Мы шагаем под конвоем - Исаак Фильштинский

Следующий день был объявлен нерабочим, и утром на вахте разыгрался спектакль. К начальнику ОЛПа танцующей походкой подошел молоденький блатнячок и, как всегда кривляясь, изрек:

— Начальничек, что-то у тебя в зоне непорядок, режимчик не держишь, баб в зону пускаешь!

— Чего ты там болтаешь? — удивился начальник.

— Понимаешь, начальничек, — гнусавил блатнячок, переходя на доверительный тон, — просыпаюсь я сегодня, гляжу, баба рядом лежит. А я уж как не люблю, когда режимчик нарушают. Я ведь иду на исправление, а тут бардачок развели. Ну, думаю, надо начальничку сказать, чтобы мусоров приструнил. Заелись, падлы, мышей не ловят, работать не хотят!

Начальник огляделся вокруг и заметил группу блатных постарше, стоявших поодаль и с интересом наблюдавших за происходящим. Заподозрив неладное, он заорал:

— Чего кривляешься, где, какая тебе баба?

— Чего ругаешься, начальничек, — в восторге от своей роли в спектакле соловьем заливался паренек, — я же на исправление иду, стучать начал. Меня ценить надо! Твои-то козлы работают плохо. Я же хочу, чтобы порядочек в зоне был. Тебе не угодишь!

Когда надзиратель прибежал в барак, он увидел, что на нарах действительно сидела молодая женщина лет двадцати и ухмылялась во весь рот. Она уже совершила свой утренний туалет и была густо накрашена, а на груди у нее болталось какое-то ожерелье из цветного стекла — видимо, подарок зека.

— Ты как здесь оказалась? — заорал надзиратель.

— Обидели меня, начальничек, изнасильничали, — заголосила женщина, — затащили вонючки в колонну, ножом пригрозили. А твои козлы на вахте не разглядели, пропустили в зону. Вот до чего дожили, нигде бедной женщине защиты нет!

Стали проверять заключенных по формулярам, и выяснилось, что из лагеря бежал вор-рецидивист, осужденный на двадцать лет. Начальство неистовствовало. Вызвали прокурора, чтобы получить у него санкцию на арест пособницы в побеге, однако прокурор такой санкции не дал. Дело выглядело так, что следовало привлечь к ответственности администрацию лагеря.

На следующий день после короткого допроса женщину отпустили. Выйдя за запретку, она обернулась и стала кричать:

— До свидания, мальчики, извините, если что не так! Сашок вам напишет, как пойдут дела.

— Прощай, Машка, привет Сашку, — орали в ответ ее новые друзья.

Надзиратели мрачно смотрели на происходящее. Одному лихому побегу я был свидетелем сам. Это случилось поздней осенью, снег еще не выпал, но было уже холодно. Я сидел один в конторке лесобиржи и готовил документацию по погрузке, когда открылась дверь и вошел высокий, красивый парень лет двадцати, одетый в лагерную телогрейку, тщательно подогнанную по фигуре, и в модной вольной кепке.

— Здорово, — сказал он, довольно бесцеремонно усаживаясь возле стола.

— Здорово, — ответил я, вопросительно на него посмотрев.

— Десятник-бракер?

— Да.

— Сидишь давно?

— Шестой год.

— Стаж подходящий! Небось пятьдесят восьмая, пункт десять?

— Да.

— Чего-то сказал, кто-то продал?

— Именно так.

— Ненавижу стукачей, давить их надо!

— Да кто их любит?!

Парень вынул пачку папирос, и мы закурили. — А что, с этого телефона можно позвонить на вахту? Я ответил утвердительно. Вопросы парня показались мне странными, но их смысл я понял лишь позднее.

Мы перебросились еще несколькими словами. Парень вышел из конторки и направился к запретке. Надо сказать, что в тот год лагерное начальство, чтобы сократить число постов вокруг заводской зоны, распорядилось уменьшить ее общую площадь. Всю основную часть лесобиржи вынесли за пределы зоны, а ограждение с за-преткой установили в непосредственной близости от конторки. В ограждении были сделаны ворота, рядом с которыми установили вышку. На вышке находился часовой, наблюдавший за тем, как вольные шоферы вывозили на лесовозах с завода пиломатериал или, наоборот, привозили его для погрузки в заводскую зону. Из окна конторки я мог видеть большой отрезок лесовозной дороги, колючую проволоку ограждения, запрет-ку и ворота с вышкой.

Лесовоз представлял собой высокое, громоздкое сооружение, наверху которого помещалась кабина с водителем, а в нижней части, между четырьмя колесами, были вмонтированы зажимы из тонких и узких полос железа. Для того чтобы ухватить пакет с пиломатериалами (так называемые «сани»), водитель должен был наехать на него таким образом, чтобы пакет оказался между полосами зажима. Движением рычага он зажимал доски и поднимал их, после чего пакет можно было перевозить. Работа эта требовала от водителя некоторого навыка и глазомера, так как при неточном наезде можно было рассыпать пакет с досками.

В этот день два лесовоза почти непрерывно курсировали взад и вперед, завозя на заводскую железнодорожную эстакаду предназначенный для погрузки пиломатериал. Из зоны на лесобиржу они возвращались порожними. Часовой на вышке знал вольных шоферов в лицо и лениво наблюдал за движением лесовозов, изредка обмениваясь с водителями различными замечаниями. За пределами зоны заключенные женщины под специальным конвоем штабелевали доски.

Парень подошел к запретке и стал перекликаться с женщинами. Скучающий на вышке часовой с интересом прислушивался к обмену репликами. Потом-то я понял, что парню было важно приучить часового к своему постоянному присутствию возле ворот ограждения. В самом общении уголовника с женщинами через запрет-ку не было ничего необычного или подозрительного.

Осенью на Севере рано темнеет, да и день этот выдался пасмурным. Был туман. К четырем часам пошел снег.

И тут у меня на глазах, как в детективном фильме, совершилось поразительное действо. Когда разгрузившийся на заводской эстакаде лесовоз на большой скорости возвращался на лесобиржу, парень весь изогнулся, прыгнул и с ловкостью акробата стал двумя ногами на тонкие полосы металлического зажима между колесами. Через секунду он оказался вместе с мчащимся лесовозом за пределами зоны. От глаз часового его скрыла кабина водителя. Я невольно зажмурился, а когда открыл глаза, увозивший парня лесовоз уже исчез из поля зрения.

Тут я понял смысл озадачивших меня вопросов. Парню важно было меня прощупать — кто я такой, есть ли опасность, что позвоню на вахту и предупрежу охрану.

Вечером, когда заключенные собрались на заводской вахте, ожидая конвоя, я шепнул друзьям, что мы, вероятно, не скоро попадем в жилую зону. Так оно и вышло. Сперва надзиратели, как всегда, лениво нас пересчитали. Выяснилось, что одного не хватает. Нас пересчитали снова, а затем стали проверять по формулярам. Тут мы узнали, что ушел известный вор-рецидивист по кличке Красавчик, уже не раз убегавший из мест заключения. Больше мы его не видели. Ходили слухи, что он якобы прислал начальнику лагеря издевательскую телеграмму:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});