Звезды Эгера - Геза Гардони

— Это еще бабушка надвое сказала!.. — пробурчал Цецеи.

— Я говорю то, что есть, — оборвал Добо, — и попрошу твою милость не перебивать меня. Мой посол Миклош Ваш снова отправился в Вену, и если не встретит по дороге королевскую рать, то отвезет королю донесение о нашествии турок.

Добо повернулся к Гергею.

— После собрания немедленно напиши прошение его величеству и приложи к нему письмо турок. Напиши так, чтобы даже скалы растрогались и перекатились к нам в Эгер.

— Напишу, — ответил Гергей.

— У нас нет никаких оснований с тяжелым сердцем ждать турок. Стены крепки, пороху и припасов вдоволь. В крепости четыре тысячи овец, полученных только по сбору десятины. Большую часть их уже закоптили. Рогатого скота четыреста пятьдесят шесть голов. Большую часть тоже закоптили. Зерна восемьсот тридцать пять мер, по шестидесяти фунтов мера, — почти все перемололи в муку. Всего, всего у нас вдосталь — можем хоть год продержаться! И если король пришлет только свои эрдейские войска, все равно мы в кратчайший срок отправим турок из-под Эгера к Мохамеду… Приступай к чтению второго списка, — обратился он к Гергею.

Гергей читал:

— «Больших бомбард — одна, других бомбард — две: Лягушка и Баба. Король прислал три пушки, Габор Перени — четыре, Венедек Шереди — одну…»

— Порох мы не взвесили, но его и не взвесишь, — перебил Добо. — Осталось и с прошлого года, да и король прислал. Вся ризница заставлена бочками с порохом. Кроме того, у нас есть и селитра и мельница. Если понадобится, сами можем молоть порох. Продолжай.

Гергей читал:

— «Старых медных гаубиц стенобитных — пять. Чугунных стенобитных гаубиц — пять. Медных стенобитных пушек, присланных его величеством, — четыре. Картечниц для стенобитных орудий и пищалей — двадцать пять. Двойных пражских пищалей — две. Многоствольных пушек — пять…»

— Нам есть чем ответить турку! Но это еще не все… Читай дальше.

— «Пражских и четнекских медных и чугунных пищалей — триста. Ружей — девяносто три. Немецких ружей — сто девяносто четыре…»

— Куда они годятся! — завопил Цецеи. — Добрая стрела во сто раз лучше любого ружья!

Тут возник небольшой спор; старики соглашались с Цецеи, молодежь стояла за ружья.

Добо прекратил словопрения, заявив, что и ружья хороши, и стрелы хороши, а лучше всего — пушки.

Оруженосец Криштоф положил на стол позолоченный шлем искусной работы и маленькое распятие, затем молча встал за спиной Добо, держа в руке длинный плащ, похожий на мантию.

Гергей прочел еще список, где были перечислены все виды оружия: копья, дротики, щиты, различные ядра, кирки, багры, булавы, фитили, пики и разное другое военное снаряжение, имевшееся в крепости.

Добо поднялся.

Он надел на голову позолоченный шлем, накинул на плечи красную бархатную капитанскую мантию и, держа левую руку на рукоятке сабли, произнес:

— Дорогие друзья и соратники! Стены крепости вы сами видели, а теперь вы знаете, чем мы располагаем внутри стен. Крепость Эгер решит судьбу тех земель отчизны нашей, которые еще не захватил враг.

В зале стояла тишина. Глаза всех были прикованы к Добо.

— Если падет Эгер, не уцелеют ни Мишкольц, ни Кашша. Маленькие крепости турок сшибает, точно орешки с дерева. Сопротивления они нигде больше не встретят. И тогда история запишет Венгрию в книгу мертвых.

Добо обвел всех суровым взглядом и продолжал:

— Эгерская твердыня крепка, но пример Солнока доказывает, что крепостям силу придают не каменные стены, а души защитников. В Солноке были чужеземные наймиты, и шли они не крепость защищать, а деньги добывать. У нас только пять немцев-пушкарей, да и они честные люди. Тут все защищают отчизну. Кровь понадобится — кровь свою прольют. Жизнь понадобится — жизнь отдадут. Но потомки наши не скажут, что венгры, жившие здесь в тысяча пятьсот пятьдесят втором году, недостойны называться венграми…

Солнце заглянуло в окно и осветило висевшее на стенах оружие и латы, стоявшие на шестах вдоль стен. Заблестел и позолоченный шлем Иштвана Добо. Гергей стоял рядом с капитаном. Он взглянул в окно, потом приставил козырьком руку к глазам и посмотрел на Добо.

— Я созвал всех вас для того, — продолжал Добо, — чтобы каждый мог отдать себе отчет в том, что его ждет. Для тех, кому собственная шкура дороже будущности венгерского народа, ворота крепости еще открыты. Мне нужны настоящие мужчины. Десять львов лучше полчища зайцев. Надвигается ураган. У кого дрожат поджилки — пусть покинет зал прежде, чем я продолжу свою речь, ибо мы должны дать великую клятву, и кто нарушит ее, не посмеет даже после смерти предстать пред очами господа бога.

