту коробку он заменит, но поручит Кандотти ее восстановить.

«Она еще пригодится в качестве запасной», — подумал Карло. «Самая безопасная линия поведения, — учил Сенека, — это пореже испытывать судьбу». Видимо, не стоит полагаться на чудо чаще, чем раз в неделю.

24

Труча Саи

2047–2061, земное время

Много лет после того, как София Мендес во второй раз не смогла вырваться с Ракхата, ей снилась родная планета. Это причиняло боль, и она перестала отсылать на Землю свои отчеты, полагая, что, если разорвет эту последнюю связь, сны прекратятся; но они продолжались.

Чаще всего она оказывалась в аэропорту, ожидая, когда объявят вылет ее самолета, или на каком-нибудь железнодорожном вокзале; в этих снах София знала, что где-то ее ждет Джимми. Иногда она шла по знакомой улице, в Токио или Варшаве. Но чаще пребывала в некоем несуществующем месте, которое лишь символизировало Землю. Во сне София почти всегда была одна, но как-то она сидела в кафе, прислушиваясь к разговорам за ближними столиками, и тут вошел Сандос — как обычно, опоздав. «Где мы были?» — спросил он, усаживаясь напротив нее. «Мы были в любви», — ответила София и проснулась, испугавшись, что во сне сказала то, о чем никогда не говорилось наяву.

Окруженная шелестом ночного леса, она лежала с открытыми глазами, сортируя обрывки реальности, из которых был соткан этот сон. Кафе находилось, конечно же, в Кливленде. «Сколько лет прошло с нашей первой встречи там?» — спросила она себя. Затем, с большей заинтересованностью, подумала: «А сколько лет мне? Почти пятьдесят, осознала София. — Семнадцать лет на этой планете. Больше, чем я прожила в Стамбуле. Больше, чем прожила где-то еще».

— Сипадж, Фия, — как-то спросила у нее Ха'анала, дочь Супаари, — тебя не печалит, что твои люди оставили тебя одну?

— Ничего не происходит без причины, — ответила София девочке. — Теперь мой народ — руна, так же как и твой.

Она произнесла это с яростной, непритворной убежденностью, поскольку ее личную, маленькую грусть давно заслонило чистое и бескорыстное возмущение рабской зависимостью руна. София нашла цель своей жизни на Ракхате. Она прилетела сюда, дабы научить варакхати единственному слову: справедливость.

По всему крупнейшему материку Ракхата безмолвное негодование наконец обрело голос — стараниями Супаари ВаГайджура, Джалао ВаКашан и их последователей. Обычное оружие бессильных: неискренняя покладистость и притворное неведение, кражи и мелкие препоны, нерасторопность и симуляция непонимания, — все было отброшено ради ошеломительной, воодушевляющей силы. Подобно спящим, очнувшимся от расслабляющего сна, руна пробудились, высвободив мощь, чей потенциал прежде сознавали только джана'ата и обоснованно страшились ее.

После первой вспышки мятежа, когда были освобождены Гайджури Агарди, восставшие стали использовать политику запугивания. Просыпаясь утром, глава джана'атского семейства обнаруживал, что рунские слуги покинули дом, а на спальном гнезде, рядом с его горлом, лежит нож. Если у него была хоть капля здравого смысла, он бежал на север, прихватив с собой семью. Конечно, иногда повстанцам давали отпор. Но знание — сила, а София Мендес по-настоящему просветила руна.

Она снабдила их схемами коммуникационных и вычислительных приборов, более совершенных, чем у джана'ата, а также пониманием, что такие вещи можно изготовить: получив зерно идеи, руна умели воплощать ее быстро и созидательно. Радиооборудование, сделанное руками руна, прежде служило джана'атским властям; теперь его модифицировали, чтобы спутники, запущенные на орбиту экипажем «Стеллы Марис», использовать для мгновенной коммуникации рунской армии. Спустя какое-то время все молодые офицеры выучили английский — такой же невзламываемый шифр, каким на Земле являлся язык навахо в годы Второй мировой войны. — Используя возможности «Магеллана», София обозревала континент на протяжении почти сорока градусов по каждую сторону экватора — из этого диапазона выпадали лишь южный океан да суша севернее гор Гарну. Укрываясь в Труча Саи, она предоставляла сводки погоды и состояния судоходных рек; выслеживала небольшие мобильные отряды джана'атских военных, которых можно было перестрелять, когда они оказывались в местности, устраивавшей рунских женщин, не стесняемых традициями формального боя. Когда джана'ата отступали в районы, где им было легче защищаться, София находила огороженные участки, где держали домашних и призванных на военную службу руна. Туда можно было нацелиться и атаковать при красном свете, разом освобождая пленников и заставляя джанада голодать, вытесняя их дальше на север.

— Но разве тебя не тянет к твоим соплеменникам? — спросила Ха'анаяа.

— У меня есть ты и твой отец. Есть Исаак и руна, — сказала София. — У меня есть все, что мне нужно.

— Правда, мама?

— Правда! — воскликнула София. — Я благодарна за то, что у меня есть, Ха'анала.

Она могла прибавить: «Желать большего значит искать разочарования». Но София Мендес давно изгнала такие мысли.

В моем положении есть и плюсы, напомнила себе София. На Земле ее сын стал бы изгоем, но здесь, в лесу, под бдительными взорами сотни отцов, в безопасности были все дети — больные и здоровые, проворные и заторможенные. Никого не отвергали, как слишком хилого или чересчур странного. В Труча Саи разрешались дефекты — единственное место на Ракхате, где такое позволялось. Руна ничего не требовали от Исаака. Они не осуждали его и не считали придурком, не обращали внимания, когда Исаак учился контролировать свой кишечник, или на то, что он ходит нагишом.

И хотя Исаак был глух к эмоциям других людей, здешний мир он ощущал. Тут были вьющиеся растения, на которых можно раскачиваться, и нижние ветви у'ралиа, по которым можно карабкаться или ходить — с его до странности совершенным чувством равновесия. Была грязь, которую можно шлепать, бросать, выжимать между пальцами рук иди ног, была вода, в которую можно бросаться, падать спиной или плавать е ней. Были огромные, отполированные рекой валуны, по которым можно соскальзывать вниз — снова и снова, хлопая от восторга в ладоши; обилие гладких камушков, устилавших русло реки, — их можно собирать и укладывать ряд за рядом, в строгие прямые линии, которые, как осознала с некоторым испугом София, были сгруппированы в простые числа: 1, 3, 5, 7, 11, 13 и так далее. Здесь, в Труча Саи, деревья шептали Исааку, а ручей журчал для него. Дождь его омывал. Иногда к нему подходили звери, потому что он мог подолгу оставаться неподвижным.