Весь Роберт Маккаммон в одном томе - Роберт Рик МакКаммон

продолжил Мак-Кеггерс, — не должен был умирать. Да, конечно, в конце концов все бы они ушли, но я помню, как отец говорил об этих первых, что их просто нашли мертвыми и никто не мог их опознать. Никто не признал их своими. Старик был найден мертвым в фургоне лудильщика, а лудильщик не знал, где и когда он туда залез. Девочка умерла на корабле. И знаете, что поразительно, Мэтью? Нигде не записано, что она вообще была пассажиркой на этом судне. Никто не знал ее имени. Она спала на палубе и ела вместе со всеми, но никто никогда не спросил ее о родителях. За все эти долгие недели всем было все равно. Она сделалась невидимой? Или просто так себя вела, что остальные считали, будто кто-то о ней заботится? Ей было четырнадцать, Мэтью. Откуда она взялась? Какова ее история?

— Какова была причина ее смерти? — спросил Мэтью, не сводя глаз с маленького скелета.

— А, вот это серьезный вопрос. — Мак-Кеггерс потер подбородок. — Я ее изучал, и старика тоже. Пользовался книгами и своими записями. Всеми материалами, что оставил мне отец, и теми, что ему оставил дед, и… и ничего не нашел. Ни ран, ни болезней, которые я мог бы назвать. Ничего. И ничего от них не осталось, кроме этих вот фундаментов, потому что свет ушел из них. Но я скажу вам, Мэтью, что я считаю. Что я нашел как единственный возможный ответ. Я считаю, — сказал он тихо, разглядывая своих ангелов, — что человеку нужны друзья, нужна любовь, нужна человечность. Я считаю, что если человек долго этого лишен, то старик может заползти в фургон лудильщика, а девочка — перебраться через борт корабля, и там увидеть, что перед ними лежит все тот же одинокий путь. Я думаю, что эти люди умерли по причине, не указанной в моих книгах, в книгах моего отца и деда. Я думаю, что-то разорвалось у них в сердце, и когда кончилась вся надежда, они умерли, потому что просто не могли больше выносить жизнь.

Он вдруг перешел на шепот.

— Но посмотрите на эти кости! — выдохнул он. — Как они точно друг к другу подходят, как они защищают то, что держат внутри. Фундаменты наших домов великолепны, Мэтью, пусть даже сердца наши темны и разумы затуманены. Именно кости всегда привлекали меня в моей профессии. Чистая, точная геометрия, благородное и верное предназначение. Кости — чудо творения. — Он заморгал, и в этот миг будто вернулся на твердую почву реальности. — Вот студень — это то, чего я вынести не могу. Треснувшая глина, то, что выступает из нее…

Снова он прижал руку ко рту и сжал губы в ниточку.

— Я так понял, — начал Мэтью, пытаясь сменить тему, — что ваш отец все еще в Бристоле?

— Да. — Сказано это было чужим, далеким голосом. — Все еще в Бристоле. И всегда будет в Бристоле.

Тоже не очень удачный оказался выбор темы, потому что Мак-Кеггерс вдруг дернулся и сказал:

— Извините, я не очень хорошо себя чувствую.

— Простите.

— Вы хотели у меня что-то спросить?

— Да. Гм… — Мэтью замялся, не желая усиливать у коронера тошноту, но ему необходимо было знать. — Это по поводу Осли. Вы не против?

— Это моя работа, — прозвучал ответ с ноткой горечи.

— Я слышал, что сегодня ночью нашли кровавый след. На двери погреба возле Баррак-стрит.

— Да, мне говорил Лиллехорн. На двери погреба, принадлежащего конторе трех адвокатов: Полларда, Фитцджеральда и Кипперинга. И что?

— Я просто хотел знать, правда ли это. — На самом деле Мэтью хотел проверить, что информация дошла до главного констебля. — Вы не знаете, были ли найдены поблизости другие кровавые следы?

Мак-Кеггерс повернулся к Мэтью, уставился на него не мигая.

— Интересное направление мысли. Почему не спросить у самого Лиллехорна?

— Он… у него сегодня было совещание. С лордом Корнбери.

— Я слышал только об одном следе, — ответил Мак-Кеггерс. — Очевидно, Маскер пытался проникнуть к ним в погреб. Если вас действительно заинтересовало: Лиллехорн уже обыскал погреб и ничего не нашел.

— Но зачем именно этот погреб? — не смог удержаться Мэтью. — Я хочу сказать, что Бивер-стрит прямо там, у конца переулка, я прав? Зачем Маскеру было пытаться проникнуть в погреб, если он легко мог свернуть в любую сторону на Бивер-стрит?

— Может быть, он был сбит с толку криками — как я понимаю, их было много — и боялся, что констебли бегут к нему со всех сторон. — Мак-Кеггерс взял со стойки шпагу и стал протирать клинок чистой тряпицей. — Знаете, есть другой вопрос, который Лиллехорн мне вчера задал. И я не могу ответить. Как вы думаете, почему тот человек, который поднял тревогу, так и не показался?

Раньше, чем Мэтью успел придумать ответ, Мак-Кеггерс убрал шпагу и взял другую, чтобы ее тоже протереть.

— Лиллехорн очень заинтересован найти этого человека. У него сколько угодно свидетелей, которые слышали крики, но нет человека, который первым кричал. Что вы об этом думаете?

Мэтью перевёл дыхание и ответил так:

— Главному констеблю, у которого на руках три нераскрытых убийства, следовало бы больше интересоваться Маскером, а не невинным свидетелем, который мог случайно оказаться на месте преступления.

Мак-Кеггерс кивнул и повесил шпагу на стойку.

— Четыре убийства.

Мэтью подумал, что ослышался:

— Простите, сэр?

— Четыре, — повторил Мак-Кеггерс. — Четыре убийства. Осли четвертый, а не третий.

— Кажется, я вас не совсем понимаю.

Мак-Кеггерс подошел к ящику с ячейками и вытащил оттуда один свиток. Развернул, внимательно рассмотрел