Петля для губернатора - Андрей Воронин

– Достаю ваш проект, – ответил прораб, со сноровкой бывалого грузчика растаскивая штабель.

Когда последний ящик был сдвинут в сторону, Яков Семенович поднял доску в самом углу, запустил руку в образовавшуюся щель и вытащил тяжелую папку.

– Вот, – сказал он, протягивая папку Губанову и стараясь не смотреть на пистолет.

– Жги, – сказал майор, носком ботинка придвигая к прорабу жестяное ведро.

Кацнельсон трясущейся рукой нашарил на столе спички и принялся один за другим жечь листы проекта. Вагончик быстро наполнился удушливым дымом и отвратительной вонью горящего ватмана.

– Быстрее, – сказал Губанов, покосившись на часы. – Скоро твои “турки” проснутся, а ты тут ползаешь в одних кальсонах.

Он вышел в тамбур и приоткрыл дверь на улицу, чтобы дым вытягивало наружу. Густые белые клубы устремились в щель. Губанов подумал, что снаружи это, должно быть, здорово смахивает на настоящий пожар. Мысль о пожаре показалась ему не лишенной некоторой привлекательности.

Почему бы и нет, решил он и вернулся в вагончик.

Кацнельсон все еще суетился вокруг ведра, кашляя в дыму и судорожно комкая плотную бумагу, чтобы лучше горела. Он был настолько занят, что даже не взглянул на Губанова, когда тот снова появился в дверях. Майор не стал произносить прощальных слов, а просто поднял пистолет и выстрелил. В блестящей круглой лысине прораба вдруг появилось черное круглое отверстие, потом оттуда хлынула кровь, и мертвый архитектор мягко завалился на левый бок.

Губанов ногой перевернул ведро, высыпав горящую бумагу на пол. Рассыпавшиеся вокруг страницы немедленно занялись, и правая штанина прорабских кальсон тоже задымилась, распространяя удушливую вонь. Майор закашлялся и быстро вышел из вагончика, плотно закрыв за собой дверь.

На ступеньках он остановился и закурил. Холодный ветер пополам с секущим снегом хлопал длинными полами его незастегнутого пальто и трепал волосы на непокрытой голове. Губанов неторопливо двинулся к главному корпусу, держа пистолет с глушителем в опущенной руке. Снег скрипел под его модными ботинками, сигарета дымилась в углу оскаленного рта, и ветер высекал из нее длинные красные искры, которые быстро гасли в темноте. Майор ухмылялся, и в его ухмылке сквозило безумие.

Он поднялся по широким мраморным ступеням, пересек широкое крыльцо и открыл тяжелую стеклянную дверь. Ветер громко хлопнул ею у него за спиной. Губанов подумал, что доктор мог услышать этот звук, но это уже не имело значения: вряд ли Маслов успеет сообразить, в чем дело, и спрятаться.

Все так же неторопливо он пересек просторный, погруженный в полумрак вестибюль. Снег таял у него на волосах и на плечах его черного пальто. Капли талой воды стекали по его щекам, и со стороны могло показаться, что майор Губанов плачет.

Он поднялся на второй этаж по главной лестнице и толкнул дверь кабинета главврача. В кабинете по-прежнему горел свет, под потолком, как всегда, зависло облако табачного дыма, на столе стояла грязная чашка с остатками кофе. Простыни на широком кожаном диване были смяты, в изголовье валялся один из столь любимых доктором романов в бумажной обложке, но самого Маслова в кабинете не было.

Губанов заметил в потолке прямо над столом зияющую квадратную дыру и сразу понял, в чем дело. Проклятый Айболит как-то догадался, что он пришел по его душу, и решил удрать, прихватив с собой проект. Видимо, ценой проекта этот трусливый очкастый мозгляк надеялся купить себе прощение.

Майор грязно выругался и, не зная, как еще выразить душившую его ярость, выстрелом из пистолета вдребезги разнес стоявшую на столе чашку. Звон разлетевшихся во все стороны осколков немного отрезвил его, и он опрометью выскочил из кабинета.

Доктор не мог уйти далеко. Вряд ли он способен, не имея ключей, угнать “ауди” или “жигули” Кацнельсона. Пешком ему было не уйти, и значит, доктор мог пока подождать. Нужно было еще проститься с женой.

Прыгая через две ступеньки, Губанов взлетел на четвертый этаж и издал оглушительный матерный рык, увидев всего в нескольких метрах от себя Маслова, который возился у дверей одной из палат.

Доктора Маслова подвела память. За всеми волнениями этой безумной ночи он ухитрился начисто позабыть код электронного замка. Несколько минут он бестолково и отчаянно молотил пальцами по кнопкам, но дверь палаты даже не думала открываться. Наконец он заставил себя успокоиться, и код немедленно всплыл в его памяти, словно только того и дожидался. Сергей Петрович прерывисто вздохнул и быстро набрал его. На встроенном табло загорелись красные цифры, замок щелкнул, и тут со стороны лестницы донесся страшный рык майора Губанова.

