Фаворит императрицы - Нина Соротокина

– Я виноват перед вами, Клеопатра Николаевна, – несмело начал Родион.

– Чем же?

– Тем, что обманывал надеждами, которые оказались несбыточными.

У Клеопатры чуть не вырвалось: надежда, как любовь, горы движет, была бы сильна, но она только шепнула взволнованно:

– Продолжайте…

– В прошлый мой визит я сообщил вам, что располагаю некой возможностью вернуть вам утраченное наследство. Теперь я с полной очевидностью заявляю – эти надежды несостоятельны.

Во-он он о чем… Клеопатра уверена была, что он начнет толковать о делах сердечных. Она не ждала, что Родион упадет на одно колено и поднесет ее руку к пылающим губам своим. Матвей именно так преподавал сестре уроки куртуазности: как упадет на одно колено, тут уж не упусти своего счастья. Все это не для Родиона, он по натуре сдержан, поэтому она готова была к длинной серии запутанных многозначительных фраз, намеков, воздыханий, а он опять за свое.

– Вы про Плутарха, что ли? – Тон у нее был крайне неромантический, так спрашивают у кухарки, купила ли она капусту.

– Как? Вы знаете про Плутарха?

– Матвей мне все рассказал.

– И правильно сделал. Это избавит меня от необходимости утомлять вас длинным повествованием.

Он начал говорить. Рассказ все-таки получился длинным, но отнюдь не утомительным. Оказывается, Родион посетил дом Миниха еще раз, нашел столь страстно желаемую им книгу, но она была пуста, то есть в ней не было никаких указаний к тому, что он должен предпринять.

– Но неудача не остановит меня. Я должен разгадать эту тайну.

Клеопатра робко положила ему руку на плечо. Не пристало, конечно, делать такие вольности девице, но проявить участие она имеет право.

– Ах, Родион Андреевич, кабы вы знали, как мне жаль… Но не о богатстве потерянном я тужу. Мне жалко, что вы предприняли столько действий впустую и что это вас так волнует. Забудем об этом. Бог с ним, с Плутархом.

– Плутарх – только средство. Встреча с вами осветила смыслом мою жизнь. Но что я могу положить теперь к вашим ногам? Разве что бремя всей моей жизни? Я же никогда не осмелюсь ввести вас в круг своих бед и несчастий. Я сын государева преступника и должен знать свое место.

«Да он мне в любви объясняется, – пронеслось в голове Клеопатры. – И так неожиданно, так не по правилам! После этого не вскрикнешь, как в романах: “Ах, я ваша!”» Она хотела ответить подобающе – внятно и с чувством, но не успела. Перед ней выросла фигура Евстафия. Как не вовремя является сегодня этот старик!

– Что тебе?

– Барыня… вас… кличут, – прошептал, борясь с одышкой, Евстафий. – Беда у нас.

– С барыней? Да не молчи ты, как рыба!

Евстафий и впрямь был похож на старого сома, которого выкинули на берег, шея его раздувалась, руками он прихлопывал по бокам, словно плавниками шевелил.

– Барыня здоровы. А вот Матвей Николаевич… подвержен…

– Чему подвержен-то?

– Арестованию.

Дальнейших слов старого слуги Клеопатра и Родион уже не слышали, они мчались по аллее, не разбирая дороги.

В гостиной в полном одиночестве восседала в своем кресле Варвара Петровна. Клеопатре показалось, что тетка вся как-то оплыла, обмякла, и колеса присели под ее тяжестью. На племянницу она посмотрела строго, пожевала губами.

– Не могу сказать, арест это был или что-то другое, – произнесла она наконец. – Бумагу, где вины объявлены, не читали и не предъявляли. Были предельно вежливы, но шпагу у Матвея отобрали. Евстафий видел на улице четырех драгун, они потом Матвея и повели, а эти двое субчиков сзади вышагивали.

