Монета желания - Денис Чекалов

Потап сказал, что в доме никого нет, обеим тварям он снес головы да оттащил к лесу, чтобы зверье съело, — если, конечно, не побоятся нетопырей. Аграфена, держа в руке топор, смело шла посередине дороги, и едва ли не жалела, что никто угрожающий не появляется из-за кустов. В комнате, где проходило сражение, оставалась кровь, да и той немного, лавка была сломана, несколько свечей растоптаны, вот и весь урон.

Собрав необходимые травы, она вышла, заперев дверь, и услышала тонкий голос Полины, что бежала к ней из своего дома, заливаясь слезами. Аграфена успокоила ее, объяснив, что все в порядке, Потап скоро вернется от отца Михаила, она же пусть сидит дома, двери и окна закроет, да никого постороннего не пускает, — хотя вряд ли кто еще придет сегодня.

Притихшая Полина вернулась в дом, Аграфена же по привычной дороге направилась к больному. Заря уже поднималась, рассвело, страха не было, даже усталость куда-то отступила. В доме священника увидела развеселившегося Потапа, укутанного в два одеяла, поскольку одежда отца Михаила никак не подходила ему, а также обеспокоенную Ефросинью, ибо положение мужа не улучшалось. Раздевшись, — на этот раз Аграфена оделась, как положено, — она за столом разобрала травы, составила смеси и залила кипятком, предусмотрительно приготовленным хозяйкой.

Пока снадобья настаивались, все присели к столу, и попадья постаралась рассказать, что с ними приключилось. Однако странным образом события ускользали от ее памяти, лишь открылись сами по себе запертые двери, невысоко над полом, по воздуху, вплыла стайка младенцев, при виде которых они с мужем обмерли, превратившись в неподвижных и безгласных истуканов. Отец Михаил не мог даже молитву сотворить. Затем зеленая удушающая пелена, ускользающее сознание, стоны священника, которому она не могла помочь, и погружение в черную бездну, как в смертное забытье. Осознала себя уже на лавке, на которую положил ее Потап.

Аграфена, проверив свои снадобья, убедилась, что они удались, процедила настойки через тонкую ткань и, приподнимая голову страждущего, по каплям влила в пересохший рот. Потап прилег на лавке в первой комнате, на всякий случай положил под подушку топор и поставил рядом бердыш. За жену он не волновался — двух тварей уничтожил, а если бы их было больше, за прошедшее с побега Аграфены время они бы непременно показались, помочь товарищам, да в поисках участвовать. О том же, что он может задержаться, Аграфена предупредила Полюшку. Сон мгновенно охватил его, был спокоен и крепок, могучее тело нуждалось в отдыхе.

Граня вместе с Ефросиньей сидели часть раннего утра возле больного, каждые полчаса давая ему лекарство, тихо переговариваясь, вспоминая ужасы прошедшей ночи. Сокрушались об отсутствии Петра, а главное, не понимали, кто и с какой целью хочет причинить им зло.

Когда солнце высунуло свой край над горизонтом, отцу Михаилу стало легче. Он перестал метаться, выкрикивая что-то непонятное, исчез горячечный румянец, и священник заснул. Хоть и был сон беспокойным, больше походил на забытье, все же он был лучше постоянного и полубезумного напряжения, в котором иерей находился ранее.

Глава 9

Корочуны

Аграфена уговорила старушку поспать, сама же оставалась у постели больного, пытаясь решить, что делать дальше и к кому за помощью обратиться. На Потапа всегда положиться можно, но в делах, особого разумения требующих, он не лучший советчик. Мелькнула мысль о Прасковье-травнице, однако уж очень далеко идти к ней. Если бы с Потапом — то ладно, а вот одной, через лес все же опасно. Ведь не вернулись нетопыри к пославшему их, он может и новых направить — проверить, в чем дело, почему не выполнено задание.

В чем же оно состояло, мечется мысль по кругу. Убить меня хотели, или силком отвезти куда? Но зачем? Почему совпали оба нападения, на нее и семью священника. Один ли кто стоит за этим, а самое главное, непонятна причина всей этой бесовщины. Всегда в таких делах Аграфена к отцу Михаилу обращалась, что же делать теперь, когда занедужил он?

Взглянув на лицо иерея, жалкое в своей беспомощности, Ефросинью, прилегшую на лавку здесь же рядом, Аграфена поняла, что не может взять Потапа с собой к травнице, оставив их одних. Да Макаровна со страху только заболеет, что она, Аграфена, с двумя больными делать будет? Хорошо еще, что дети гостят у родственников Потапа, в дальней деревеньке.

Вдруг перед мысленным взором всплыло кроткое, доброе, некрасивое лицо верного помощника Михаила, ризничего Ферапонта, который всегда был приветлив и с ней, и с другими прихожанами. Вспомнились слова священника, хвалившего его преданность, стойкость в вере, отзывчивость к людским несчастьям.

«К нему я и пойду, — решила Аграфена. — Он в городе живет, на людях вряд ли кто напасть осмелится. Да и недалеко от нас, почти последний дом перед пустошью, после которой овраг начинается. Из наших его окна видны, — если отворены, через слюду далеко не разглядишь».

Ефросинья зашевелилась, подняла от подушки опухшее от слез, переживаний и тяжелого недолгого сна лицо.

— Вовремя ты проснулась, Макаровна, — сказала Аграфена. — Я уж приготовила лекарства, подогрела. Муж твой, видно, скоро проснется, дайте ему по капелькам, как вчера подали, а я побегу к Ферапонту. Он человек отцу Михаилу близкий, тот с уважением о нем отзывался. Хочу посоветоваться, что дальше делать.

— Это ты хорошо придумала, — поддержала Ефросинья, поднимаясь и ополаскивая лицо да руки водой. — Человек он и вправду хороший, робкий очень, да умом крепкий.

Они вдвоем помолились перед образами, прося у Отца Небесного заступничества перед силами бесовскими. Тут проснулся больной, но был так слаб, что едва мог рукой пошевелить. Глаза его были по-прежнему затуманены не узнаванием, а губы, если и шептали несколько слов, то обращены были не к присутствующим, а к его матери, умершей многие годы назад. Он лепетал, как малое дитя, просил купить ему кораблик, рассказать сказку.

При виде мужа в таком состоянии, Ефросинья громко заплакала, слезы струились по щекам, заливая всегда такие улыбчивые и полные мягкой радости глаза. Аграфена утешала ее, говоря, что выздоровление не может последовать сразу, хорошо уже то, что лихорадка оставила, а это добрый знак.

Отец Михаил обязательно поправится, но не так сразу, как хотелось бы им всем. Слишком велико потрясение, долго продолжалось удушье от зеленой пелены, да и не мальчик уже, здоровье не такое крепкое. Наконец более жесткие слова, что слабостью своей она не помогает, а только вредит мужу, встряхнули попадью. Остановив слезы, расплывающиеся человеческие руины приняли привычный облик разумной, житейски сообразительной Ефросиньи. Аграфена порадовалась — теперь есть на кого оставить больного. К тому времени поднялся Потап, укутавшись в одеяло, сказал, что пойдет домой, успокоит жену, потом сразу вернется.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});