Дева в беде, или где будем принца делать, женщина? (СИ) - "Vuya"

— Что? — очень забавно потряс головой тот, кажется вернувшийся наконец-то откуда-то из глубин своих наблюдений.

— Ничего, мне показалось, ты немного отвлекся…

— Отвлекся? Ну да, пожалуй, так и было.

Дэекен усмехнулся, в его голову пришла идея Менэльтора подразнить, ну, а что, сам Дэекен идиотом не был, и совершенно точно был уверен, что отвлекало Менэльтора сегодня, однако немного стыда, в качестве наказания и урока эльфу явно бы не помешало.

— Что же так сильно отвлекло тебя? — спросил он, понизив голос и расплываясь в хитрющей улыбке.

Вопрос все же застал Мэла врасплох, но лишь на секунду его глаза удивленно распахнусь, и в следующий момент, вместо смущенного румянца и пристыженного взгляда в стол или невнятного лепетания, Менэльтор встряхнув головой, откинулся на спинку кресла, уперев локоть в подлокотник и подперев кулаком подбородок.

— Полагаю, Ваша Светлость, вы застав меня на месте условного преступления, считаете, что мне следовало бы смутиться, пристыженно отвести глаза, и невнятно пролепетать что-то о своей усталости и рассеянности на сегодня, — свои слова Мэл сопровождал точным изображением того, что говорил, сначала он медленно ответ нахальный взгляд, и выражение лица его приобрело такой смущенный и даже несчастный вид, он тяжело вздохнул на последних словах, и сложив руки в замок на коленях продолжил с таким видом пристыженности, что ему можно было бы аплодировать, — тогда в следующий раз заметив за мной подобное, вы бы могли вновь меня смутить, припоминая мне и предыдущие прегрешения, каждый раз ощущая остроту и силу своего на меня влияния, чувствуя себя, — на этих словах Мэл вернул себе первоначальное положение и снова нахальный взгляд, — охотником или хищником пред трепещущей жертвой, тут уж кому что больше нравится, и с каждым новым шагом загоняя меня в ловушку из смущений и желаний. Я думаю, способ этот опробованный и отыгранный не раз, а может даже и десятки раз, на юных благородных девах, сестрах, дочерях и внучках ваших верных вассалов, которые сами того не зная, пятились от своего смущения и вас ровно в вашу постель. Не так ли?

Дэекен смотрел на Мэла, чувствуя, как каждое его слово опаляет щеки, как воздух становиться вязким, и вдыхать его невероятно сложно, как хочется отвести взгляд и начать оправдываться мол, все не так, и ты ничего не понял, как горит обратная сторона век, теплеют губы, хочется сглотнуть, а лучше встать и отвернуться, и не успел он открыть рта, как довольный Менэльтор встал с кресла:

— Не смущайтесь, Ваша Светлость! Я ведь пошутил, — он направился к дверям, — Пойду отправлю домой записку, что мы придем на ужин. Ты ведь не откажешься поужинать у нас, правда.

Это совсем не прозвучало как вопрос, и потому Дэекен не ответил, а когда Мэл вышел из комнаты, то и вовсе пришлось махать себе на лицо обеими руками, пытаясь остудить лицо и хоть слегка стряхнуть с себя ужасное состояние полной растерянности. Да чтоб его, вообще!

***

Хуже всего было то, что с того самого вечера Дэекен вдруг осознал, как чувствовали себя несчастные юные девы, сестры, дочери, внучки и так далее. Потому, что теперь он сам ощущал себя именно так — глупой рыбой, попавшейся на приманку хитрого рыбака. В глубине каждого взгляда, в тайном смысле каждого слова, в каждой улыбке читалось, звучало, кричало, шепталось, слышалось: «Я знаю!»

Знаю! Знаю! Что именно он мог знать вообще? Того, чего не знал о себе даже Дэекен? Так может оно все было в сущности и не так. Может просто воображение и странность всей ситуации с ним играли злую шутку. Может Менэльтор и вовсе не нравился ему. Или все же нравился?

Каждый раз думая об этом, Дэекен усердно тряс головой, видимо пытаясь вытрясти злосчастного эльфа оттуда, но златокудрая зараза голову покидать не хотела никак. Это изматывало. Хвала Богам было много работы, было много писем, было много дел. Он гонял Менэльтора, как мог, отсылал по поручениям, по которым мог бы и не отсылать, отказывался от ужинов у эльфа дома, а когда вышла очередь Мэла отправляться на охоту даже не пошел проводить охотников и пожелать им удачи, как например, делал, когда на охоту уходил Сульмидир. А между прочим, раны Мэла до конца еще так и не зажили, он чувствовал себя прекрасно уже, но все еще носил повязки, а иногда и лекарства пил. На самом деле Дэекен жутко ругал себя за такое поведение, ну, а вдруг что-то случиться, и это была возможность попрощаться с Менэльтором, а он из-за своих собственных заморочек, которые вовсе беспочвенны этого не сделал. Мысль о навернувшемся с охоты Менэльторе так его ужаснула, что пришлось плевать на все и идти к Сульмидиру, который на все же высказанные опасения герцога заливисто расхохотался.

