Красный тайфун (СИ) - Влад Савин

Прилетел, докладываю — так, мол, и так имел встречу с парой американских 'мустангов'. Сложилось у меня мнение — быстрые, маневренные, но на вертикали против 'яка' слабоват будет. Так что, случись что, 'вертикаль' всегда будет наша.

В следующие несколько дней, мы ещё раз встречали 'мустангов' в воздухе, когда пару, а когда четверку. И каждый раз всё было по одному сценарию, американцы доводили скорость до максимума, а потом резко уходили вверх каким‑нибудь вертикальным маневром — от 'горки' до 'иммельмана'. И каждый раз всё заканчивалось одним и тем же, мы всякий раз оказывались метров на 150–200 выше них. Кстати, с Ла-7 была та же история — разгон, уход на вертикаль, 'ла' сзади и выше.

Безусловно, случись нам повстречаться тысячах так на шести и выше, скорее всего всё было бы наоборот, но ниже пяти, преимущество на вертикальном маневре однозначно было за нами. Похоже, что американцы поначалу сами не верили тому, что видели, но после нескольких таких 'проколов' они перестали уходить от нас вверх, а наоборот стали уходить пикированием. Ну, в этом мы с ними не соревновались — во — первых: самолёты наши легче (а у Ла-7 ещё и обшивка деревянная); а во — вторых: зачем?..

А. С. Другие типы американских истребителей вам встречались.

И. Г. Лично мне нет, но другим летчикам пару раз встретились «тандерболты». Но те в пилотаже с нами не соревновались, сразу уходили пикированием. Но недолго наша служба в Китае в тот раз продолжалась, уже где‑то в конце августа 1945 мы перелетели в Харбин, где передали свои истребители маньчжурским лётчикам, а оттуда транспортными самолётами вернулись в Союз. И сразу на перевооружение, на Як-9П — на них мы и летали, до самого перехода на реактивные.

Юрий Смоленцев. Москва. 2 сентября 1945.

День, когда в той истории закончилась эта война. Я про японскую кампанию говорю. Это надо же — сюда попав, Отечественную прошел без единой царапины, а тут в первый день совершенно дурной осколок словил! Не иначе, знак свыше — что поистратил я свое везение?

Правда, заштопали меня качественно. И обещали, что в дальнейшем никаких ограничений по здоровью не будет — при условии правильной реабилитации, как сказали бы в более позднее время. Сам маршал Василевский намекнул, что пора бы мне переходить с оперативной работы на штабную и аналитическую — может и подумаю, теперь, когда Лючия сразу двоих родила, хочется мне их выросшими увидеть. Не каждого раненого майора в госпитале сам главком Дальнего Востока навещает, но тут случай особый: Василевский тоже член «ордена Рассвета», то есть в нашу Тайну посвящен, кто мы и откуда. И как ни крути, но операцию мы все же завершили успешно — не только «управление водоснабжения» разгромили, лишив японцев бактериологического оружия, но и генерала Исии живым притащили, вместе с документацией, вещдоками и свидетелями (кого из тюрьмы успели освободить). Ребят жалко, и Андрюху «Чечена», родившегося в иной истории в 1980, в год Московской Олимпиады, и местных ребят — Пашу Коробова, Гошу Мартынова, Володю Барсукова, Равиля Зелимханова — а впрочем, после всего, что мы вместе прошли, нет для меня разницы между теми, кто со мной из 2012 года сюда провалился, и кто здесь вытянул на себе Отечественную войну. Но не бывает войны без потерь — и если мне как‑то везло, то не ко всем судьба благосклонна.

А мне достались катана и вакидаси, взятые у самого генерала Исии. В этой войне обычай пошел, о котором не слышал я в нашей истории — может, пропагандисты виноваты, выпустив в обращение кое — какую литературу из иных времен? — но если осталось в Уставе Положение о наградном оружии, то отчего это обязательно должны быть кортики и шашки златоустовской работы, а не раритетные японские мечи? Если театр дальневосточный, и трофеи по праву? Кто первым додумался, не знаю — но приказом Василевского, это было узаконено, с конца июня. Для того отбирались подлинно дорогие клинки, а не новодел, и вручали перед строем, обычно вместе с орденом, не ниже «Красного Знамени», как на моем мече — даже эфес и гарду (по — японски, цубу) успели позолотить. Так что буду при полном параде, как маршал Буденный, у которого наградная шашка еще с Гражданской — носить придется именно как шашку, а не по — самурайски, за поясом, но нам это рост позволяет, средний русский заметно выше среднего японца. Хотя, вот интересно, та же самая катана в японской армии называется син — гунто, а во флоте кай — гунто, различаются лишь ножнами (деревянные у армейцев, металлические у моряков), и рукоять отделана по — иному, носят эти мечи, в отличие от катаны, не за поясом, а на портупее. Но как мне ни разъясняли (и на целой куче экземпляров показывали), вот не нашел я отличия от катаны в собственно клинке. Меня больше заботит — если я хочу меч не только для украшения использовать, мало ли что, то придется приемы иаи — дзюцу (мгновенного выхватывания с ударом) изучать? А где я в СССР наставника по японскому фехтованию найду?

