Любить нельзя. Расстаться - Галина Милоградская

поваленный лес!

Он замолчал, пока говорила Тамара, а Инна, наконец отмёрзнув, отползла к перегородке, отделяющей их балконы, и прижалась к ней спиной. Она не хотела слушать, и всё же не могла заставить себя уйти. Быть частью его жизни, хотя бы так, тайно, на пару минут. Знать, что у него происходит, что он чувствует. Знать, что у него всё хорошо. Или, что ему также плохо.

– Если ты думаешь, что я здесь развлекаюсь, – низко, угрожающе зарычал Сергей, – то знай, что меньше всего я желаю такой отдых тебе! Да! Я хочу домой! И я безумно устал за сегодня, а тут ещё ты со своими упрёками!

Снова стало тихо. Инна стукнулась затылком о прохладную стенку, закрыла глаза. Они разрушались изнутри, это верно. Зато перестали разрушать свои семьи. Наверное, оно того стоит.

Сергей пробормотал что-то, звучно стукнула телефонная трубка. Вернуться к себе, сжаться в комок на слишком широкой кровати, попросить, чтобы принесли снотворное – Инна собралась уходить и даже сделала движение, чтобы подняться, но замерла, когда двери в его номере зашуршали, расходясь. Сухо щёлкнула зажигалка. Щёлкнула ещё раз и ещё – нервничает или крепко задумался. Инна прижалась щекой к перегородке, зажмурилась, пытаясь представить, как он сейчас выглядит. Шорох прозвучал будто прямо над ухом. Испуганно распахнув глаза, Инна тут же их прикрыла – он просто сел с другой стороны, продолжая бездумно щёлкать крышкой зажигалки. Протяжный вздох и тихое:

– Давно здесь?

– Несколько минут.

Что толку скрывать? Им не обязательно было видеть друг друга, когда чувствуешь даже на расстоянии. Снова стало тихо. Той давящей тишиной, в которой прячется столько невысказанного, что хочется заткнуть уши.

– Я действительно хочу убраться отсюда как можно скорее, – глухо проговорил Сергей.

– Я тоже. Если бы могла, пошла бы пешком. Только, – Инна усмехнулась, – боюсь, Димка этого не поймёт. А идти вдвоём мы… – она осеклась, ладонь взметнулась к горлу: слишком сильно то сжалось, каждое слово – ножом по гортани и связкам.

– Инн, прости за вечер, я не должен был… – его голос отчётливо задрожал, прервался дробным дыханием. Частым, прерывистым. – Я…

Сергей громко сглотнул, Инна могла поклясться, что услышала тихий, на грани, всхлип. Его тяжелое дыхание обжигало сердце, заставляя сжиматься с неистовой силой, качая кровь. Никто не мог сказать, сколько они молчали, борясь с собой. Сергей справился первым. Она слышала, как он поднялся, и пальцы невольно впились в колени, а спина напряглась.

– Добрых тебе снов, – прошелестело за перегородкой. Двери в его номер закрылись.

– И тебе, – прошептала Инна. Судорожно вздохнула, надеясь прогнать острую боль в груди. Они ведь уже попрощались. Сказали друг другу нужное. Но почему именно это пожелание прозвучало последним, по-настоящему последним, что он может сказать ей?

Инна сжала губы, помотала головой: нет. Нет-нет-нет, именно это неправильно. Ради чего тогда жить, как жить, если уже сейчас чувствуешь себя мёртвым? Существовать из года в год, встречаясь на праздники? Делать вид, что забыли, тратить годы на тех, кого так и не смогли полюбить? Сердце, до того сжатое крепкой холодной рукой, резко расправилось, вплеснуло адреналин. Инна медленно поднялась, пошатнулась – затекли ноги, подошла к перилам, обхватила холодный металл. Жить. Вот что она хотела – жить. Вопреки всему. Благодаря всему, что осталось у них в прошлом и что могло быть в будущем. Глубоко вздохнув, она легко перемахнула через перила на его балкон. Решительно толкнула створки, и те разъехались. Медленно закрыла их за спиной, прижалась на миг к холодному стеклу, неслышно вздохнула и шагнула внутрь, разводя шторы.

В номере горела лишь прикроватная лампа, у разобранной кровати на полу валялось скомканное покрывало. Сергей в банном халате сидел в низком кресле, облокотившись о колени и спрятав глаза в складках ладоней. Он медленно отнял их, поднял на неё покрасневшие глаза, моргнул, будто не поверил тому, что видит.

– Инн, что ты…

– Это неправильно. – Она стремительно подошла к нему, потянула руки, и он покорно сплёл из пальцы, поднимаясь. – Это неправильно, то, что мы решили. – Её глаза ярко сияли чистым, незамутнённым счастьем. – Я только сейчас поняла. А ты… Ты ведь знал это сразу, правда?

– Инна. – Сергей произнёс её имя таким тоном, будто находится при смерти, и лишь она может его спасти. Здесь были и мольба, и желание задержать мгновение, прежде чем уйти за черту, и умиротворение, какое бывает, когда наконец оказался дома. – Инна, – прошептал, стремительно склоняясь, вжимаясь в её губы своими, обнимая, с силой притягивая к себе. Яростный, обжигающий поцелуй, сметающий остатки разума, не прервался, когда он потянул её на себя, дёргая узел её халата. Они не разомкнули губы даже оставшись полностью обнажёнными, и лишь когда Сергей уложил её на кровать, остановились. Он смотрел в её глаза, судорожно хватая воздух влажными губами, смотрел серьёзно, выворачивая наизнанку взглядом. Обнажая всего себя, до последней мысли, до крохотного атома. А потом потянулся и нежно, мучительно медленно поцеловал. Удерживая за виски, поглаживая их большими пальцами, Сергей целовал её так, как ни разу до этого, лаская губами, языком, дыханием.

Инна словно лишилась кожи: такой чувствительной та стала. К каждому прикосновению губ, к каждому невесомому или влажному, изучающему поцелую. Сергей будто открывал её впервые, видел впервые, впервые держал в своих руках. Спускаясь ниже, он выводил губами одному ему известный узор, пока не замер между её широко разведённых ног. Опалил дыханием лобок, мягко коснулся языком клитора, сдвинулся ниже.

Его глаза закрылись, на лице застыло удовольствие, а дальше Инна не смотрела. Отдавалась ощущениям, тихо постанывала, приподнимая бёдра навстречу, сжимала простыню, упираясь затылком в подушку. Дрожала, задыхаясь, пока не начала вскидывать ягодицы чаще, давая понять, что вот-вот, сейчас… Тепло внизу живота, волны удовольствия, скрутившие мышцы – Инна тихо, коротко вскрикнула, и Сергей прижался языком к её промежности, ловя биение пульса. Поднялся, чтобы опуститься сверху, облокотиться по обе стороны от её головы. Инна открыла глаза, облизнулась и притянула его голову, вовлекая в поцелуй.

Неторопливое скольжение глубоко внутрь, и Сергей замер. Переплёл их пальцы, не сводя с неё горящих глаз, качнул бёдрами, поцеловал коротко, влажно. Инна растворялась, рассыпалась на сотни крохотных осколков, чтобы собраться снова, всхлипывала, не говоря ни слова. Сейчас они были ни к чему: их привычные фразы были просто бесполезны, слишком глубоко сейчас ощущались чужие желания. Как никогда близко, прямо к сердцу. Словно теперь даже чакра у них одна на двоих.

После, когда дыхание пришло в норму, Инна обвила его руками и ногами, не желая выпускать