– Стоять, сволочь! – закричал майор и бросился к доктору Маслову. Полы черного пальто развевались у него за спиной, как крылья.

Не вполне соображая, что делает, Сергей Петрович распахнул дверь. Ирина Бородач стояла прямо за ней.

Доктор не стал размышлять о том, что она тут делает, а просто молча рванул ее за рукав и толкнул между лопаток, направляя вдоль коридора в сторону служебной лестницы.

Ирина оглянулась через плечо, увидела мужа и бросилась бежать.

Губанов вскинул пистолет и быстро выстрелил четыре раза подряд. Вместо пятого выстрела раздался сухой металлический щелчок. Светлые волосы Ирины в последний раз мелькнули в полосе света, падавшего из окна, и скрылись за поворотом коридора.

– Беги, беги, – пробормотал Губанов, меняя в пистолете обойму. – Посмотрим, далеко ли ты убежишь.

Он неторопливо двинулся к доктору Маслову, который мучительно пытался уползти, волоча по полу простреленную ногу. На полу оставалась широкая кровавая полоса. Маслов поднял на майора побелевшие от ужаса глаза и последним усилием втащил вдруг ставшее непослушным тело в палату.

Дверь за ним захлопнулась с сытым металлическим щелчком.

Губанов не стал тратить время на подбор комбинации, а просто расстрелял замок в упор и сильно рванул дверную ручку. Внутри замка что-то сухо хрустнуло, скрежетнуло, и дверь распахнулась. Майор Губанов вошел в палату.

Доктор Маслов лежал на полу в тамбуре, вытянув неестественно вывернутую правую ногу. Вокруг нее уже натекла темная лужа. Под майорским ботинком жалобно хрустнули свалившиеся с переносицы доктора очки. Губанов услышал тихие всхлипы и понял, что Маслов плачет.

– Такие дела, Серега, – сказал он. – Что ж ты, дурень, наделал-то? Отдай папку, и я пойду.

– Ты мне голень перебил, сволочь, – простонал Сергей Петрович и с трудом сел, привалившись плечом к стене и обеими руками придерживая простреленную ногу. – Ты спятил, Лешка. Тебя посадят.

– Зато тебя положат, если сейчас же не отдашь мне проект, – спокойно сказал Губанов. – Что это ты выдумал? Решил записаться в рыцари без страха и упрека? Поздно, Серега. Начинать нужно было лет тридцать назад, а теперь поздно. Ну, где бумаги?

– Поздно, – сказал доктор Маслов. – Это ты верно подметил. – Он вдруг рассмеялся сухим лающим смехом. – Нету бумаг, Алеша. Вернее, есть, но тебе до них уже не дотянуться.

– Не понял, – с угрозой произнес Губанов, но тут внизу, под окнами, взвыла сигнализация “ауди”. Майор перешагнул через Маслова и подошел к окну как раз вовремя, чтобы увидеть скособоченную фигуру в спортивном костюме, которая, прихрамывая, бросилась от его машины к “жигулям” Кацнельсона. Под мышкой у незнакомца был зажат пухлый прямоугольный сверток. Майор сразу понял, что это, и изо всех сил хватил рукояткой пистолета по оконному стеклу.

Каленое стекло лопнуло и водопадом кривых осколков хлынуло вниз. Оно еще звенело, падая с высоты четырех этажей на жестяной кожух стоявшего внизу компрессора, а майор уже просунул ствол пистолета между прутьями решетки и открыл огонь. Он срезу понял, что не попадет: расстояние было слишком велико, пули ложились с большим недолетом, вздымая безобидные фонтанчики снега, но все равно палил до тех пор, пока не опустела обойма.

– Ни хрена ты не попал, – с удовлетворением констатировал сидевший на полу в тамбуре доктор Маслов.

– Черти, – с неожиданно добродушной интонацией сказал Губанов и с лязгом загнал в рукоятку пистолета новую обойму. – Плодитесь, как тараканы, патронов на вас не напасешься.

Он торопливо вышел из палаты, задержавшись всего лишь на секунду. Эта секунда понадобилась ему для того, чтобы прострелить голову доктору Маслову.

* * *

Когда на четвертом этаже с треском и звоном лопнуло оконное стекло и вокруг запрыгали снеговые фонтанчики, Глеб понял, что что-то пошло не так, и доктор, скорее всего, попался. О его судьбе и участи Ирины Бородич теперь было нетрудно догадаться, и Слепой бессильно скрипнул зубами: он ничем не мог помочь этим людям. Он сам остро нуждался в помощи, а помощь все не шла. Глеб прикинул, сколько времени потребуется Малахову на то, чтобы поднять своих людей и добраться сюда, и понял, что надежды на полковника нет.