Повязанный кровью - Павел Корнев

Волонтеры схватились за арбалеты, пехотинцы от безысходности выстроились, перегородив тракт, и лишь приложивший ко лбу ладонь капрал Брольг остался спокоен:

– Не стрелять! Это люди маркиза Мартисона!

– Серебряный ястреб! – пронесся меж пехотинцев тихий шепоток облегчения.

Точно – посреди темно-синего геральдического поля на одном из штандартов раскинула крылья серебристая птица.

– Да с ними сам маркиз! – ахнул, приоткрыв рот, Эмерсон и, словно устыдившись столь открытого проявления чувств на глазах у подчиненных, сухо спросил у капрала: – Видишь?

– В черных доспехах? – уточнил Брольг.

– Да, это он, – кивнул юнец и махнул рукой. – Быстро, построились! Ровнее, ровнее, кому сказано!

На всадников строй пехотинцев в грязной и забрызганной кровью одежде не произвел ровным счетом никакого впечатления. Сначала к нам подъехала полудюжина латников, следовавший за ними десяток кавалеристов в легких кольчугах остановил лошадей шагов за сорок и изготовил к стрельбе короткие луки. И только после этого от свиты маркиза вперед выдвинулся один из рыцарей с зачехленным щитом.

– Вы кто такие? – подняв забрало глухого шлема, спросил он и, похлопывая латной рукавицей по луке седла, осмотрел наши желто-черные плащи.

– Лейтенант Эмерсон, приписан к форту Норгвар! – четко доложил лейтенант.

– Как вы здесь оказались?

– Получив приказ выступать к Долине Кедров, переправились через Чернявку и шли на соединение с другими частями.

– Ваша работа? – Рыцарь указал на продолжавшие дымиться останки одного из людей Ингвуда и валявшийся в грязи штандарт.

– Они атаковали наш отряд!

– Ждите. – Так и не представившийся рыцарь развернул коня и поскакал обратно к остановившемуся на повороте маркизу со свитой.

Выслушав его доклад и дождавшись донесений проверивших соседний лес разведчиков, человек в черных доспехах взмахом руки дал приказ продолжить движение. Из-за поворота выехала длинная вереница обоза, который сопровождали многочисленные кавалеристы и несколько пехотных отрядов.

– Хорошая работа, сынок, – проезжая мимоходом, бросил маркиз, и лейтенант, зардевшись, склонил голову. – Поступаешь в распоряжение барона Анвольда.

– Слушаюсь… – склонив голову, прижал правую ладонь к сердцу Эмерсон, но маркиз уже проехал мимо. Подбородок мальчишки задрожал, ему с трудом удалось взять себя в руки и упрямо сжать рот.

Вот так-то вот, привыкай, мальчик, это – война. Никто здесь тебя за победу в ничего не значащей схватке золотыми шпорами не одарит и в звании не повысит. Сумеешь вовремя понять эту нехитрую истину, не станешь из кожи вон лезть, лишь бы перед командирами выслужиться, может, и выйдет из тебя толк со временем. Да и у подчиненных шансов дожить до конца войны прибавится.

Очень на это надеюсь…

Краснявка. День третий

– Кейн!

– Да, господин капрал. – Я отложил точильный брусок, которым безуспешно пытался выправить лезвие кинжала, и поднялся с завалинки.

Спрыгнувший с колен серый кот недовольно махнул хвостом и убежал в дом.

– Ночное дежурство на тебе. – Капрал Брольг выплеснул под забор ушат грязной воды и потер только что выбритый подбородок. – В помощь кого-нибудь из волонтеров возьмешь.

– Слушаюсь, господин, – ничем не выдал я своего раздражения.

Ну что за дела такие? Каждую ночь в караул! Я понимаю, что пацанам этим деревенским доверия ни на медяк, и мне, Арчи и Шутнику за всех отдуваться приходится, но так с недосыпу и с глузду двинуться недолго.

Капрал ушел в хозяйский дом, я снова уселся на завалинку и прислонился к нагретой солнечными лучами стене. С той схватки с людьми Ингвудов прошло уже три дня, и все это время мы почти безвылазно просидели в небольшой деревеньке Краснявка, что поблизости от Старого Перента. И, как мне думается, просидим мы здесь еще очень и очень долго.

Поднявшийся ветер хлопнул ставней, откуда-то издалека донесся запах гари. Я поковырял острием кинжала выкрашенные синей и желтой краской узоры резного наличника и угрюмо обвел взглядом опостылевший за последние дни просторный двор. Все как прежде: срубленный из лиственницы хозяйский дом, небольшой сарай рядом с крытым соломой амбаром и высокий забор с распахнутыми настежь воротами. Со стороны огорода послышалось протяжное мычание – там были хлев, конюшня и птичник.

– Кейн!

– Да? – Ну чего вам всем от меня вдруг понадобилось? Не видите, что ли, человек делом занят? – Чего тебе, Олаф?

– А оборотня только серебром убить можно? – Молодой ополченец вышел из покосившейся сарайки, в которой нас разместил хозяин, и повесил набитый соломой тюфяк на забор.

– А ты с какой целью интересуешься?

Я с сожалением покосился на разложенные на тряпке ножи, до которых так и не дошли руки. Тенью чую: не дадут мне сегодня их в порядок привести.

– Да следы в лесу странные видели и болтают, корову на выпасе напополам разорвали. А рядом письмена колдовские, кровью написанные.

– Олаф, ты же ночью караулил. Только-только луна нарождается! Какие оборотни?!

– Ну а так, если…

– Никаких так. И вообще, мой тюфяк тоже вывеси.

– Хорошо. – Парень разогнал выискивавших в пыли семена кур и вернулся в сарай.

Оборотни! Какие могут быть оборотни, когда такие дела творятся? Да всей нечисти впору в норы поглубже забиться. Вот когда землица кровью пропитается, когда в каждом овраге по могиле будет, а солдаты герцога обратно в Ранлоу вернутся, тогда самая потеха и начнется. Тогда без клинка посеребренного да освященного из дому после захода солнца лучше не выходить. А в лес так и днем в одиночку лучше не соваться. А он мне тут – оборотни…

Ох, достались сослуживцы, тень им в душу! Как маленькие, честное слово. Нет, чтоб вместо этих олухов нормальных солдат дать, так направивший нас сюда барон Анвольд всего дюжину пехотинцев из своего отряда выделил.

Оно и понятно, у него теперь каждый человек на счету: в одну ночь раздавившие зачатки мятежа воинские части перебрасывают обратно на восточную границу Ранлоу, а за порядком присматривать, да партизан и лазутчиков Йорка ловить остались гарнизоны Норгвара и еще трех приграничных фортов. Ну и каратели, конечно, лютуют. Самое время для них сейчас. Все, кончилась в долине вольница, крепко за нее великий герцог взялся.

В ворота, переваливаясь под тяжестью полных ведер, вошел хозяйский сын лет десяти от роду, вылил воду в бочку и поставил коромысло под навес. Новых указаний он дожидаться не стал и, поправив подпоясанную веревкой льняную рубаху, вприпрыжку побежал по своим делам. Старшая дочка хотела было сунуться во двор, но следом вышла располневшая с годами мамаша с державшейся за подол длинного платья крохой, зыркнула по мне настороженным взглядом и загнала девицу обратно в дом. Потом высыпала предназначенный для курей корм и кинула кость лохматому цепному псу. Удостоверившись, что ничего непоправимого солдафоны натворить не успели, хозяйка поправила повязанный на голове синий с зелеными узорами платок и, взяв дочку на руки, отправилась к хлеву.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});