Потемкин. Фаворит и фельдмаршал Екатерины II - Детлеф Йена

Во время штурма Измаила Потемкин задержался в Яссах. Суворов докладывал ему туда. Князь спрашивал полководца: «Чем я могу вознаградить Ваши заслуги, Александр Васильевич?» Суворов, неловко и упрямо как обычно, возражал с разоружающей дерзостью: «Да ничем, князь. Я — не купец, и не торговаться сюда пришел. Кроме Бога и императрицы никто не может вознаградить меня». Потемкин чувствовал себя обиженным после этого оскорбления. Но он не лишил Суворова благосклонности из-за этого. Впрочем, что касалось честолюбия, Потемкин и Суворов стоили друг друга.

Эпизод хорошо характеризует их отношения. Суворов и Потемкин заботились о своем реноме как исключительно неортодоксальные индивидуалисты, для которых не существовало каких-либо общественных приличий. Если эта тема затрагивалась в исторической литературе, то, с учетом военных заслуг, вывод делался в пользу Суворова. Как военный гений Суворов без сомнения превосходил князя. Но в то время как Суворов ограничивался военным делом, Потемкин действовал и как политик, и как государственный деятель, и как дипломат, и как военачальник. Потемкин управлял государством во славу Екатерины, Суворов вел войны во славу Екатерины! Будучи в личном плане очень похожими, они в то же время состязались. Успех одного подстегивал другого.

После несчастья под Варной и во время длительной осады Очакова Потемкин часто испытывал парализующие депрессии. Энергичность решений Суворова и храбрые действия давали Потемкину снова и снова новую силу, и он заботился о том, чтобы Суворов был по достоинству вознагражден. После награждения орденом Святого Андрея Первозванного Суворов писал Потемкину: «Светлейший князь, мой уважаемый господин, только Вы можете сделать это. Большая душа Вашей Светлости освещает мне путь, который я прохожу на службе государства». Вероятно, в предложении существует определенная ирония, так как под Очаковом их отношения нельзя было назвать гармоничными. Суворов настаивал на штурме, а Потемкин медлил: «Я везде предоставляю Вам свободу действий, но в случае Очакова безрезультатная попытка могла бы быть вредной… Я не хочу полностью положиться на Бога и надеяться, что победа будет получена без больших жертв. Затем мой Александр Васильевич (Суворов) во главе отборного подразделения пойдет на Измаил. Подождите, пока у меня будет этот город»… Суворов со свойственным ему сарказмом отвечал на это: «Вы не можете захватить крепость, если Вы на нее только смотрите».

Когда турки в июле 1788 года решились на вылазку, солдаты Суворова во главе со своим героическим и безрассудным командиром бросились в бой. Суворов был тяжело ранен и должен был сдать командование. Кроме того, он получил от Потемкина строгий выговор. Князь спрашивал его о том, почему он пошел в наступление, не дождавшись приказа. Суворов отвечал словами Потемкина. Упрек был несправедливым. Следующее ранение заставило Суворова попрощаться с Очаковом, и их конфликт стал беспредметным.

Стычка не должна быть переоцененной. Разногласия между командирами при их тяжелой профессии происходили ежедневно. Как Потемкин, так и Суворов слишком ценили заслуги друг друга, чтобы основательно рассориться. Кроме того, они зависели друг от друга. Поэтому после второго ранения Потемкин писал Суворову примирительно: «Мой дорогой друг, ты значишь для меня больше, чем десять тысяч других». Между Потемкиным и фельдмаршалом Румянцевым существовали подобные отношения доверия, основанные на заслугах. Из всего выше сказанного можно сделать вывод, что вопрос о том, у кого больше исторических заслуг — у Потемкина или Суворова, — является беспредметным.

В 1789 году Суворов залечил раны и вновь был назначен командиром корпуса в войсках фельдмаршала Румянцева. И снова старый вояка ринулся в бой и вел русских солдат к победе над турками под Фокшанами и Рымником. Победой в этих битвах Суворов открывал путь к захвату русскими Бендер, Аккермана и даже Белграда. Потемкин добился у императрицы, что она пожаловала Суворову титул «графа Рымникского» и наградила его орденом Святого Георгия 1-й степени — высшей военной наградой России.

В соответствии с их насмешливо-ироничным способом обращения друге другом, Потемкин писал Суворову: «Вы бы в любое время достигли славы и побед, но ни один начальник не сообщил бы вам о выданных Вам наградах с такой радостью, как делаю это я. Граф Александр Васильевич, говори, что я — хороший человек, и я всегда буду таким». Суворов реагировал соответственно: «Долгих лет князю Григорию Александровичу. Пусть Всемогущий Бог увенчивает его лаврами и славой, а верные подданные великой Екатерины да будут счастливы его благосклонностью. Он — честный человек, он — хороший человек, он — личность, и я был бы счастлив умереть за него». Они понимали друг друга в их готовности к проявлению мужества и храбрости, и это сближало их.