Он подождал, не тронется ли кто-нибудь с места.

В зале царила тишина. Никто не шелохнулся.

Подле распятия стояли две восковые свечи. Оруженосец зажег их.

Добо продолжал свою речь:

— Мы должны поклясться друг другу священным именем бога в том, что… — И, взяв со стола листок бумаги, он начал читать: — «Во-первых: какое бы ни пришло послание от турок, мы его не примем, а тут же при всем честном народе сожжем непрочитанным…»

— Да будет так! — послышалось в зале. — Согласны!

— «Во-вторых: когда турки овладеют городом и подойдут к стенам крепости, никто не крикнет им ни худого, ни доброго слова, что бы они нам ни орали…»

— Согласны!

— «В-третьих: с самого начала осады никто не будет ни шептаться, ни собираться кучками по двое и по трое…»

— Согласны!

— «В-четвертых: сержанты не будут распоряжаться отрядами без ведома лейтенантов, а лейтенанты — без ведома обоих капитанов…»

— Согласны!

Рядом с Фюгеди зазвучал грубый голос:

— Мне хотелось бы кое-что добавить.

Это заговорил Хегедюш — лейтенант Шереди. Лицо его раскраснелось.

— Слушаем! — раздались голоса за столом.

— Я предлагаю, чтобы и капитаны всегда действовали в согласии с лейтенантами и созывали совет, если в вопросах обороны или других важных делах это потребует кто-нибудь из лейтенантов.

— Согласен, но только не во время штурма, — сказал Добо.

— Согласны! — прогудели остальные.

Добо продолжал:

— «И последнее: тот, кто выскажет желание сдать крепость или хотя бы заговорит о сдаче крепости в вопросительной или какой-либо иной форме, будет предан смерти…»

— Смерть ему! — крикнули участники военного совета.

— Не сдадим крепость, мы не наемники! Мы не солнокцы! — слышалось отовсюду.

Добо снял позолоченный шлем, пригладил длинные седеющие волосы, потом подал знак священнику.

Отец Балинт встал. Поднял со стола маленькое серебряное распятие.

— Клянитесь вместе со мной, — сказал Добо.

Все протянули к распятию руки, подняв их для клятвы.

— Клянусь единым живым богом…

— Клянусь единым живым богом… — слышалось торжественное бормотанье.

— …что отдам свою кровь и жизнь за отечество, за короля и за Эгерскую крепость. Ни силой, ни кознями меня не устрашить. Ни деньгами, ни посулами не поколебать. Не скажу и не выслушаю ни единого слова о сдаче крепости. Ни в крепости, ни за пределами ее живым не сдамся. От начала до конца осады беспрекословно буду подчиняться приказаниям вышестоящих. Да поможет мне бог!

— Да поможет мне бог! — гудели голоса.

— А теперь я сам присягну, — громко сказал Добо, протягивая руку к распятию. Глаза его лихорадочно блестели. — Клянусь отдать все силы свои, все помыслы, каждую каплю крови защите крепости и отчизны! Клянусь быть вместе с вами во всех опасностях! Клянусь не допустить перехода крепости в руки басурман! Покуда я жив, не сдамся сам и не сдам крепости. Да примет земля мое тело, а небо душу мою! Пусть предвечный отринет меня, если я не сдержу своей клятвы!

Сверкнули сабли, и раздались единодушные возгласы:

— Клянемся! Клянемся! Клянемся вместе с тобой!

Добо снова надел шлем и сел.

— А теперь, братья, — сказал он, взяв в руки лист бумаги, — обсудим, как расставить сторожевые посты в крепости. Расстановка ратников на крепостных стенах вовсе не должна быть одинаковой. Со стороны города и Новой башни — низменность и долина. С севера и востока — холмы и горы. Вражеские пушки будут наверняка стоять именно там, с той стороны; турки будут ломать стену, чтобы ворваться в крепость.

— Никогда им стену не проломить! — сказал Цецеи, презрительно махнув рукой.

— Подождите! — заметил Добо и продолжал: — Я для того и вызвал в крепость побольше плотников и каменщиков, чтобы они успевали восстановить за ночь то, что проломит турок. Так вот, на той стороне и работы будет больше всего. Если мы сейчас и расставим людей, то во время осады многое может измениться.

— Приказывайте, господин капитан, мы согласны! — кричали с разных сторон.

— Я думаю сделать так: разделим защиту на четыре отряда. Один отряд будет стоять у главных ворот, другой — от главных ворот до угловой башни, третий — в наружных укреплениях, четвертый — на северной стороне вокруг Казематной башни. Соответственно этим четырем отрядам разделится резерв. Резервом будет командовать мой помощник, капитан Мекчеи. Он будет распоряжаться сменой солдат и защитой внутренних укреплений.