Еще я получил в награду подполковничьи погоны. Командующий сказал — война закончится, на мирные сроки выслуги перейдем, так что прими по чести. При том что я в майорах едва год отходил. Это надо понимать в связи с предложением, сменить «поле» на штаб? Бумажки, согласования — а ведь ошибешься, спросят с тебя так, что пуля на фронте будет гуманнее? Этого боюсь — хотя слышал, наш кэп из 2012, Андрей свет Витальевич, большим начальством стал, между Москвой и Европами болтается. А его зам, старлей Васька Гаврилов (в одном звании были, как сюда попали, три года назад), сейчас уже полковник, и тоже больше в штабе сидит. Может и не так все плохо? Ладно, три месяца до принятия решения у меня точно есть! Столько дано мне на отпуск по ранению — а после, в кадры, где решать будут, что со мной делать дальше.

День Победы (над Японией) я в госпитале встретил, лишь в начале августа меня выписали. До Омска повезло самолетом добраться — ну а дальше, паровозной тягой, «я ехал по самой прекрасной земле», эту песню сейчас чаще чем даже Высоцкого тут можно услышать, эшелоном через всю Сибирь. Доехал в общем, без приключений, если не считать того, что у меня пытались стянуть наградную катану, дело кончилось битыми мордами двух тыловых ухарей, сданных в комендатуру. Прибыл на Ярославский вокзал — в этом времени он Северным назывался, но мне так привычнее. На площадь Трех Вокзалов вышел — и почувствовал себя дома! Москва сороковых, как из фильма «Место встречи» — старые дома, кривые улочки на окраинах, древние автомобили, девушки в непривычно длинных платьях а не в джинсах и мини — юбках — для меня это все уже больше «свое» чем лужковская Москва — Сити, а тем более «москвабад» (кто здесь нашу столицу так назвать посмеет, убью!). Наверное, оттого, что ждут меня здесь. Ведь дом — это и есть, то единственное место, где тебя любят и ждут.

На асфальте лужи, летний дождь недавно прошел, воздух как на даче (хотя своей никогда не имел). Ныряю в метро, до станции «Сокол», конечной по Замоскворецкой линии, на сорок пятый год — и вот, я на Ленинградском шоссе. Прямо напротив выхода, знаменитый в будущем «генеральский» дом, где сейчас наша квартира, обставленная в стиле, который в 2012 году назвали бы «ретро пятидесятых», все такое основательное, дубовое, даже радиола, приемник с проигрывателем, с отделкой под цвет — наверное, тут в конце века уже мои внуки и правнуки жить будут? Проспект перебегаю, хочу к парадной повернуть — но как толкнуло что‑то взглянуть налево, там церковь Всех Святых (постройки аж петровского времени) за ней парк. И увидел я две женские фигурки в косыночках и плащах парусами, с колясками перед собой. К ним бегу, они тоже меня увидели — и одна сразу хотела броситься навстречу, но коляску не решилась оставить, а лишь когда я рядом был, с визгом у меня на шее повисла. Обнимаю я Лючию, Галчонка своего, какая же она у меня красивая, ну просто расцвела — а рядом Аня Лазарева улыбается.

— Детям свежий воздух нужен. Вот и гуляем, в любую погоду, если только не проливной дождь.

Смотрю на своих двойняшек, январские они, значит семь месяцев уже. Укутаны плотно — а все равно, на руки взять их боюсь, вдруг уроню, или что‑нибудь сломаю, если слишком крепко сожму? Как только женщины наши с ними так ловко обращаются? Хотя и не на руках тащить — детские коляски в этом времени еще редкость, но слышал я еще перед отъездом, что в Москве их какая‑то артель делает (частники!), по образцу из Германии привезенных, но немецкий оригинал больше похож на то, что в конце века было, а наше изделие словно с того же завода, который раньше танки выпускал, у немцев рама из тонких трубок, а местами даже из чего‑то похожего на пластмассу, у нас же плоский стальной профиль, довольно толстый (зато хрен сломаешь или погнешь). И еще нет колясок для двойни — так что мои Петр с Анечкой должны были тесниться вместе, уже едва помещаясь. А укрыты‑то как, ну словно на северный полюс, будто январь а не август сейчас!