— Если бы ему, хоть что-нибудь угрожало бы, его дома привязали бы к кровати, но не отпустили, уверяю вас.

Но Дэекена это не успокаивало. Хотя нет, успокаивало, но теперь он казался себе совсем идиотом, и точно свихнувшейся юной барышней. Заметив его совершенно дурное расположение Сульмидир, пошел выпрашивать ему разрешение спуститься вниз на землю. Тот вечер в ожидании Менэльтора с охоты закончился попойкой, жутчайшей, между прочим, совершенно не свойственной эльфам, но у Сульмидира нашлось еще пара тройка таких же неблаговоспитанных приятелей как он сам, с которыми и надирались они с Дэекеном.

А на утро Сульмидира спящего на столе таверны растолкал Даидайнес. Он разбудил и всех остальных тоже, хотя куда аккуратнее чем родного братца, а еще принес настойки от головной боли, и заставил всех есть жирную похлебку несмотря на жуткие позывы к тошноте. И только когда Сульмидир перестал материться грязнее чем орочьи налетчики, старший брат вручил ему письмо.

— Тебе передали из Храма Ивэ, дорогуша. Если это письмо от очередной беременной шлюхи… — Даидайнес шипел, не хуже разъяренного кота, а уж выражений таких Дэекен от него точно совершенно не ожидал.

Но Сульмидир не отвечал, развернув пергамент он побледнел куда сильнее, чем было с утра.

— Мне надо к Его Величеству, — почти шепотом выдал он, и выскочив из-за стола бросился к подъемнику.

— Стой, — кинулся за ним Даидайнес, — куда ты в таком виде.

Дэекен перевел взгляд с одного опустевшего места на другое, и побежал за обоими братьями.

— Настадреноны, а вы подождать не можете?

***

«Душа души моей, мой златоглавый хранитель Западных границ Извечного Леса, пишет тебе твоя Яркая Дева, судьбою удерживаемая в дали от всего того, что ей дорого. Чтобы развеять сомнения твои, что письмо написано именно мною я хочу напомнить тебе о том, что знаем с тобой только мы вдвоем, Ночь Цветения и Золотая чаща северней Карас Сильмэ десять лет назад, хвосты черных белок, гномий эль. Эта, пожалуй, была незабываемая ночь, абсолютно расставляющая все точки в наших с тобой простых и понятных отношениях. Теперь я думаю ты уверен, что это я и есть. Я прошу тебя прежде всего передать тем, кто более всего печалиться о разлуке со мной, что я жива и все со мной в порядке. Ежели до вас добрались те, кто добраться должен был, то вы знаете, что я была ранена и не могла бы уйти с ними ни в каком виде, а потому просила их оставить меня. Судьбой мне был уготован странный случай, встретиться с давним другом моей семьи, и этот друг, не зная меня, и кому именно помогает, мне помог. В отличии от многих иных мое положение сейчас едва ли сильно хуже, чем оно было бы дома. Я сыта, в тепле, и о моем здоровье заботятся. Жаль лишь то, что мои слова не достигают тех ушей, что их должны бы слушать, и глаз что их должны бы видеть. Как бы я была бы счастлива получить весть от тебя с лиловым почтовым голубем, постарайся раздобыть такого для своей далекой и страдающей о тебе подруге. И еще пара слов, мое морское путешествие невозможно, ведь сия дорога привела бы меня не к тем берегам, к которым привела бы остальных, тут есть свои закономерности и именно поэтому мне придется искать иные дороги домой. Последнее и думаю, что важное тебе, душа души моей, старинный друг моей семьи пусть не пугает тебя, он видимо так стар уже что интереса в нем я возбуждаю мало, и лишь только тем, что умею писать, и записываю ему его заметки и умозаключения, дабы он их зачитывал тем, кто в них теперь нуждается. Рядом с ним я в безопасности, а его домочадцы избегают и его самого, и вместе с ним меня. Надеюсь, что ты найдешь для меня голубя. Надеюсь, до весны ты будешь ждать меня дома. Надеюсь, обнять тебя летом. Твоя Айра.»