Россия. Погружение в бездну - Игорь Фроянов

По Указу

«лица, состоящие на государственной службе, в своей служебной деятельности руководствуются требованиями законодательства РСФСР и не связаны решениями политических партий и массовых общественных движений»

Там же. С. 473

Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, против какой партии направлен данный Указ. Он бил по компартии, готовя её ликвидацию. Заслуживает в этой связи внимания запись в дневнике Черняева под 25 июля 1991 года, т.е. сделанная по горячим следам упомянутого Указа Ельцина:

«После телефонного разговора с Колем (о Кёнигсберге) М. С. задержал меня в кабинете. Подключил селектор на Прокофьева (секретаря МГК). Разговор идет об указе Ельцина (департизация). Прокофьев ему: «Значит, мы переходим на территориальный принцип партработы». М. С: «Я уже получил 100 телеграмм. Секретари обкомов требуют издать указ, отменяющий указ Ельцина». Я вмешался: «Не надо этого делать… Указ не сработает… И ваш престиж пойдет опять на понижение». Но он, вижу, и без меня решил не вмешиваться. Рассуждал с Прокофьевым, почему Ельцин сделал это именно сейчас…— вроде бы исходил из благородных побуждений: сейчас надо работать, нужно спокойствие, а коммунисты «мутят» на предприятиях, в коллективах!.. И как я, президент, буду выглядеть, мешая установить порядок?! Прокофьев не настаивал…»

Черняев А. С. 1991 год: Дневник помощника Президента СССР. С. 180–181

М. С. Горбачев лукавил, ибо подлинная причина его нежелания отменить Указ Ельцина состояла не в опасении за то, как он будет «выглядеть, мешая установить порядок», а в том, что внутренне генсек уже окончательно и бесповоротно порвал с партией, которую, по догадке Черняева,

«решил «валить»»

Черняев А. С. 1991 год: Дневник помощника… С. 181

И все же не «свалил». Это сделали другие, отведя ему лишь унизительную роль формального ликвидатора.

Личная история Горбачева после 1990 года — это история неотвратимо приближающегося краха. Горбачевский имидж покатился

«катастрофически вниз уже от нулевой отметки»

так, что

«даже доброжелатель»

мог

«произнести только одно: доперестроил!»

Там же. С. 126

Власть ускользала из рук генсека и президента.

Проблеском в надвигающейся тьме политического небытия для прораба «перестройки» явился референдум СССР 17 марта 1991 года по вопросу о Союзе, а также его встреча 23 апреля в Ново–Огареве с главами девяти республик (Россия, Украина, Белоруссия, Узбекистан, Азербайджан, Киргизия, Таджикистан, Туркмения и Казахстан), принимавших участие в референдуме. На встрече вроде бы удалось договориться о совместных мерах по социальной и экономической стабилизации в стране и выработке нового Союзного договора в соответствии с волеизъявлением народа на референдуме. Это было соглашение «9 + 1» (девять республиканских лидеров и союзный президент). Завязался так называемый ново–огаревский процесс. Некоторые исследователи усматривают в этом «неожиданный успешный политический маневр Горбачева, который, казалось бы, чудом включил республики, в первую очередь Россию, в процесс реанимации СССР и оказался во главе его реформирования, обезоружил консерваторов». При этом они полагают, что

«победа была зыбкой: консервативные силы готовы были терпеть Горбачева только в том случае, если ему удавалось контролировать действия Ельцина и его последователей и восстановить власть Центра в отношении республик»

Политическая история… С. 650

Обличает «консерваторов» и сам Горбачев, говоря о том, что

«президентский «мозговой центр» пришел к правильному выводу о нарастании угрозы со стороны консервативных, реваншистских сил»

Горбачёв М. С. Жизнь и реформы. Кн. 2. С. 532

С упомянутыми исследователями и бывшим президентом можно поспорить.

Встречи и переговоры в Ново–Огареве, где Горбачев якобы включил национальные республики вместе с РСФСР в «процесс реанимации СССР», есть не столько «успешный политический маневр» главного прораба «перестройки», сколько его последний шанс удержаться у власти. В шаткости своего положения весной 1991 года он должен винить прежде всего демократов. Ведь это они подняли мощную кампанию, направленную против Съезда народных депутатов СССР, Верховного Совета СССР, Президента СССР и Правительства СССР. Ведь это их лидеры, такие, как Ю. Афанасьев и Е. Боннэр, клеймили Б. Ельцина за участие в разработке нового Союзного договора и согласие его подписать (Там же. С. 533, 535). Что касается «консерваторов» и «реваншистов», то они были основательно подрублены и сил у них хватало только на устрашающий шум, который уже не пугал Горбачева. Поэтому он несколько сгущает краски, когда пишет:

