На музыке. Наука о человеческой одержимости звуком - Дэниел Левитин

танцам или музыке.

Музыканты, как и спортсмены, актеры, танцоры, скульпторы и художники, пользуются своим телом и своим разумом. Роль тела в игре на музыкальном инструменте или в пении (в меньшей степени, конечно, в сочинении музыки и аранжировке) достаточно велика, и генетическая предрасположенность может сильно влиять на выбор инструментов, которыми музыкант овладеет по-настоящему хорошо, а также на то, решит ли человек вообще стать музыкантом.

Когда мне было шесть лет, я увидел выступление The Beatles на «Шоу Эда Салливана» и решил, что хочу играть на гитаре, — все мое поколение хотело играть на гитаре. Родители, люди старой закалки, не считали гитару «серьезным» инструментом и советовали мне вместо этого упражняться на фортепиано. Но мне отчаянно хотелось играть именно на гитаре. Я вырезал из журналов фотографии классических гитаристов вроде Андреса Сеговии и как бы небрежно раскладывал их по всему дому. В шесть лет я еще заметно шепелявил, что наблюдалось у меня с тех пор, как я научился говорить. Я избавился от недостатка только в десять, в четвертом классе, для этого логопед государственной школы, к моему стыду, забирал меня из класса на протяжении двух изнурительных лет и (по три часа в неделю) учил произносить буквы по-другому. Я заметил, что «The Beatles-то уж точно шерьезные артишты, раз делят сцену на „Шоу Эда Салливана“ с такими шерьезными артиштами, как Беверли Силлс, Роджерс и Хаммерстайн и Джон Гилгуд». Я был непреклонен.

К 1965 году, когда мне исполнилось восемь, гитары звучали отовсюду. Сан-Франциско находился всего в 25 километрах, и я прямо чувствовал, как происходит культурная и музыкальная революция, а в центре ее находится гитара. Мои родители по-прежнему были не в восторге от того, что я хочу играть на этом инструменте, возможно потому, что он ассоциировался с хиппи и наркотиками, или потому, что годом ранее мои попытки прилежно заниматься фортепиано потерпели фиаско. Я заметил, что к тому моменту The Beatles уже четыре раза выступали на «Шоу Эда Салливана», и в конце концов родители вроде бы уступили, согласившись обратиться за советом к другу. «Джек Кинг играет на гитаре, — сказала как-то мать отцу за ужином. — Мы могли бы спросить его, как он считает: достаточно ли Дэнни взрослый, чтобы начать брать уроки гитары». Джек, старый друг моих родителей по колледжу, зашел к нам домой по дороге с работы. Гитара у него звучала не так, как те, что завораживали меня по телевизору и радио. Это была классическая гитара, не созданная для темных аккордов рок-н-ролла. Джек, крупный мужчина с большими руками и черными коротко стриженными волосами, держал гитару так, словно баюкал младенца. Я разглядывал причудливые древесные узоры, обрамляющие изгибы инструмента. Он нам что-то сыграл. Гитару он мне трогать не разрешил, но попросил протянуть руку и сравнил свою ладонь с моей. Он не разговаривал со мной и не смотрел на меня, но то, что он сказал моей матери, я до сих пор отчетливо слышу у себя в голове: «У него руки маловаты для гитары».

Теперь я знаю, что существуют гитары и на четверть, и вполовину меньше обычной (у меня даже есть такая), и я слышал о Джанго Рейнхардте, одном из величайших гитаристов всех времен, у которого на левой руке было всего три рабочих пальца. Но восьмилетнему ребенку слова взрослых могут показаться непреодолимым препятствием. К 1966 году, когда я немного подрос, а The Beatles поддразнивали меня электрогитарой в песне «Help!» («Помоги!»), я играл на кларнете и был рад уже хотя бы тому, что вообще занимаюсь музыкой. Свою первую гитару я купил в 16 лет и, позанимавшись, научился играть довольно хорошо. Я играю рок и джаз, и мне не нужно тянуться пальцами так далеко, как на классической гитаре. Самой первой песней, которую я научился играть, — это еще одно клише поколения семидесятых — стала «Stairway to Heaven» («Лестница в небо») группы Led Zeppelin. Некоторые музыкальные партии, исполняемые другими гитаристами, тоже могут оказаться для меня трудны, но так дело обстоит и с любым музыкальным инструментом. На Голливудском бульваре некоторые великие рок-музыканты оставили отпечатки своих рук в цементе. Прошлым летом я очень удивился, когда приложил ладонь к отпечатку Джимми Пейджа из Led Zeppelin, одного из моих любимых гитаристов, — его руки оказались не больше моих.

Несколько лет назад я пожал руку Оскару Питерсону, великому джазовому пианисту. У него были очень большие кисти, таких я ни у кого не видел — по крайней мере раза в два больше моих. Карьеру он начинал с исполнения страйда на фортепиано. Этот стиль восходит к 1920-м годам, и в нем музыкант берет басовые октавы левой рукой, а мелодию наигрывает правой. Чтобы преуспеть в страйде, нужно без усилий дотягиваться до клавиш, расположенных далеко друг от друга, а Оскар одной рукой охватывает полторы октавы! Его стиль основан на аккордах, которые не способен взять человек с руками поменьше. Если бы Оскара Питерсона в детстве заставили играть на скрипке, с такими большими руками это оказалось бы невозможно: крупными пальцами слишком трудно зажимать полутона на относительно небольшом грифе.

У некоторых людей есть биологическая предрасположенность к определенным инструментам или к пению. Вероятно, существует также кластер генов, которые все вместе влияют на качества, необходимые для того, чтобы стать успешным музыкантом: хорошая зрительно-моторная координация, мышечный контроль, двигательный контроль, упорство, терпение, память на определенные виды структур и схем, чувство ритма и времени. Есть также свойства характера, которые необходимы, чтобы стать хорошим специалистом в чем угодно, особенно целеустремленность, уверенность в себе и терпение.

Мы также знаем, что в среднем у успешных людей в жизни было гораздо больше неудач, чем у остальных. Это на первый взгляд кажется нелогичным. Неудачи неизбежны и иногда происходят случайно. Но важно то, что вы делаете после неудачи. У успешных людей есть привычка придерживаться правила: не сдаваться. Все успешные люди, от президента FedEx до писателя Ежи Косинского, от Ван Гога до Билла Клинтона и группы Fleetwood Mac, пережили много-много неудач, но они учились на них и продолжали идти вперед. Это качество может быть отчасти врожденным, но факторы окружающей среды тоже играют свою роль.

Лучшее предположение, которое сейчас есть у ученых о влиянии генов и окружающей среды на сложное когнитивное поведение, заключается в том, что каждый из факторов отвечает примерно за 50 % происходящего. Терпение, хорошая зрительно-моторная координация или страстная увлеченность могут передаваться генетически, но определенные жизненные события — в самом широком смысле: не только ваши сознательные