Миры Пола Андерсона. Т. 7. Волна мысли. Сумеречный мир - Пол Андерсон

Глава 1

Мальчика почти всегда окружало одиночество, и даже среди детей или во время разговоров с ними ему казалось, что он стоит на дальнем краю пропасти, к которому еще не подвели мостов. Его единственным другом был тощий серый пес со странной шишковатой головой и свирепым нравом. Их часто видели на безлюдных окраинах, где они бесцельно бродили по равнинам, заросшим густым лесом, или по высоким обрывистым холмам, которые на многие мили тянулись вдоль реки. И теперь, когда они шли по гребню скалы на фоне кровавых бликов пламеневшего заката, их облик пробуждал в душе какое-то смутное чувство — худенький, оборванный большеголовый мальчишка казался гномом из страшной легенды, а лохматое неуклюжее животное, семенившее за ним по пятам, походило на существо из ада.

Родерик Вэйн увидел их именно так. Возвращаясь домой, он заметил сына на другой стороне реки и громко позвал мальчишку. Тот остановился, медленно повернулся к отцу, и в его глазах застыло изумленное любопытство. Вэйн с болью узнал этот взгляд, хотя на фоне багрового неба Аларик выглядел лишь темным уродливым пятном. И он знал, что сын будет смотреть на него долго-долго, словно не узнавая, словно стараясь присмотреться и вспомнить лицо… чужака. Старая печаль захлестнула сердце, но Вэйн позвал его еще раз:

— Эй, малыш, иди сюда!

День в мастерской выдался трудный, и Родерик устал. Починка машин — это, конечно, не уроки математики в саутвэлском колледже, но на развалинах мира выбирать не приходилось, и, чтобы выжить, люди соглашались на все. По сравнению с другими ему еще повезло — так что грех жаловаться.

В давние времена река пересекала территорию колледжа, и каждый вечер после классной работы он прогуливался вдоль берега, попыхивая трубкой, помахивая тростью и размышляя о чем-нибудь хорошем, например о застывших вершинах красоты современной квантовой механики или о том, что Карен приготовит на ужин — да, именно об этих двух вещах, которые только на первый взгляд казались несоотносимыми. В такие тихие летние сумерки он забывал о тревогах и планах на завтра — для них и так хватало времени. Он неторопливо шел по извилистым аллеям, вдыхая табачный дым и прохладный вечерний воздух. В воде отражались кроны старых высоких деревьев, а закат разливал по небу медь и расплавленное золото. Иногда ему удавалось остаться наедине с рекой и далекими звездами. Но чаще с широких и ровных лужаек доносились голоса студентов, которые радостно приветствовали всеми любимого и уважаемого профессора Вэйна.

С тех пор прошло шестнадцать лет, и эти чудные воспоминания уже покрылись пеленой забвения. В памяти остался лишь злой, непередаваемо ужасный кошмар войны, который за пару месяцев стер с лица Земли каждый мало-мальски важный город. А потом потянулась череда страданий и бед — болезни, голод, грабежи, невыносимый труд и горе, искорежившее человеческие судьбы. Все это скрыло за собой счастливые прежние дни, будто смыв их потоком стремительных событий. И отныне территория колледжа превратилась в пустошь с почерневшими развалинами, где в высокой траве темнеют туши коров и пустые строения, проливая кирпичные слезы, таращат слепые окна на могилы людей.

Города исчезли, мировая культура сгорела в огне братоубийственных сражений, и больше не было нужды в профессорах. Тихий студенческий городок в сельской глубинке Среднего Запала захлестнула волна удушливой коммунистической диктатуры, которая жесткой рукой защищала все, что осталось в этих местах. И наступили страшные времена, когда каждого пришлого встречали пулей, а со всех сторон подступали кочевые банды и озверевшие от голода мародеры.

Но чума прошла стороной, и даже в ту первую зиму большая часть населения выжила благодаря собранным заранее запасам злы. Трактора и комбайны ценились на вес золота. Когда горючее кончилось, их начали переделывать в машины, приводимые в движение лошадьми, быками и людьми. Техников и механиков отчаянно не хватало. Вэйна определили в мастерскую по ремонту машин, и он, к общему удивлению, стал настоящим знатоком своего дела. Никто не мог так ловко распотрошить бесполезный автомобиль и добыть из него запасные части для бесценных комбайнов. За этот талант его прозвали Каннибалом и повысили до управляющего мастерской.

Но годы шли, и ситуация все больше менялась к лучшему. Диктатуру отменили. Саутвэл снова стал частью страны. Но здесь по-прежнему не нуждались в профессорах, а для идущего на убыль числа подростков вполне хватало обычных учителей. Вэйн остался начальником ремонтной мастерской. И вот теперь, устав до дрожи в руках, он брел домой в залатанном засаленном халате. И который раз вид сына, его странный долгий взгляд пробуждали старую печаль и мрачные мысли.

Аларик Вэйн перебежал мост и присоединился к отцу. Они создавали странный контраст — высокий сутулый мужчина с седыми волосами и удлиненным морщинистым лицом, а рядом тощий оборванный мальчишка, слишком маленький для своих четырнадцати лет, с большой головой, насаженной на нелепое короткое тельце, которое казалось несоразмерным с длинными и тонкими ногами. В путанице взъерошенных каштановых волос его лицо выглядело тонким вытянутым овалом; в огромных светло-голубых глазах застыла безмятежная пустота.

— Где ты бегал, сынок? — печально спросил Вэйн.

На самом деле он не ожидал ответа, и его действительно не последовало. Аларик редко разговаривал, и иногда казалось, что он просто не слышит большей части вопросов. Сын смотрел вперед, словно ослепшее создание, но даже при всем его неуклюжем виде в мальчике чувствовалась какая-то необыкновенная привлекательность.

Губы Вэйна скривились в жалкой улыбке, разум заполнила бесконечная усталость. Вот оно — наше будущее. Люди решили оставить мутантам право на жизнь, они смирились с их расовым существованием, признав дом и семью наивысшей привилегией каждого гражданина. Никто не знал, к чему это приведет, и люди боялись задумываться о будущем.

Они поднялись на холм и пошли по улице. Между плитками мостовой росла трава, в зарослях сорняков стояли полуразрушенные дома. Чуть дальше начинался необитаемый район. В сравнении с довоенным временем население сократилось наполовину. Стерильность, болезни и стычки с бандитами нанесли городу непоправимый ущерб, несмотря на новую волну переселенцев, после того как власти сняли ограничения на въезд.

Саутвэл вновь приобрел ухоженный вид, в нем появились черты средневековья. По улицам со скрипом катили фургоны, запряженные лошадьми. Женщины в грубых домотканых платьях спешили на рынок. Вечернюю мглу рассеивали факелы и самодельные фонари. В окнах домов сияли теплые отблески свечей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});