Лис и империя - Гарри Тертлдав

— Вот перед тобой твой сын, то дитя, каким ты наделил мою мать, — воскликнул он. — Неужели ты не скажешь мне доброго слова? Неужели не напутствуешь мудрым советом?

Последнее, что Джерин стал бы просить у Маврикса, так это совета, тем более мудрого. А если бы ситонийский бог, паче чаяния, решил дать ему подобный совет, то он посчитал бы величайшей мудростью не прислушиваться к нему. В данной же ситуации этот вопрос отпал сам собой, поскольку Маврикс лишь волнообразно передернул плечами.

— Может, я и твой отец, — сказал бог, — но я тебе не нянька.

Фердулф отшатнулся, будто его ударили. Как бы бессердечно ни звучали слова бога вина, в них-то и содержалось, по мнению Джерина, нечто в действительности полезное. По крайней мере, Фердулф теперь точно знал, что не может положиться на Маврикса ни в чем, тот породил его — вот и вся радость.

Как бы там ни было, эта отповедь привела маленького полубога в ярость.

— Ты не можешь мной пренебрегать! — вскричал он.

Потом подпрыгнул, взмыл в воздух и понесся к Мавриксу, словно разгневанная стрела.

В правой руке ситонийский бог держал прут, обвитый плющом и виноградными листьями, с сосновой шишечкой на конце. Этот тирс казался безобидной игрушкой. Однако в руках Маврикса он являлся более страшным оружием, чем любое самое длинное, острое и тяжелое копье в руках воина-человека.

Маврикс огрел Фердулфа прутом. Тот завыл и упал на землю.

— Ребенок, досаждающий своему отцу, получает, как и положено, трепку, — сказал бог полубогу.

Фердулф, привыкший превосходить в возможностях всех окружающих, вновь взлетел в воздух и бросился на отца:

— Ты не можешь так со мной обходиться!

— О, еще как могу, — ответил Маврикс и снова хлестнул сына прутом.

И вновь Фердулф шлепнулся оземь, и в этот раз сильнее, чем в предыдущий.

— Ты должен понять: несмотря на то, что я пришел на твой зов, ты не имеешь права показывать мне свой норов… ни сейчас, ни когда бы то ни было.

Фердулф скулил, совершенно подавленный. Настороженно, как длиннозуб, Маврикс наблюдал за своим отпрыском. Слабый, но отвратительный запах винного перегара, мешающийся с миазмами перманентного блуда, исходил от него. Джерин дернул носом.

Медленно, постанывая, Фердулф сел.

— Зачем ты явился на мой зов? — спросил он полным отчаяния голосом. — Я надеялся, что ты увидишь меня и ощутишь хоть какую-то гордость. Я надеялся…

Он помотал головой, словно бы прочищая мозги.

— До чего же наивное маленькое создание, — сказал Маврикс, отчего Фердулф опять заплакал.

Ситонийский бог повернулся к Джерину:

— Я думал, он наберется ума, живя рядом с тобой. Для смертного ты достаточно благоразумен.

— Хотя он и полубог, ему всего лишь четыре года, — заметил Джерин, скрывая собственное удивление.

Похоже, Маврикс адресовал ему нечто, отдаленно напоминающее похвалу.

Фердулф тоже это сообразил, что ему не понравилось.

— Как ты смеешь разговаривать с этим… с этим человечишкой приветливей, чем со мной?

— Смею, потому что я бог. Смею, потому что я твой отец, — спокойно отозвался Маврикс.

Судя по всему, Фердулф раздражал его много больше, чем Джерин. Черные глаза-пропасти буравили малыша.

— А как смеешь ты докучать мне расспросами?

— Я плоть от плоти твоей, — ответил Фердулф. — Если я не имею на это права, то кто же?

— Никто, — изрек Маврикс. — А теперь помолчи.

Фердулф попытался заговорить, но лишь бессвязно запищал и захрюкал. Однако на Джерина даже это произвело впечатление. Ибо, приказывая молчать простым смертным, Маврикс добивался абсолютнейшей тишины. Видя, что бог вина относительно расположен к нему, Лис спросил:

— Владыка сладкого винограда, какую помощь ты мог бы оказать мне в борьбе против Элабонской империи?

Тут затих и Фердулф. Он, не пылавший большой любовью к империи, тоже хотел это знать.

Маврикс, кажется, обеспокоился. Это встревожило Джерина. Трусость Маврикса укоренилась в легендах. Но лицо бога, похоже, выражало не страх. Скорее смирение. И это встревожило Джерина еще больше.

— Я способен на меньшее, чем ты можешь надеяться, — произнес наконец Маврикс. — Если бы я был способен на большее, неужели ты думаешь, что я бы не расстарался для прекрасной Ситонии, вместо того, чтобы стараться для какого-то дикого и неприглядного края, где не растет виноград и еще много чего?

— Но… — Джерин покачал головой. — Вы, ситонийские боги, по-прежнему во многом связаны со своей страной, тогда как боги Элабона едва ли вообще замечают наш мир. Чтобы привлечь их внимание, приходится буквально кричать.

Маврикс кивнул:

— Это так. И даже когда они обращают на вас свое внимание, от них обычно нет никакого проку.

Он презрительно фыркнул.

— Возможно, — сказал Джерин, не желая вступать в открытый спор с ситонийским богом вина и плодородия.

Когда он призвал Бэйверса, элабонский бог сделал для него больше, чем Маврикс. Но в любом случае ему сейчас хотелось узнать о другом.

— Если ситонийские боги постоянно внимательны к этому миру, тогда как элабонские нет, то как получилось, что элабонцы, — он внимательно следил за тем, чтобы не сказать «мы, элабонцы», — так долго правят вашей землей?

— Это обоснованный вопрос… болезненно обоснованный вопрос, — сказал Маврикс. — Лучший ответ, который я могу дать, заключается вот в чем. Народ Ситонии, весьма щедро одаренный своими богами, явно лишен дара самоуправления. Элабонцы же, напротив, почти ничем заметно не одарены… кроме умения управлять. Нужен более сильный бог, чем любой из известных в Ситонии, чтобы объединить людей этой страны.

Джерин разочарованно покивал. Слова Маврикса полностью соответствовали тому, что говорили имперские чародеи.

— Так ты ничего не можешь сделать? — спросил он в недоумении.

Какой тогда толк от немощного бога, особенно от немощного бога плодородия?

— Я уже сделал для тебя все и даже больше, — ответил Маврикс. — Без моего сына, которому, кстати, уже разрешается говорить, у тебя не было бы никаких шансов отразить натиск Элабонской империи. С ним у тебя эти шансы есть. Однако в материальном мире нет ничего надежного. Ни для богов, ни для людей. Не будь самодовольным, не будь слишком самонадеянным, эту битву ты можешь и проиграть.

— Ты говоришь загадками, — упрекнул его Джерин. — В манере Байтона, хотя мне казалось, что ты его презираешь.

— Разумеется, — ответил Маврикс, презрительно кривя губы. — Но как можно говорить о чем-то с уверенностью, когда не знаешь, что ждет тебя впереди?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});