Ветер разлуки - Соня Мармен

Тут Арчи усмехнулся и добавил:

– И прошу вас, Александер, ограничьтесь индейцами и теми, кто одевается, как они, и охотятся за вашими скальпами. Женщин и детей не трогать! Это приказ Вольфа. Все ясно?

– Более чем.

Улыбка пропала.

– Мне жаль Эвана Кэмерона, он был храбрым солдатом. Мне передали его вещи.

– Могу я попросить вас об услуге… Арчи?

– Слушаю вас!

Александер запнулся на полуслове, но потом решился:

– У Эвана был золотой медальон с портретом…

– Да, и он теперь у меня.

– Я… Не могли бы вы отдать его мне?

Вопрошающий взгляд Арчи остановился на его лице.

– Зачем вам этот медальон, Алекс?

– Я предпочел бы не отвечать на этот вопрос.

– Мне нужно веское основание, чтобы отступить от правил, мой друг! Вы с Эваном не родственники…

Александер не знал, как обосновать свою просьбу. Ну не мог же он сказать: «Я отдам его солдату Маккалуму, это его жена, та самая дама, портрет которой спрятан в медальоне!» И вдруг нужный аргумент пришел ему в голову.

– Я знаком с женщиной, чей портрет в медальоне! Это наша общая подруга, и она мне очень дорога…

– Вот как? Я подумаю об этом, Алекс. А теперь идите, вам необходимо собраться. Отряд выступает через час.

– Слушаюсь, господин лейтенант!

Щелкнув пятками, он коротко поклонился.

– И последнее…

– Слушаю!

– У меня была еще одна причина поинтересоваться, какие у вас отношения с братьями. Дело в том, что Колл перешел в другую роту. Я распорядился, чтобы капитан Макдональд взял его в нашу. Я решил, что будет правильнее вас предупредить.

Арчи ожидал реакции со стороны Александера, однако тот остался невозмутим.

– Это ваше собственное решение, господин лейтенант?

– Я полагал, что…

Арчи нахмурился. Александер отвел глаза. У мыса Диамант, недалеко от городских стен Квебека, на рейде стояло несколько кораблей. Он набрал в грудь побольше воздуха и медленно его выдохнул. Новость застала его врасплох. Это было так внезапно… Разумеется, с Коллом ему будет гораздо легче найти общий язык, но не хотелось бы торопить события: двенадцать лет разлуки и горьких воспоминаний так быстро не забыть… Но ведь и сам Колл прилагал усилия, чтобы снова сблизиться с ним, своим братом…

– Благодарю вас, Арчи! От всей души!

* * *

Влажная земля заглушала звук шагов. Начищенные дула кремниевых ружей поблескивали в неярком свете дня: солнечные лучи с трудом пробивались сквозь белесую дымку тумана. Жара стояла удушающая, и мокрая одежда противно липла к телу.

День выдался утомительный, но не особенно беспокойный – две незначительные заварушки с ополченцами и несколько разрозненных выстрелов. Пострадал только один солдат, да и то лишь потому, что подвернул ногу. Добычи взяли немало: семь коров, теленка, четыре свиньи, восемь поросят, пару десятков кур и еще много съестного погрузили на «позаимствованную» на одном дворе повозку, в которую впрягли вола. Остаток груза составляли предметы меблировки, которые пришлись по вкусу офицерам, кухонные принадлежности, инструмент и даже одна скрипка. Дункан Маккро хотел прихватить и белку в клетке, но сержант Кэмпбелл запретил, буркнув: «Разве только ты собираешься сварить из нее суп!» Бедняге Маккро пришлось оставить клетку там, где она стояла.

Александер, правда тайком, тоже раздобыл кое-что полезное. Пока остальные перетряхивали содержимое кладовых и кухни, сержант послал его проверить комнаты. В единственной жилой комнатушке, под самой крышей, Александер нашел сундук кедрового дерева с женской одеждой. Пользы от нее не было никакой, поэтому он повернулся уходить, когда перед глазами встала картина: Летиция в платье. К сундуку он вернулся с новым энтузиазмом. Эта одежда может пригодиться Летиции! Ей будет гораздо легче выбраться из зоны военного противостояния, если она переоденется в женское платье! Не станут же канадцы стрелять в женщину… Он торопливо затолкал сорочку, корсаж и пару юбок в свой ранец. Ему не терпелось показать Летиции свою находку.

Отряд неспешным маршем возвращался в лагерь. Мунро своим зычным голосом распевал баллады собственного сочинения, и многие с удовольствием ему подпевали. Летиция легкой походкой шла впереди Александера, и ее аккуратный задок под килтом соблазнительно покачивался в ритме шагов. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не смотреть на нее. А Мунро между тем напевал:

– Cailin mo rùin – sa is leannan mo ghràidh… ainnir mi chridhh – sa’s i cuspair mo dhàin. Tha m’inntinn làn sòlais bhi tilleadh gun dàil, gu cailin mo rùin – sa is leannan mo ghràidh…[78]

Ах, с каким удовольствием он прошептал бы эти слова ей на ушко! Думая о Летиции, Александер испытывал и желание, и угрызения совести. От раздумий его отвлекли передвижения Джона Маклеода. Тот покинул строй и, придерживая рукой свои мужские «сокровища», побежал к краю леса. Сержант Кэмпбелл тут же наставил на него ружье и приказал вернуться: на днях дезертировало еще двое, и офицерам был дан приказ не спускать глаз со своих людей.

– Я к кустику, сержант! Я быстро!

Эта реплика была встречена дружным хохотом. Отряд замедлил движение, а потом и вовсе остановился. Кэмпбелл наблюдал за своим солдатом, который, насвистывая, орошал ближние кусты. И вдруг его свист оборвался.

– Сержант, тут… Боже милосердный!

Александер схватил свое ружье и взвел курок. Повинуясь приказу сержанта, солдаты сомкнули ряды. Ожидая, что в любую секунду из зарослей выскочит отряд индейцев, они подняли оружие. Маклеод сделал пару шагов вправо и замер. В повозке квохтали куры, а одна из коров замычала.

Объятые страхом, солдаты затаили дыхание. Маклеод нагнулся.

– Что там, Маклеод?

– Боже милосердный… Сержант, это один из наших! Точно!

Маклеод выбрался из кустов и побежал к ожидавшим его товарищам. Летиция с тревогой посмотрела на Александера. Взяв ружья наизготовку, Кэмпбелл с двумя солдатами направился к тому месту, где пару секунд назад находился Маклеод. Последовал крик ужаса, за ним – поток ругательств. У Александера похолодело в груди. Неужели Джон?

– Алекс, не надо, не ходи туда!

Летиция вцепилась ему в руку, но он вырвался.

– Я должен знать, что случилось с братом.

Мертвец лежал, обратив лицо, а вернее, то, что от него осталось, к небу. Скальп был снят, и по обнажившемуся черепу ползали насекомые. Вороны выклевали глаза и нос, во рту, открытом в последнем крике, сновали черви и мухи. Трупный запах был таким сильным, что Александер невольно отшатнулся. И все же, сколь страшным бы ни было зрелище, он испытал чувство облегчения. Узнать покойного по лицу не представлялось возможным, но он был в форме полка Амхерста, значит, это не мог быть Джон. Александер подумал, что, пожалуй, смерти брата он предпочел бы уверенность, что тот и вправду дезертировал и спасся.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});