Тайна ее поцелуя - Анна Рэндол

Из двери выглянула Фатима.

— Он убьет ее, если ты не предпочтешь вернуться. Видишь ли, без тебя твоя гречанка совершенно никчемна.

— Ты хочешь, чтобы я вернулась?

Мари шагнула к Фатиме и ударила ее по лицу.

Фатима в ярости завопила, а раб тут же схватил Мари и приподнял над полом, не позволяя ей снова ударить хозяйку.

Тут Фатима вдруг схватила Мари за волосы и с силой дернула. Девушка вскрикнула и застонала. Фатима же вцепилась ногтями ей в лицо и закричала:

— Он не придет за тобой! Он был счастлив, что смог уехать!

Изловчившись, Мари снова ударила Фатиму, и та отступила. Мари же заявила:

— Он непременно приедет за мной, и ты пожалеешь о том, что разлучила нас.

Фатима побледнела и, взглянув на раба, приказала:

— Отведи ее в гарем. А если она снова попытается сбежать, то убей ее горничную.

Более всего в своей золоченой тюрьме Мари ненавидела уродливые изображения фруктов на стенах. И сливы, и яблоки, и ананасы — все они были просто ужасны.

Мари вздохнула и перевела взгляд на листок бумаги, лежавший перед ней. Вкус Фатимы, проявляемый в декоре, был таким же убогим, как и ее представления о морали.

Рядом с ней, отдуваясь, свалилась на диван Ашилла.

— Он опять оттолкнул меня.

Мари поморщилась.

— Ну, он ведь евнух…

— Да, знаю. Но я надеялась, что после смены караула на прошлой неделе нам все же повезет.

У Мари не было такой надежды. Она подозревала, что что-то страшное произошло с их прежним стражником после того, как Талат застал этого человека за разговором с ними.

А этот новый стражник даже не смотрел в их сторону.

После трех недель заточения и четырех попыток побега у нее уже не оставалось надежды. Ведь единственный выход из гарема постоянно охранялся. А единственной персоной, которой было позволено входить и выходить, когда она пожелает, являлась Фатима. Ее личные рабы никогда не отходили от нее — постоянно охраняли. И даже двор был закрыт со всех сторон, поэтому не стоило и пытаться пробраться туда, как это сделали люди в ее доме, когда похитили их с Ашиллой. Она пробовала выбрасывать записки из окна в надежде, что какой-нибудь прохожий найдет хоть одну из них, но рабы рассказали об этом Фатиме.

А Беннет действительно уехал… Она узнала об этом наверняка, когда подслушала разговор о судьбе двух пропавших рабынь Фатимы — их-то и приняли за обитательниц сгоревшего дома.

Ложась в постель, Мари не сразу засыпала; она вновь и вновь мысленно переживала тот последний спор с Беннетом и наконец вынуждена была признать, что он хотел сделать именно то, о чем говорил. Он хотел жениться на ней по любви, а не из чувства долга.

Да, он ее любил, и она не сдастся, она непременно скажет ему «да», когда увидит его.

Перебравшись в кресло, Ашилла проговорила:

— У вас по крайней мере есть ваше искусство. А меня безделье просто сводит с ума.

Ее искусство? Мари посмотрела на изображение сада Исада. Более сложное, чем те, которые она делала раньше.

Мари вдруг собрала свои рисунки, подошла к свече, горевшей посередине комнаты, и поднесла к ней одну из картинок. Свеча замигала, и листок вспыхнул.

Ашилла подбежала к хозяйке.

— Неужели вы не остановитесь?

Мари с улыбкой покачала головой, глядя, как оранжевый огонек ползет по бумаге. Уронив листок на пол, она затоптала огонь. Затем взяла следующий рисунок и повторила ту же процедуру. К тому времени, когда она сожгла пятый листок, вокруг уже собралась толпа рабов Фатимы; они перешептывались и с любопытством наблюдали за девушкой.

К седьмому листку в комнату ворвалась Фатима.

— Что здесь происходит?! Вы что, с ума все посходили? — закричала она.

Мари поднесла к огню очередной листок.

— Нет, почему же?..

— Зачем ты это делаешь?

Мари молча пожала плечами.

— Я спасла тебе жизнь. Предполагалось, что Талат убьет тебя, но я убедила его, что лучше использовать тебя против моего дяди.

Мари снова пожала плечами. Интересно, что бы произошло, если бы они поняли, что она больше не представляла ценности для Исада?

— Не знаю, спасла ты меня или не спасла, но я не позволю тебе получать прибыль от моей работы.

— Прибыль?..

Фатима изобразила удивление.

— Никто не будет продавать мои работы, ясно?

Мари сожгла еще один рисунок.

— Но ты рисовала их на моей бумаге моими чернилами. Отдай мне их.

Фатима протянула руку к рисункам.

Мари покачала головой:

— Дай их мне! Или Ашилла пожалеет об этом! — закричала Фатима.

Мари замерла в нерешительности. Этой угрозой Фатима пользовалась каждый раз, когда хотела поступить по-своему. Бедняжка Ашилла уже получила десять ударов плетью за попытку своей хозяйки выбросить в окно очередную записку. Но Ашилла стойко пережила избиение, а потом спросила, когда они предпримут следующую попытку побега.

— Так как же, отдашь? — спросила Фатима.

— Хорошо. Вот, возьми.

Мари протянула ей оставшиеся рисунки.

— Моя щедрость, знаешь ли, дорого мне обходится. Я плачу за твое питание и проживание здесь собственными деньгами, — проговорила Фатима. — И при этом у меня ведь нет лишних денег. Только справедливо, что ты платишь мне. Каждый рисунок, который ты делаешь, принадлежит мне.

Мари, не выдержав, заявила:

— Тогда я бросаю рисование!

Фатима выразительно посмотрела на Ашиллу, а Мари добавила:

— Мне надоели твои угрозы, ясно?

— Пятьдесят плетей служанке, — приказала Фатима своим рабам.

Ашилла в ужасе смотрела на свою госпожу; она не понимала, что происходит. Подошел евнух и схватил ее за плечи. Ашилла громко закричала, яростно отбиваясь.

— Хорошо, я буду рисовать! — крикнула Мари; к этому моменту у нее уже созрел некий план…

— Не знаю, почему ты беспокоишься, — сказала Фатима, когда пришла за очередной стопкой рисунков.

— Ты это едва ли поймешь…

Мари знала, что Фатима прятала от мужа деньги, которые зарабатывала, продавая картинки. Кроме того, Мари узнала из сплетен, распространяемых рабами, что богатство, которым так гордилась Фатима, — всего лишь иллюзия.

— Сколько ты заработала с тех пор, как занялась этим делом? Думаю, не много. Ты ведь не разбираешься в торговле, — заявила Мари.

— Конечно, разбираюсь.

— За сколько же ты продаешь эти рисунки? За одну медную монету? Или за две?

Фатима задумалась. Мари же с усмешкой продолжала:

— Ты недостаточно сообразительная, поэтому не можешь понять, как делаются значительные состояния.

Фатима насторожилась.

— А как они делаются?