Дубинушка - Иван Дроздов

— Вам это так надо, так надо, что если я это вам не дам, то ваш живот станет как камень, а дорогу в туалет вы совсем позабудете.

Дергачевский откинулся на спинку кресла, — а кресло у него было точно таким же, как у президента Путина, — и устремил на Чубатого такой взгляд, который бывает только у судака, заглотившего большой ржавый крючок и выдернутого из воды.

— Ты мне продолжаешь делать ненужный сюрприз. У меня и так от тебя болит желудок, а теперь заболела ещё и голова, а ты делаешь сюрприз. Говори быстрее: что там за песня на твоей кассете и почему она мне так надо?

— Вы знаете, я возил Шомпола и Шапиркина, а они говорили. Они всегда много говорили, а иногда и такое скажут…

— Ну?.. И что же ты замолчал? Ну, говори же, что они такое иногда и скажут?..

Дергачевский весь подался вперёд и протянул к Чубатому обе руки, левая рука дрожала. И лицо банкира вдруг изменилось. И тоже как-то с одной стороны. Правая щека вроде бы и ничего, а левая побелела, словно её мазанули мелом. И глаза его потухли, втянулись вовнутрь; казалось, теперь банкир был занят только собой и разглядывал себя изнутри. Он часто вот так уходил взглядом куда-то к себе вовнутрь. И если чего скажет, то уже другим, каким-то чужим голосом. Вот и сейчас он проговорил глухим чужим голосом:

— Вон магнитофон, поставь кассету. Что там они болтали?

Вениамин не спеша поставил кассету, нажал клавиш. И беседа друзей полилась как ручеёк. Банкир слушал с четверть часа, потом как-то визгливо, не своим голосом крикнул:

— Хватит!.. Это бред сумасшедших! Какая ещё торговля людьми?.. Кто её видел?.. Где?.. Туристы! Обыкновенные туристы! Я давал деньги, — да! Давал. И что же?.. Попросят — и я даю. На то у меня банк. А с этой кассетой… Дай-ка её мне!..

Вениамин положил кассету в карман куртки и направился к двери. И уже взялся за ручку, но тут банкир крикнул:

— Стой!.. Вернись. Ты же просил денег. Сколько тебе нужно?

— Две тысячи долларов.

— Две тысячи долларов?.. Я дам тебе больше.

Банкир открыл ящик стола, вынул фабричную упаковку долларов, отсчитал две тысячи, кинул их Чубатому. А потом отделил от большой пачки ещё сотенный билет и его подал Вениамину.

— А это что?

— Это?.. Прибавка, вроде премии.

Чубатый повертел зелёную бумажку в руках и вернул банкиру:

— Не надо мне премии. Не за что.

Дергачевский схватил банковский билет и бросил в сейф. При этом брезгливо фыркнул. Взмахнул перед носом Чубатого кассетой, сказал:

— Но… у тебя есть копии?

— Нету копий.

И Вениамин вышел.

И он не врал. У него и вправду не осталось копий этой кассеты, но у него были три других кассеты. И на них записаны разговоры на ту же тему: о торговле людьми, которую финансировал банкир Дергачевский. Эти кассеты Чубатый решил приберечь на другой подходящий случай.

Вениамин испытывал большое воодушевление; он будто бы и не ходил по земле, а летал на крыльях. И вот диво: его старенький, вечно чихающий и чего-нибудь требующий «жигулёнок» тоже как бы ожил, как бы наполнился энергией жизни и полёта: он с лёгкостью какой-нибудь новенькой «Тойоты» бегал по весенним дорогам района и ничего не просил, не стонал, не кашлял, и даже бензина будто бы не требовал так много, как прежде. Одним словом, жизнь казалась прекрасной, и уж, разумеется, бесконечной. Отец Чубатого устроился работать в бригаде Камышонка; взялся с тремя другими казаками почти заново отстроить один из десяти домов для беспризорных ребят. Николай Степанович совершенно отрезвел, получил хороший аванс и уж договорился с председателем возрождающегося колхоза Крапивиным после окончания строительства занять должность агронома и жить, и работать, как он работал прежде. Его сын Вениамин ремонтировал родительский дом, готовился привести в него молодую жену. Николай Степанович даже размечтался о внуке, которого он непременно получит в ближайшее время. Вот только некоторые сомнения были у него насчёт невесты; он знал, что это Мария, видел её почти каждый день; она казалась ему слишком ладной, красивой и умной — пойдёт ли она за его сына?.. Впрочем, если он надеется, значит, пойдёт.

Однажды ясным, солнечным и почти по-летнему тёплым днём Вениамин ехал в район за строительным материалом. Он решил отделать веранду своего дома вагонкой и теперь ехал за ней на склад. На полдороге до района навстречу ему выкатилась легковая машина неизвестной марки с затенёнными стеклами. Ехала медленно, будто намеревалась остановиться и о чём-то спросить Чубатого. Он тоже замедлил ход, и, когда они поровнялись, дверца машины открылась и из неё плеснула автоматная очередь. «Жигулёнок» весь был прошит пулями, а Чубатый, получив удар в голову и в грудь, ойкнул и схватился за окровавленное ухо. Глотал воздух, но его не хватало. Он задыхался, и в этом состоянии открыл дверцу кабины и шагнул на землю, но тут коленки его подкосились, он стал терять сознание.

Глава седьмая

Звонит колокол звоном малиновым,

Шлёт Царьград нам дары богатые.

Печенеги и половцы в степь бегут,

И Литва из болот не покажется.

Будет колокол на Руси звонить,

Будет слава русская по земле греметь.

Песня гусляра

Маша всё чаще обедала и ужинала в приютской столовой, где все её любили, окружали теплом и заботой, а Зоя, самая младшенькая, забиралась к ней на колени, и они поедали всё, что предлагала им повар и приносила официантка, четырнадцатилетняя Люда — тоже из приютских. Сегодня Маша заметила, что к чаю, кроме домашнего варенья, которого у станичных было много, не выставили на стол ни пряников, ни конфет, ни печенья. Зоя, оглядывая стол и не находя на нём сладостей, куксилась и, хотя негромко, и незаметно для других, но выражала недовольство. И Маша, заметившая всё это, прошла на кухню и там Елизавете Камышонок сказала:

— Сейчас поеду в район и закуплю к чаю разных вкусностей.

Елизавета хотела было достать из сейфа деньги, но Маша её остановила:

— Не надо. Мне сегодня Денис выдал зарплату. Куплю на свои.

Не заметила, что тут же, держась за её юбку, стояла Зоя. Она запрыгала от радости:

— И я поеду! И я поеду!..

Маша любила девочку до самозабвения, не могла ей ни в чём отказывать. На заднее сиденье посадили с собой Шарика, поехали.

Едва только выехали на тракт и миновали элеватор, туча, наползавшая на Придонскую степь, сыпанула мокрым снегом, а вскоре из неё какими-то полосами и порывами стали валиться то ли дождь, то ли снег, а скорее всего, и то и другое. Впереди на дороге, запорошенный снегом и будто бы кем-то брошенный, стоял «жигулёнок». А когда подъехали ближе, возле него заметили лежащего человека. Маша подбежала к нему, приподняла окровавленную голову и узнала Чубатого.