Отцы-командиры Часть 2 - Юрий Мухин

И закончу этот эпизод воспоминаний Динглера, чтобы показать, насколько хороший солдатский материал наша Родина вручала кадровым офицерам и генералам Красной Армии. Динглер пишет: «Мы были поражены, когда обнаружили, что вместо 400 человек их оказалось около тысячи. Почти четыре недели эти люди питались травой и листьями, утоляя жажду ничтожным количеством воды из вырытой ими в земле глубокой ямы. Однако они не только не умерли с голоду, но еще и вели ожесточенные бои до самого конца».

«Учился много, но ничему не научился»

О том, что давало советским офицерам военное образование, можно рассмотреть на примере генерала, у которого такого образования было максимально возможное количество. В жидкой кучке официальных диссидентов СССР видное место занимал генерал-майор Петро Григоренко (именно так, по-украински: не Петр, а Петро). За рубежом он выпустил толстую книгу воспоминаний, которые бессовестно назвал «исповедью» (Петро Григоренко. «В подполье можно встретить только крыс». Нью-Йорк, 1981). Я прочел первую часть книги, в которой Григоренко повествует о себе еще до того, как он подался в борцы с (его словами) «лживым общественным строем» (стр. 273), поскольку эта его «борьба» была мне уже неинтересна.

Я пытался в «исповеди» Григоренко найти и ответ на вопрос, почему он вдруг полез в диссидентство? Искренне во что-то поверил или что-то понял, чего не понимали другие? Нет, исключено, поскольку книга его исключительно лжива, в ней нет искренности, причем Петро пишет ее так, что все вокруг в дерьме, а он «на коне в белом фраке». Это не исповедь, а самолюбование. Судя по этой книге, у Григоренко была абсолютно неправильная самооценка — Петро, нисколько в этом не сомневаясь, считал себя человеком исключительно умным вообще и исключительным специалистом в военном деле в особенности.

Подспудно в книге идет рефрен: «лживый общественный строй» явно недооценивал Григоренко, а вот если бы это был «правдивый общественный строй», то Петро уже давно бы был маршалом. Причем эта его уверенность базируется не на реальных деловых качествах Григоренко (его «военные» мысли в книге порой даже не ошибочные, а идиотские), а на том, что он окончил две военные академии — инженерную и Генерального штаба — и написал после войны кандидатскую диссертацию. Из книги Григоренко следует, что какие бы победы ни одержали генералы без такой подготовки, как у него, но против Григоренко они все дураки. Григоренко в своей книге, к примеру, даже «защищает» от Хрущева Сталина как военного специалиста (нимало не заботясь о том, нуждается ли Сталин в защите такого профессионала, как он). Тем не менее вот его искренняя оценка военного дарования Сталина и Жукова (с. 406): «Теперь посмотрим на эти личности с точки зрения их военной подготовки. Оказывается, в этом отношении они похожи друг на друга. Ни тот, ни другой военного образования не имеют. То, что Жуков командовал в мирное время полком, дивизией, корпусом и округом, — военного образования заменить не может» — безапелляционно пишет Петро, даже не пытаясь хоть как-то пояснить, почему же армии всей Европы разогнали немецкие офицеры и генералы, которые не то что академий, военных училищ никогда не кончали?

А что же ему самому мешало стать маршалом, кроме «лживого общественного строя»? Думаю, что это была и просто трусость, и трусость как боязнь брать на себя командирскую ответственность.

Хотя в книге Григоренко не жалеет красок, чтобы описать свою личную храбрость, но поверить в нее трудно, и не только из-за фантастических подробностей. Скажем, он уверяет, что был ранен в ногу, когда в воронку диаметром 15–20 м и глубиной Зм, в которой он находился, попал снаряд калибра 210 мм! Военный «профессионал» после двух академий, не смущаясь, пишет: «Наша воронка тоже попала под обстрел. 210-миллиметровая батарея, с предельной дальности беглым огнем обрабатывает нашу воронку. Снаряды ложатся пока что вокруг, ударяют в своеобразный бруствер (взрывной выброс) с наружной стороны или перелетают через воронку. Я лежу на западной части бруствера, изнутри. Наблюдаю, что делается в районе переднего края. Разрывы кругом, но к нам в «братскую могилу» пока что снаряды не залетают. Вдруг более громкий разрыв и почти тотчас удар по кости правой ноги. Осматриваюсь по сторонам. Вижу и узнаю от других: один снаряд врезался в задний бруствер (восточный) с внутренней стороны. Убит один автоматчик. Несколько человек, в том числе и я, ранены» (с. 299). То, что он был ранен — несомненно, но 210-мм снарядом?! Простите, это такие снаряды (вес 113 кг), которые оставляют после себя воронки более глубокие, чем та, в которой он сидел. Я акцентирую внимание на этом вопросе, чтобы показать, что Петро на самом деле очень редко слышал взрывы снарядов вокруг себя, поэтому не способен был по силе взрыва оценить, что это за снаряд, да и не знал элементарных сведений об артиллерии.