В 1790 году русские войска под командованием генерала Репнина — он входит также в первую десятку русских полководцев — атаковали турецкие укрепления под Саками и осадили город и крепость Измаил. Измаил должен был стать славой Суворова. Потемкин послал его туда с приказом выиграть сражение. В приказе говорилось: «Я возлагаю свои надежды на Бога и на Ваше мужество, поторопитесь, мой дорогой друг. Есть много генералов одинакового ранга, и это приводит определенным образом к затянувшимся обсуждениям… Позаботьтесь обо всем самым тщательным образом, дайте необходимые распоряжения, а затем, после того как Вы помолитесь Богу, начинайте бой». Слова Потемкина были услышаны. 22 декабря 1790 года русские войска с невообразимой жестокостью превратили Измаил в руины и пепел.

Победа укрепила позицию России на Черном море, но и заставила выйти на арену Англию и Пруссию. Британский премьер-министр Уильям Питт, при поддержке прусского правительства, угрожал отправкой эскадры в Балтийское море, если Россия не заключит мир с Турцией и не возвратит все захваченные области — даже Очаков! Ввиду британско-прусских угроз в марте 1791 года Потемкин поспешил в Петербург. Он убеждал Екатерину, чтобы она вела переговоры с Пруссией о тайном соглашении. По его мнению, Пруссия должна была признать русские завоевания на юге, в то время как Россия не будет возражать против аннексии Данцига и Торна.

Императрица и ее ближайшие советники имели различную точку зрения по этому вопросу. Доходило до горячих споров, но в конечном счете единого решения найдено не было. Уильям Питт не мог осуществить свою угрозу относительно России даже в собственной стране. Англия подписала в июле 1791 года договор, в соответствии с которым признала все русские захваты к востоку от Днестра. Русское предложение Пруссии больше не имело значения.

Прусский король выразил свою досаду. Фридрих Вильгельм III обвинял Польшу в том, что Пруссия не смогла извлечь выгоду из русско-турецкой войны. Польша со своей стороны также искала выгоду в сложившейся коллизии России в войне на два фронта. Русская система управления в Польше развалилась, и поляки требовали защиты от Пруссии. Конституция от 3 мая 1791 года устанавливала наследственную монархию и ликвидировала старое «вето либериум». Екатерина приняла с возмущением эту польскую дерзость. Но сначала она тем не менее выжидала. После ликвидации угрозы со стороны Англии, Пруссии и Швеции летом 1791 года она активизировала усилия против Турции. Русские подразделения достигли таких потрясающих успехов, что султан был вынужден обратиться с предложением о начале мирных переговоров. 31 июля 1791 года были подписаны предварительные условия мира. Окончательный договор был заключен 29 декабря 1791 года в Яссах. Этот мирный договор закреплял за Россией Крым, Очаков и область между Бугом и Днестром. Екатерина и Потемкин достигли поставленных военных целей. Следующий шаг в направлении к стратегической цели, Греческой империи, не был сделан. Когда и вообще осуществится ли эта стратегическая цель, было вопросом далекого будущего.

После победы под Измаилом в декабре 1790 года произошел уже процитированный эпизод между Потемкиным и Суворовым, который использовался завистниками для раздувания слуха о раздоре между полководцами. Нет фактов, которые подтверждали бы реальность сцены, возможно, это была одна из выдумок. Будущему поколению стало известно лишь, что Суворов рассердился, так как после победы под Измаилом не был произведен в генерал-фельдмаршалы, и что его отослали затем в Финляндию. Это решение он воспринял как дисциплинарное взыскание.

Суворов считал, что с ним обходятся несправедливо, и перегибал палку в обращении с начальством. Потемкин чувствовал свою ответственность за проведение военных операций против Швеции. То, что он командировал Суворова в негостеприимную страну, облегчало ему задачу, так как на Суворова он мог положиться. С другой стороны, Потемкин прилагал все усилия, чтобы Суворов получил все награды, полагающиеся ему за его заслуги. Но Потемкин и Суворов недолго обижались друг на друга. После смерти князя Суворов писал признательно: «Большой мужчина и великий человек. Не только великий по духу, но и по виду. Он не был похож на того французского посла в Лондоне, о котором говорил лорд Бэкон, что мансарда обычно плохо меблирована».