«Партийная номенклатура не собиралась сдаваться без боя. Весной 1991 года организаторы уже сформировавшейся в КПСС оппозиции решили перейти в наступление. Явно рассчитывали использовать обострение социальной ситуации, недовольство в обществе в связи с введением 2 апреля повышенных цен на продовольственные и промышленные товары»

Там же. С. 535

Если наступление и было, то опереточное. Яркий пример — апрельский Пленум ЦК КПСС. Воспроизведем «событие» по записям Черняева:

«Когда М. С. показали проект решения пленума, он взорвался: там речь шла об «антинародной политике» генсека. Шенину сказал: «Твоя работа». Но, между прочим, все эти «молодые» — Гиренко, Лучинский, Семенова, Купцов, Строев, Фалин, которых он выдвинул в секретари ЦК (в большинстве из провинции), пригрел, обласкал, дал путевку в большую политику — они что? Значит, тоже в душе согласились, что во всем виноват М. С? И будто его смещением или угрозой смещения, в тон хору обкомовских резолюций, можно решить все вопросы? Во всяком случае, рыльце у них в пушку: недаром же они на пленуме в рот воды набрали, когда другие покатили на М. С. волны оскорблений и поношений, требовали его отставки, предъявляли ультиматумы насчет чрезвычайного положения во всей стране. Иначе — ужо тебе! Позорище было смотреть на этих «зайчиков»… И вообще на весь этот пленум… Гнали генсека, а когда он встал и сказал: «Ладно, ухожу!», все в портки наложили и проголосовали, чтоб «снять вопрос с обсуждения». Тоже формулировочка… до следующего пленума, что ли? Честь ЦК спасали такие, как Вольский, Бакатин, не говоря о Назарбаеве… Хотя вообще–то я был за то, чтоб М. С. послал их к едрене матери… И от них на другой день ничего не осталось бы. Они действительно никому не нужны, кроме номенклатуры… И без М. С. сразу бы оказались «на обочине» — в отвале. Впрочем, Вольский и Бакатин так прямо и сказали. А один рабочий в перерыве подходит к М. С, сокрушается: «идиоты–самоубийцы»»

Черняев А. С. 1991 год: Дневник помощника Президента СССР. С. 131—132.

Если Черняев изображает апрельский Пленум ЦК в виде фарса, то Горбачев подает его как драму, вероятно, с той целью, чтобы выглядеть героически. Он говорит:

«Консервативные силы в КПСС решили превратить апрельский Пленум ЦК в своего рода разбор персонального дела Горбачева, намеревались открыто предъявить мне политические обвинения и ультимативные требования. Был даже подготовлен проект постановления по главному вопросу повестки дня — положению в стране и путях вывода экономики из кризиса. В нем, по сути дела, выносился «смертный приговор» всему курсу на реформы и отвергалась антикризисная программа правительства, уже принятая, хотя и в итоге острой дискуссии, Верховным Советом СССР»

Горбачёв М. С. Жизнь и реформы. Кн. 2. С. 356

Что помешало «консервативным силам» осуществить задуманное? Оказывается, в первую очередь, молниеносная решительность генсека:

«Зная обо всем этом», я решил «взять быка за рога» и сразу дать понять своим оппонентам, что капитуляции они от меня не дождутся, а вот сами могут остаться на обочине политической жизни. Готов был к худшему, мысленно смирился уже с возможным расколом партии, но считал своим долгом побороться за нее с ретроградами, тащившими КПСС в пропасть»

Там же

(Поражает лицемерие «прораба перестройки», обвиняющего «ретроградов» в том, что они «тащили КПСС в пропасть». Не кто иной, как он сам столкнул КПСС в пропасть, и она в падении своем судорожно старалась хоть за что–нибудь уцепиться)

Кроме того, «бык» будто смертельно испугался заявления генсека об отставке и был ошеломлен публикацией «Ново–огаревского заявления» (Там же. С. 538, 539). Но все это, как сказал бы наш венценосный предок,— «детские страшилы», которыми «консервативные силы» ЦК едва ли можно было «устрашити». Причина непоследовательности и метаний «консерваторов» в другом — в сознании своего бессилия, обусловленного отсутствием у ЦК рычагов государственной власти. Чтобы выступить не мнимой, а действительной силой, способной остановить уничтожение страны, ЦК в конкретных исторических условиях весны 1991 года нужен был носитель реальной власти, каким являлся Горбачев, к тому же и генсек, т.е. лидер партии. Поэтому члены ЦК и приступали к нему с требованием ввести чрезвычайное положение. Вместе с Горбачевым КПСС имела возможность переломить ход событий, а без него — нет. Разойдясь с ним, она (опять–таки в конкретных исторических условиях весны 1991 года) становилась обреченной партией, ибо время для ее «развода» с генсеком, чтобы найти нового главу и начать другую жизнь, безвозвратно ушло. Горбачёв это понимал, когда по поводу своих оппонентов на апрельском Пленуме ЦК говорил: