Царь-Космос - Андрей Валентинов

– Сначала вопросы, – голос товарища Ким был холоден и тверд. – Прежде всего, с кем я говорю?

– Мы с вами давно знакомы, – Вырыпаеву почудилось, что там, по другую сторону дождевой тучи, улыбнулись. – В партийных документах вы встречали мой псевдоним – «Агасфер». Виделись мы в Париже и Цюрихе, потом в Копенгагене, у Парвуса. Правда, там меня звали немного иначе.

– Псевдоним я помню, – товарищ Ким, кажется, нисколько не удивился. – Итак, именно вы, Агасфер, стоите за теми, кто использует чужие технологии. Шекар-Гомп – это вы, и опыты над людьми – это тоже вы. Именно вы стремитесь превратить революцию в эксперимент над человечеством…

– В совместный эксперимент, – мягко поправил голос. – Человечество участвует в нем на равных правах. «ТС», чужие, как вы говорите, технологии, это и проект «Мономах», и наши эфирные полеты, и планета Тускула. Мы внедряем новое очень осторожно, постепенно, чтобы не вызвать всеобщего стресса. Вы упомянули Шекар-Гомп – Объект № 1. Многим не нравится то, что там делается, но именно Шекар-Гомп, наше Око Силы, помог закончить войну с относительно небольшими жертвами. Все эти наработки помогут и в дальнейшем, вы это знаете. Вам ли предъявлять претензии? Извините, Ким Петрович, но вы сами – чужая технология.

– Вот сволочь! – негромко бросил Егор Егорович. Гондла согласно кивнула и приложила палец к губам.

– …Вы родились в 1932 году по здешнему счету, всю молодость провели на Тускуле, а потом вами просто воспользовались, чтобы подложить мину под то, что я делаю. Ваши друзья, уверен, рассказали обо мне много плохого. Не стану оправдываться, но вы уже поняли: мы относимся к разным, если можно так выразиться, цивилизациям. Со своими я в ссоре, и они решили воспользоваться вашими услугами для элементарного сведения счетов. Сейчас вы в комнате не один. Спросите у тех, кто рядом, хотят ли они участвовать в войне, скажем, марсиан и обитателей Альфы Кентавра? Спросите!..

– Скажите этому… марсианину, – Гондла подошла ближе, дернула тяжелым подбородком в сторону экрана. – Альфа Кентавра нас не интересует. А вот диктатуры в стране мы не допустим. Это уже наша забота, человечья.

Виктор решил, что он ослышался. Дела межзвездные и межпланетные интересны лишь сказочникам – и уэллсовским марсианам. Но диктатура? Чья? В СССР существует диктатура пролетариата – класса, он не отдельной личности. Это же бред, полный бред!

– Историю можно и нужно направлять, – негромко ответил голос за экраном. – Это позволительно, хотя бы потому, что помогает избежать лишних жертв. Но менять уже случившееся – значит обречь на гибель целую Вселенную. История этого мира уже состоялась, на моем, истинном, календаре сейчас 2010 год. Вы, Ким Петрович, не имея на то никакого права, вторглись в Прошлое, между прочим, используя возможности, которые никогда не будут доступны людям. Если вы измените уже случившееся, погибнут прежде всего десятки миллионов тех, кому не доведется родиться. Не возникнет великая держава, которую предстоит выстроить в ближайшие десятилетия. То, что случилось, уже принадлежит вечности. Это История, и менять ее – преступление. Осознайте это!

– Осознал, – кивнул товарищ Ким. – Сначала когда по вашей вине погибли почти все мои родственники, потом – в 1991-м, когда погибла страна. Этим и кончился ваш «совместный эксперимент». Если мы вас сейчас не остановим, Россия найдет своего диктатора – похоронщика революции, какие бы красные перья не были на его костюме. Смотрите сами на свой календарь. У нас сейчас 1923-й, 31 марта. Еще не поздно! Родятся десятки миллионов тех, кого вы погубили еще до рождения, и наша страна счастливо переживет не только 1937-й, но и 1991-й. А вы, Агасфер, катитесь ко всем своим тибетским чертям!..

Несколько секунд динамик молчал, затем в нем что-то хрустнуло, и в ту же секунду экран погас. Его Егорович шагнул к темным оконным стеклам, резко отшатнулся:

– Осторожно!..

Он опоздал. Пулеметная очередь разнесла стекла, брызнула мелкими осколками, впилась тяжелым свинцом в штукатурку. Прицел был взят слишком высоко, пули ушли в потолок, лишь одна, самая шальная и глазастая, ударила ниже, срикошетив от стальной крышки «сундучка». И тут же пришел ответ откуда-то снизу, с первого этажа. Очередь, вторая, третья… Наконец, наступила тишина.

– Все живы?

Товарищ Ким стоял у пробитой пулями стены, прижимая ладонь к окровавленной щеке. Его Егорович остался там же, где был, возле окна, счастливо избежав свинцового гостинца. Вырыпаеву, не успевшему даже встать со стула, тоже повезло, если не считать испачканной штукатуркой шинели.

