КГБ во Франции - Тьерри Вольтон

А истина заключалась в том, что Сэм Тома никогда не существовал. "Это псевдоним одного американского журналиста", – утверждали представители "Леттр франсэз". Ложь. Многие годы спустя Клод Морган, бывший главный редактор еженедельника, признал это в автобиографии: "Андре Ульманн принес мне статью о Кравченко, которую я затем опубликовал без подписи. […] В ней Ульманн выступал под именем Сэма Тома и обвинял Кравченко во лжи и пьянстве" (Claude Morgan. Don Quichotte et les autres. Roblot, 1979).

Итак, Сэм Тома и Андре Ульманн были одним и тем же человеком. Откуда же он достал такую информацию? "Из американских источников, которым Ульманн вполне доверял", – ответил Пьер Дэкс, другой бывший главный редактор "Леттр франсэз" (с 1948 года), в обращении "К читателю", написанном к переизданной в издательстве "Оливье Орбан" книге "Я выбрал свободу". "Я должен особо отметить, – заявил он, – что в том случае не было никакой подтасовки. Обычное использование журналистом-профессионалом сенсационного материала, полученного, по мнению Ульманна, из достаточно надежного источника".

Вполне приемлемое объяснение. Но почему же тогда адвокат "Леттр франсэз" ни словом не обмолвился об этом в ходе процесса? Почему не пригласили в суд для дачи свидетельских показаний самого Андре Ульманна? Почему даже не было произнесено его имя? Для чего его надо было скрывать? Ни Клод Морган, ни Пьер Дэкс не дают никакого ответа на эти вопросы.

В действительности же "дело Ульманна-Сэма Тома" является гораздо более запутанным, чем его представляют упомянутые выше свидетели. Вполне вероятно, что во всей этой истории журнал "Леттр франсэз" выступал лишь непосредственным исполнителем в кампании дезинформации, направленной на дискредитацию Кравченко. Но кто же тогда "дергал за веревочки"? Какова истинная роль Ульманна? Вот те настоящие вопросы, которые следовало тогда поставить, даже если бы было трудно найти на них исчерпывающие ответы.

Пьер Дэкс допускал, что Андре Ульманн вполне мог быть кемто "подставлен": не исключено, что его информатор являлся агентом Москвы, замаскированным под американца. Это вероятно, но совершенно неудовлетворительно. В таком случае Ульманн должен был играть роль "полезного идиота", а это совершенно не соответствовало его характеру. Именно здесь находится ключ к пониманию всей аферы, всей правды, о которой мы уже, несомненно, не узнаем никогда.

Кто же такой Андре Ульманн? Официальная биография этого журналиста и писателя, умершего в 1970 году, внешне выглядит довольно безупречной. Первые шаги в журналистике он сделал в 30-е годы, сначала в качестве секретаря в редакции журнала "Эспри", руководимого Эммануэлем Мунье, а затем в еженедельнике "Вандреди", стоявшем на позициях, близких к Народному фронту. Позже он сотрудничал с "Энформасьон сосьяль". Попав в 1940 году в плен к немцам, он был в 1942 году освобожден по болезни и стал активным участником национального движения военнопленных и депортированных лиц. Арестованный в 1943 году гестапо, он был заключен под вымышленным именем в лагерь Маутхаузен. После освобождения Франции он работал во Временном консультативном собрании и одновременно являлся главным редактором ежедневной газеты "Этуаль", которая, впрочем, очень быстро прекратила свое существование. В 1946 году он становится главным редактором "Трибюн де насьон" – еженедельника, основанного в 1934 году и занимавшегося главным образом вопросами внешней политики. Этот пост Ульманн занимал вплоть до самой своей смерти. После этого "Трибюн де насьон" временно перестал выходить в свет до того момента, когда в марте 1971 года у "руля" журнала встал его сын Фабрис Ульманн. Под его руководством еженедельник просуществовал еще вплоть до 1983 года. Андре Ульманн являлся автором пяти книг: "Полиция – четвертая власть" (1935), "Заговор интриганов" (1946), "Гуманизм в XX веке" (1948), "Совместное управление и власть" (1968), "Лагерные поэмы" (1969).

Представляя себя левым гуманистом, Андре Ульманн никогда не являлся членом коммунистической партии, хотя и был к ней достаточно близок, как и многие интеллектуалы послевоенного периода. Однако в его случае довольно трудно говорить об обычном "товариществе". Похоже, его сотрудничество выходило далеко за рамки простого восхищения ФКП. "Все свои силы и способности, – объяснял Пьер Дэкс, – он собирался посвятить делу, оправдывавшему, как ему казалось, те опасности, которым он подвергался, будучи участником Сопротивления, и сливавшемуся в его глазах с рациональным будущим человечества: помощи Советскому Союзу" (выделено автором).

