Атомная подводная эпопея. Подвиги, неудачи, катастрофы - Леонид Осипенко

Других публикаций в прессе, как это было принято в то время, не появилось. Я же в это время находился в заключении и не располагал иным источником информации, кроме газет. Лишь позднее мне удастся наладить доставку необходимой документации, однако предпочитаю не уточнять, каким образом.

В колонии же я узнал и о Чернобыльской катастрофе и тут же обратился в многочисленные инстанции, в частности к М. Горбачеву, с предложением своих услуг как эксперта и практика. Я был уверен, что со своим тридцатилетним опытом аварий на ядерных реакторах я был бы значительно полезнее на месте трагедии. Разумеется, никакого ответа не получил.

Погибшая лодка — «К-219», как я позднее узнал, — не давала мне покоя. Снова и снова я задавал себе все те же вопросы.

Как можно было утопить лодку с запасом плавучести в несколько тысяч тонн, имея в наличии весь экипаж (кроме троих погибших), лишь один загазованный отсек, возможность вентилироваться, располагая мощностями обоих реакторов при полном запасе воздуха высокого давления и 100-процентном комплекте индивидуальных спасательных средств? Все механизмы и системы, включая пожарные и водоотливные средства, резервные источники энергии были исправны, не говоря уже о том, что подавляющее большинство их на лодке продублировано. Вокруг — свои корабли. Непонятно!

Все, что мне оставалось в моем вынужденном безделии, это проанализировать ситуацию отвлеченно, опираясь лишь на собственный опыт. Я даже написал соответствующее письмо генеральному конструктору лодки С.Н.Ковалеву.

Случай был для меня загадкой долгие годы, так и не оставляя меня в покое. И все же вспомнил, что еще в середине 70-х годов на этой лодке раздавили ракету в шахте. Для специалистов понятно, насколько это опасно. В конечном итоге пришлось заглушить аварийную шахту и оставить ракетоносец с пятнадцатью ракетами, вместо шестнадцати. Как сейчас известно из бесед с участниками аварии, в шахте, где произошел взрыв в 1986 г., были неисправности, и о них знал личный состав перед выходом в море. Лишь после освобождения мне удалось встретиться с командиром БЧ-5 этой лодки, капитаном 2 ранга Игорем Анатольевичем Красильниковым, который в момент аварии совершал свою 13-ю боевую службу. Побеседовал я и с членами комиссии по расследованию, а также с офицерами, которых хотели отдать под суд. Наконец, я видел фотографии, снятые с вертолета. С помощью этих свидетельств и излагаю обстоятельства аварии лодки, которой командовал капитан 2 ранга Игорь Петрович Британов.

Часть личного состава отравилась парами топлива и продуктами горения. Была дана команда покинуть четвертый отсек и перебраться в пятый. Троих — капитана 3 ранга А. Петрачкова, матросов Смоглюка и Харченко — вынесли в бессознательном состоянии, и вскоре они скончались.

Подводная лодка всплыла, и был введен в действие второй борт энергоустановки. В четвертом отсеке пожар не стихал, несмотря на поступление воды. Более того, произошло короткое замыкание и сработала аварийная защита реактора правого борта (ГЭУ левого борта продолжала работать). Согласно сигнализации, выведенной на пульт, две компенсирующие решетки не дошли до требуемого нижнего положения. Следовательно, нужно было попытаться опустить решетки вручную, иначе реактор мог в любую минуту запуститься.

Трижды посылали в отсек аварийные партии, но у них ничего не получилось. Однако ничего сложного не требовалось. Достаточно было найти место, куда вставляется специальный ключ, и повернуть его до упора. Трудно представить себе экипаж, в котором моряки реакторного отсека не знают этого, однако факт есть факт. Оставалась последняя надежда...

В седьмом отсеке служил опытный матрос Сергей Анатольевич Преминин, один из трех трюмных, непосредственно обслуживающих реактор. Он отправился в отсек один и через некоторое время доложил на пульт управления ГЭУ по трансляции: «Работы выполнены!». Все облегченно вздохнули: худшего не случится.

Однако в результате пожара произошел разрыв системы воздуха высокого давления, и этот воздух проник во все отсеки. Подводники, борющиеся с пожаром, почувствовали себя, как в снижающемся самолете. Но само по себе повышенное давление не представляло опасности — достаточно было продуть уши. Тем не менее, поскольку давление в соседних отсеках повысилось, ни один из выходных люков из реакторного отсека не открывался. Дело в том, что в этом единственном необитаемом отсеке давление оставалось на уровне 1 атм. Силы одного человека не хватало для того, чтобы открыть выходной люк. На помощь Преминину послали аварийную партию, но и та не смогла выпустить матроса из отсека. Преминин оказался в «мышеловке». В течение долгого времени у него была связь с пультом управления ГЭУ и центральным постом, и с ним говорили командир БЧ-5 и командир первого дивизиона. Они докладывали в центральный пост, что слышат сдерживаемые всхлипывания. Преминин знал, что он обречен...

Я не могу без боли комментировать этот трагический эпизод. Каждый подводник — от командира до матроса — знает, что необходимо сделать, чтобы отдраить переборочную дверь. Нужно открыть клапана выравнивания давления. Преминин был слишком ослаблен угарным газом, чтобы добраться от крышки реактора до клапанов. А ситуация в соседнем отсеке настолько осложнилась, что послать туда аварийную партию было слишком рискованно — она могла и не вернуться.

Тем временем лодка медленно увеличивала осадку на ровном киле. Экипаж был эвакуирован на ботах на советские суда. Командир остался в рубке вместе с девятью человеками. Постепенно лодка начала зарываться носом, оголив винты. Подводники, находившиеся на борту, чтобы бороться до конца за живучесть корабля, были вынуждены покинуть его, когда рубку начало захлестывать волной (волна была силой два балла). В реакторном отсеке остался матрос Преминин.

Что испытывал этот здоровый, находящийся в полном сознании человек, пожертвовавший собой, чтобы не допустить цепной реакции на дне океана в неопределенном будущем? Дифферент нарастал, потом погас свет, лодка начала погружаться и еще задолго до того, как она ляжет на дно на глубине 5000 м, забортное давление сплющит ее корпус, как тюбик от зубной пасты.

Что испытывал командир, уходя с борта обреченного корабля, зная, что покидает его не последним? После возвращения на базу он и командир БЧ-5 были сняты с должности и уволены из ВМФ.

А в остальном, как это часто происходит, историю замяли. До выхода в свет этой книги о ней ничего не было известно широкой аудитории. Но человечество должно знать имя Сергея Преминина, погибшего страшной смертью, чтобы не допустить нового Чернобыля.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});