Воровский - Николай Пияшев

— Вы на меня сердитесь?

Она молчала.

— Извините, я был не прав…

И чтобы скрасить как-то свою вину, Воровский вынул из стола свою только что полученную из типографии брошюру «К истории марксизма в России», поставил дарственную надпись и протянул Манучарьянц. Она взяла книгу и заглянула на титульный лист. Там стояла подпись: «Шушанике Мкртычевне Манучарьянц на добрую память и поучение от сердитого автора. П. Орловский».

…В кабинет к Воровскому тихо вошел скромно одетый человек, бледный и постаревший раньше времени. Это был поэт Е. Ф. Нечаев. Его Воровский узнал сразу. Несколько месяцев назад он приносил стихи, а теперь, видимо, хотел узнать об их судьбе. Он просил аванс. Чувствовалось во всем, что Нечаев сильно нуждается. Воровский успокоил его и тут же написал записку А. В. Луначарскому.

«Известный поэт-рабочий Е. Ф. Нечаев находится в настоящее время в тяжелом материальном положении. Государственное издательство, чтобы пойти ему навстречу, приобрело у него несколько месяцев назад сборник стихов. Печатать сейчас этот сборник не представляется возможным, литературная работоспособность Нечаева очень невысока, и существовать писательством он, конечно, не может. Необходимо обеспечить его старость определенной пенсией не в том ничтожном размере, в каком выдается клиентам соцобеспечения.

Государственное издательство очень просит Вас принять экстренные меры к тому, чтобы Нечаеву выдавалось правильное вспомоществование из средств Наркомпроса, а если юридически невозможно, то чтобы соцобеспечение выплачивало ему значительно увеличенную пенсию».

Бодро стуча каблуками, в кабинет ввалились сразу три посетителя. Один из них, небольшого роста, белокурый, в косоворотке, поэт Есенин. Другой, высокий, черный, поэт Шершеневич, а позади — писатель Мариенгоф. Шершеневич важно выступил вперед и подал заявление с припиской А. В. Луначарского: «В Государственное издательство, тов. Воровскому… Прилагая при сем обращение ко мне трех имажинистов: Есенина, Шершеневича, Мариенгофа, прошу Вас вернуть мне его с Вашим письменным отзывом».

Прочитав эту приписку и заявление с жалобой на Госиздат, который, мол, не дает им бумаги, Воровский задумался.

— Я думаю, что ваши сетования на Госиздат поэтически преувеличены, — сказал Воровский. — Мы вовсе не против вас и вашей группы. Мы не собираемся вовсе лишать вас права печатать свои произведения. Но вы должны вначале объединиться в кооператив[34]. Госиздат не может иметь дело с рядом одиночек. Мы не можем допустить, чтобы вы болтались в качестве толкачей в типографиях и проталкивали свои сборники. Если вы объединились, чтобы написать челобитную, то что мешает вам объединиться в издательской работе? То же самое я и Луначарскому сообщу…

Тут же Воровский продиктовал ответ Анатолию Васильевичу на заявление имажинистов: «Бумаги мы им дать не можем, ибо на такой «ренессанс искусства» бумагу тратить не считаем себя вправе, но пока у них бумага есть и пока ее еще не отобрали, мы им пользоваться ею не препятствуем. Пусть они не нервничают и не тратят времени на хождение по мукам, а подчинятся требованиям и объединятся в кооператив, как им было предложено в Отделе печати».

С ответом Воровского Луначарский полностью согласился.

На прием к Воровскому являлось много разных писателей, поэтов, деятелей культуры, работников международного рабочего движения и т. д.

Маяковский приходил с большой суковатой палкой, клал ее на стол перепуганной секретарше и громко говорил:

— Мне к Воровскому.

Маяковский бывал в Госиздате по делу ИМО (Искусство молодых), как называли себя в то время футуристы. В эту группу входили Н. Асеев, Д. Бурлюк, А. Крученых, В. Хлебников и другие.

Воровский не был в восторге от футуристов, но Госиздат выплатил по договору, заключенному еще раньше с Наркомпросом, причитающуюся группе ИМО сумму. От дальнейшего же издания их произведений отказался. Бумаги не хватало на самое необходимое. Государство не могло ее расходовать на издание произведений футуристов. Могут издавать свои творения в частных или кооперативных типографиях. Хотя А. В. Луначарский усиленно поддерживал их, Воровский не считал себя вправе ставить их в более привилегированное положение по сравнению с другими литературными течениями.

Как-то к Воровскому на прием явился известный музыкант Гольденвейзер. Высокий, с копной пышных темных волос, Гольденвейзер держался просто и с достоинством. Он хотел издать свой дневник с воспоминаниями о Л. Н. Толстом. С ним приятно было побеседовать, поговорить о музыке.

Раза два к Воровскому заходил К. Бальмонт, предлагал свои стихи, переводы. Часто бывали Брюсов, Серафимович, Скиталец и другие литераторы.

Был на приеме и писатель Корней Чуковский. О своей встрече с В. Воровским он вспоминает: «…приехав в Москву и посетив Госиздат, во главе которого стоял тогда тов. Воровский, я был принят им так радушно, что постеснялся предъявлять рекомендательное письмо Луначарского. Радушие тов. Воровского объяснялось тем, что ему стал известен положительный отзыв В. И. Ленина о моей работе над Некрасовым.

Об этом-то отзыве он и сообщил мне при встрече. К сожалению, Вацлав Вацлавович куда-то спешил, и наше свидание продолжалось не больше пяти минут. Он произвел на меня впечатление очень подвижного, моложавого человека, но страшно утомленного, словно после долгих бессонниц.

Перед тем как войти к нему в кабинет, я слышал оттуда громкий смех: Вацлав Вацлавович говорил с кем-то по телефону и громко, от всего сердца смеялся. Следы смеха остались у него на лице, когда я вошел. Смех потух у него на усталом лице, Вацлав Вацлавович встал и, не приглашая меня сесть, заявил, что он очень торопится, и тут же сказал похвалу моей работе над Некрасовым, но похвалу довольно язвительную, что-то вроде того, что вот «никак не ожидал от вас такой дельной работы». Чувствовалось, что другие мои писания ему не очень-то нравились— отсюда его удивление. И все же у меня осталось впечатление радушия».

Навещали Воровского и его старые знакомые по революционной работе: как всегда молодцеватый и подтянутый, Яков Станиславович Ганецкий; коренастый, в шляпе пирожком Максим Максимович Литвинов; грузный, но суетливый, с мешками под глазами Григорий Васильевич Чичерин и другие.

Однажды летом к Воровскому в Госиздат зашел В. Д. Бонч-Бруевич. Протянув мягкую сухую руку, Владимир Дмитриевич сел, вытащил из кармана аккуратно сложенную газету «Правда» и, развернув ее, начал читать:

«Московский Комитет Российской Коммунистической партии устраивает 6 июня митинги в районах на тему: «Красный фронт и контрреволюция». На митингах выступят следующие товарищи: Скворцов, Владимирский, Орловский…»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});