Итак, началась война, подполковник Григоренко служил на Дальнем Востоке незначительным клерком в штабе невоюющего Дальневосточного фронта. Осенью 1941 года его назначают (он уверяет, что добровольно попросился) начальником штаба отправляемой под Москву дивизии. Однако Григоренко всю свою службу пользовался «мохнатыми лапами» мафии выпускников Академии Генштаба, и его по чьей-то просьбе уже с эшелона снимают как, по его словам, очень ценного штабного работника, без которого штаб Дальневосточного фронта просто развалится. Я бы в это поверил, но этого очень ценного штабного работника вскоре отсылают из штаба командовать бригадой тут же в тылу. Тогда в чем же была его ценность как работника штаба фронта? Почему его не отправили на фронт в 1941 году?

После перевода в командный состав Григоренко готовят в командиры дивизии и даже посылают на запад месяц постажироваться в этой должности на фронте. И в конце концов, его в зиму 1943 года выталкивают на фронт, где дружки в Москве направляют его принять 66-ю гвардейскую стрелковую дивизию 10-й гвардейской армии 2-го Прибалтийского фронта.

Однако он, якобы по убедительной просьбе командующего армией, становится заместителем начальника штаба 10 гв. армии по вспомогательному командному пункту. Что это за должность, понять нельзя, поскольку он об этих своих функциях ни разу не упоминает, но из описания того, что он делал в штабе, становится ясно, что он служил при армейском штабе «подполковником на побегушках»: сопровождал в поездках командующего, возил Члену Военного совета приказы на подпись, ездил с мелкими поручениями в дивизии и был ранен в такой поездке «210-мм снарядом».

После лечения и отдыха его посылают на 4-й Украинский фронт, здесь он тоже избегает ответственности командных должностей своего уровня, хотя, как он сам пишет, командиром 151-го стрелкового полка, к примеру, был подполковник Мельников, который до войны не две военные академии окончил, а всего лишь учительский институт, и был директором сельской школы. Но Петро все же не смог избежать должности начальника штаба 8-й стрелковой дивизии и в этой должности он, по его словам, в 1945 году совершил несколько удивительных полководческих подвигов.

Однако представить себе его подвиги очень трудно из-за обилия разных глупостей в их описании. Сомнение вызывает и то, что, кроме звания полковника, которое он буквально выпросил у Члена Военного совета фронта Мехлиса, его не наградили за эти подвиги никаким орденом, хотя в конце войны ордена давали чуть ли не пригоршнями. Он уверяет, что это оттого, что он потребовал орден Суворова, но Москва не уважала 4-й Украинский фронт и не дала ему этот орден. На самом деле так не делалось: Москва могла и не дать просимую награду, но вообще без награды не оставляла никогда: не наградили бы орденом Суворова 2-й степени, дали бы третьей или орден Кутузова, или Богдана Хмельницкого.

Думаю, что дело здесь в военной некомпетентности Григоренко. Описывая наступательные бои 8-й дивизии, он упоминает номера и командиров всех входящих в нее стрелковых полков, однако ни разу не упомянул о дивизионном артиллерийском полку, о придаваемых дивизии артполках, об артиллерийских командирах своей дивизии. Но в конце войны наступление без артиллерии оыло немыслимо, ее в Красной Армии было огромное количество, и в связи с этим возникает мысль, что Григоренко не только очень плохо разбирался в артиллерии, но и не способен был организовать взаимодействие родов войск, а поэтому не только не участвовал в разработке замыслов боев 8-й дивизии, но, по сути, и не понимал их.

Так что все подвиги Григоренко, скорее всего, являются брехней, и 8-й дивизии он, скорее всего, запомнился тем, что вблизи переднего края всегда появлялся в каске и с автоматом. Он, кстати, долго, нудно и глупо объясняет, почему он так поступал и почему так надо поступать, даже если вся дивизия над тобой смеется, как 8-я дивизия смеялась над ним, но мой отец тоже рассказывал, что и их начальник штаба дивизии имел палку на винтовочном ремне, которую забрасывал за спину, как винтовку, если надо было идти к переднему краю. Коллега Григоренко был уверен, что немецкие наблюдатели примут его за простого солдата и не станут тратить снаряды на такую малозначительную цель.