– Может, на губу его хотят посадить, или как там у них это называется? – К Клеопатре опять привязалась мерзкая баба Дрожуха, зубы ее выбивали дробь.

– Что же вы нас раньше не позвали? – укоризненно произнес Родион.

Варвара Петровна посмотрела на него внимательно:

– А вдруг бы они и вас с собой прихватили? Матвей-шалопай им зачем нужен-то? А против вас они давно зуб точат. Как только пришли эти господа, слуга ко мне побежал. Я строго-настрого приказала… ну, после того случая, как эти два оболтуса из Матвеева полка явились… – Она замялась.

– За карточным долгом, – подсказала Клеопатра.

– Я Евстафию приказала: зови господ в гостиную, я сама с ними прежде поговорю. А ты беги за Матвеем. Приехала в гостиную, а там пусто. Хорошо, говорю, я негордая, сама к вам в сени съеду. И очень они мне не понравились. Вид у них был отнюдь не шалопаистый, а казенный, глаза холодные, как у мороженых судаков. Один в чине капитана, другой, холеный такой, в алом кафтане, парик черный, как сажа. Я спросила: господа, какое у вас дело до моего племянника? А они мне: об этом мы сами его известим. Тут явился Матвей и очень удивился: что вам угодно? То есть он этих субчиков первый раз в жизни видит. Капитан говорит:

– Вы князь Козловский? Извольте следовать за нами.

А Матвей эдак с усмешкой:

– А если не последую?

– Тогда мы будем вынуждены прибегнуть к силе.

– Могу я попрощаться?

Варвара Петровна, до этого сдержанная и почти спокойная, всплеснула руками, подбородок ее задрожал:

– Вообразите! Он у этих двух еще разрешения просит, чтоб тетку родную поцеловать, каково? Не-ет, я найду на них управу! Я генерал-аншефа вдова, меня Родина знает! Матвей, конечно, бездельник, он бутылку любит, он по срамным бабам шляется, но ведь это все по молодости. Обломает его жизнь, и станет он, как все, приличен! Не то я что-то говорю. Клеопатра, не реви! Он нагнулся ко мне, шею обхватил. Я думала, он мне шепнет что-нибудь в ухо-то, объясняя, мол, в рожу большому чину заехал или секундантом где-то опять подрядился. А он мне и говорит: позаботьтесь о сестре, теперь она совсем одна останется.

– Ой, беда моя, – простонала Клеопатра, – не понимаю ничего.

– А может, он из молодого форсу так сказал, Родион Андреевич? Может быть, все это не более чем молодеческие дурацкие подвиги? Слышала я, что от безделья-то молодые люди вытворяют. Объясни мне, старухе.

– Объясню. – С непередаваемой печалью Родион смотрел на Клеопатру. – Это арест. Я не хочу вас пугать, но думаю, дело серьезное.

4

Настоящая беда редко осмысливается нами сразу. Даже смерть мы поначалу не можем воспринять как свершившийся факт. Только что человек дышал и говорил, а потом сердце стукнуло последний раз и грудь опала с последним выдохом. А ты, живой, смотришь на то, что стало уже телом, трупом, и, не желая примириться со свершившимся, думаешь: зачем я ушел на кухню за водой, остался бы в комнате, и он был бы жив! И хочется отвести стрелки часов на пять минут назад, вернуть невозможное.

Так и Клеопатре казалось, не пойди она в сад с молодыми людьми, они бы поговорили быстро и уехали по своим мужским делам. И не было бы этой страсти с арестом. Ах, кабы отвести стрелку на час назад! Но уж если правде в глаза смотреть, то стрелку надо повернуть на много оборотов, чтоб попасть в тот день, когда текла обычная жизнь, обыденность… Но обыденность теперь осталась за чертой, а чертой была ночь, проведенная в баньке. Клеопатре казалось, что она схватила за скользкий русалочий хвост очень важную мысль – самую ее суть.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});