Многие свидетельства сходятся в одном: существовала прямая связь между Ульманном и Москвой. Являясь, по некоторым данным, глазами и ушами советского посольства в Париже, он никогда не имел дело с ФКП, так как был непосредственно связан с русскими. Его еженедельник "Трибюн де насьон" строго придерживался линии Кремля, что позволило ему стать французским изданием (после тех, что принадлежали ФКП), наиболее часто цитируемым самым официальным печатным органом – газетой "Правда".

"Ульманн отнюдь не казался сталинистом, – уточняет Пьер Дэкс. – Он совершенно не был похож на коммуниста. Это был прогрессивный интеллектуал, но без какого-либо утопического вздора во взглядах, характерного для подобной категории людей". Бывший главный редактор "Леттр франсэз" добавляет дальше ключевую фразу, которая, вероятно, лучше всего объясняет характер Ульманна и, следовательно, его истинную роль: "Возможно, таких людей следует искать в англосаксонских странах. Вне всякого сомнения, его нельзя считать ни Филки, ни Берджесом, ни Алджером Хиссом, но его образ мышления вряд ли намного отличался от их образа мышления".

Был ли Андре Ульманн советским "агентом влияния"? Мы не сможем однозначно утверждать, но его роль в деле Кравченко остается довольно странной. Если бы Ульманн был искренен, ничто бы не помешало ему предстать перед судом, не раскрывая источников своей информации, как это имеет право сделать любой журналист. Но так как он умышленно остался в тени, его молчание тем самым подтверждает версию о сознательной лжи, о подготовленной со знанием дела советской операции по дезинформации.

В ходе процесса СССР проявлял все большую активность в отношении Кравченко. Перед началом судебного разбирательства советский посол в Париже Александр Богомолов провел конфиденциальную беседу с Клодом Морганом и Андре Вюрмсером (являвшимся тогда литературным критиком в еженедельнике "Леррт франсэз") и потребовал от них использовать все возможности судопроизводства для того, чтобы отложить слушание дела. Затем Москва попыталась с помощью газеты "Юманите" дискредитировать свидетелей, названных бывшим советским чиновником. 21 февраля 1949 года Советский Союз передал в министерство внешних сношений Франции следующее требование: "В соответствии с резолюциями ООН правительство СССР требует от французского правительства немедленной выдачи трех военных преступников, свидетелей В.А.Кравченко". Вопреки всем дипломатическим нормам газета французских коммунистов в тот же день перепечатала это на своих страницах. Но Париж не уступил советскому нажиму. Упоминавшиеся свидетели в свое время прошли через нацистские концлагеря. После войны они предпочли остаться на Западе, отказавшись вернуться на родину. Чтобы изобличить "предателей", Москва снова прибегла к подлогу.

Что же касается контрдоводов защитников "Леттр франсэз" в отношении Кравченко, то они прекрасно свидетельствуют об умонастроениях того времени, а также об официальных и тайных методах советской пропаганды.

Кравченко сначала обвинили в обычном дезертирстве. Избрав свободу в апреле 1944 года, в самый разгар мировой войны, он, по мнению коммунистов, самовольно покинул поле боя. Более того, свидетели от "Леттр франсэз" считали, что он чуть ли не перешел на сторону нацистов, хотя Соединенные Штаты тогда считались союзником СССР.

Затем он был представлен отпетым лгуном, ослепленным своими антикоммунистическими взглядами. Миллионы умерших от голода, лагеря, массовые истребления людей – ложь! Тоскующие по старому режиму, лишенные своих былых привилегий и богатств, он и его свидетели теперь хотят дискредитировать "родину социализма" с тем, чтобы отомстить за себя.

И наконец, Кравченко изображался поджигателем войны, так как, обвиняя СССР, он тем самым нападал на всех сторонников мира.

Этот последний аргумент явился предвестником широкомасштабных кампаний, проводившихся советской пропагандой в 50-е годы с участием пацифистов, поддерживавших Стокгольмское воззвание и выступавших против атомной бомбы, а также с организацией массовых демонстраций против "американского империализма" в период корейской войны. Большинство из свидетелей от "Леттр франсэз" потом вольются в эту борьбу или в качестве "соратников" ФКП, или в качестве сознательно или неосознанно манипулируемых "агентов влияния".