Лариса Михайловна ничком лежала на полу, прямо посреди комнаты.

– Гондла! – Егор Егорович сорвался с места, но Виктор успел первым. Присел рядом, осторожно коснулся запястья, нащупывая пульс.

– Вырыпаев, прекратите! Щекотно!.. – женщина негромко застонала, попыталась привстать. – Жива я, не радуйтесь слишком рано.

Батальонный взял ее за плечи, подвел к стулу. Егор Егорович и товарищ Ким подержали, помогли усадить.

– Чепуха! – Лариса Михайловна глубоко вздохнула, выдохнула, попыталась улыбнуться. – В меня не попали, сама головой приложилась, когда падала. Ким, что у вас с лицом?

Товарищ Ким нетерпеливо дернул рукой:

– Тоже чепуха, стеклом задело. Чего стоим? Вниз, все вниз! Вырыпаев, помогите Ларисе. Егор, уноси машинку, я – последний.

Мадам Гондла явно не спешила уходить, и Виктору пришлось ее поторапливать. Попытка взять дамочку под руку кончилась яростным шипением и звонком хлопком по ладони.

– Сама! Киму лучше помогите.

Вырыпаев, не слишком понимая, что делает, бросился назад и чуть не столкнулся с начальником, который на миг задержался на пороге.

– Свет гасил, – в «шкиперской» бородке промелькнула знакомая усмешка. – Режим экономии… Виктор Ильич, вы сырости не боитесь?

Альбинос недоуменно моргнул, но ответить не успел. В оставленной комнате грянул телефонный звонок. Товарищ Ким покачал головой и шагнул обратно.

– Ким Петрович! Ким! – Гондла рванулась следом, и почти сразу же ударил выстрел. Пуля, миновав разбитое окно, мягко вошла в стену слева от входа.

– Алло? – послышался невозмутимый голос любителя трубок. – Кто, говорите? Зотова? Ольга Зотова? Да, соединяйте, немедленно.

Следующая пуля в пыль разнесла только что погасшую лампочку.

3

Ольга Зотова опустила трубку на рычажок аппарата, повернулась к вахтеру.

– Спасибо. Я здесь, возле входа подожду.

Ответом был весьма красноречивый взгляд. Как ни старалась замкомэск говорить обиняками, но слов «коммутатор ЦК» оказалось вполне достаточно для служивого. То, что донесет, ясно, главное, чтобы не слишком торопился. Девушка многозначительно покачала головой, и вахтер, поправив железные окуляры, поспешил взять в руки газету.

Ольга отошла в сторону, нетерпеливо топнула жесткой подошвой о давно не мытый пол. Сколько можно еще ждать?!

– Товарищ Зотова? Я здесь, я иду!..

Слава историческому материализму! Ротный Тулак спускался по лестнице, на ходу вдевая непослушную десницу в рукав шинели.

– Что случилось?

Замкомэск, не говоря ни слова, помогла Семену разобраться с верхней одеждой, застегнула шинель на крючки, поправила ремень, а затем кивнула в сторону двери.

Откашлялась.

– Поговорим!..

На улице она достала только что купленную пачку «Ириса», закусила мундштук зубами:

– Не знаю, что и делать, Семен. Дома мне лучше пока не ночевать, у тебя и у Виктора тоже нельзя. Позвонила товарищу Киму, а там и вовсе не до меня. Вроде как война началась, или даже чего хуже. Посоветуй, что делать.

– Так…

Ротный долго молчал, затем поправил шуйцей густой цыганский чуб.

– Есть адрес, на одну ночь могу пристроить. В ГПУ не сдашь?

Обижаться Ольга не стала, ответила серьезно.

– Нет, товарищ Тулак. Не из таких я.

– Пошли! По дороге расскажешь.

Наглого Блюмкина и вежливого Пантёлкина Зотова нисколько не боялась. Однако, уже выйдя из трамвая, она решила перестраховаться, понаблюдать за собственным подъездом – и почти сразу же заметила двух крепких ребят в штатском, гуляющих неподалеку от входа. Затем подъездная дверь хлопнула, и на улицу выскочил третий, уже не в штатском. Форму с зелеными «разговорами» легко узнать даже в слабом свете уличных фонарей.

Надеяться на совпадение не стоило. «Дочь генерала Деникина» разыскивал не только любитель подноготной правды Синцов.

– И тебя искать станут, Семен, – заключила замкомэск. – Втравила я нас обоих в историю, да так, что и не выбраться. Но если бы мы Наташке не помогли, кем после этого стали? Хуже белогвардейцев!

– Хуже, – охотно согласился ротный. – Ты даже и не представляешь, насколько. Так чего горевать?

Ночь на 1 апреля года от Рождества Христова 1923-го выдалась неожиданно холодной, под ногами потрескивал лед, старые шинели грели плохо, а над замерзшим городом бесшумно распахнулось ледяная звездная бездна. Улицы вымерли, каждый шаг далеко разносился чутким эхом.