Возвращение к истоку. Передача светильника - Бхагаван Раджниш

Обратное тоже истинно: если вам хорошо в толпе, это означает, что вы невольно подвержены опасности потерять рассудок, когда вы оказываетесь вне толпы и остаетесь одни.

Самое страшное наказание в тюрьмах - карцер. Заключенного бросают в темный карцер и под дверь ему просовывают краюшку хлеба - это единственная его связь с остальным человечеством. Никто не разговаривает с ним, никто его не навещает. И через три недели он начинает терять рассудок, он начинает видеть вещи, которых раньше никогда не видел, начинает галлюцинировать: он окружен всевозможными призраками... толпа была его защитой.

Но психоаналитики не назвали основных причин, из-за чего так происходит. Толпа является защитой, потому что она сама питает вас общепринятыми иллюзиями, в которые верит каждый. Так что незачем беспокоится, незачем размышлять, нормально что-то или нет: «Нормально быть христианином, мусульманином, индуистом, нормально ходить в храм, и кланяться каменной статуе, и молиться богу на небесах. Все этим занимаются, так что это, наверное, правильно; ну не могут заблуждаться столько людей одновременно...». Это общественная иллюзия.

Теперь, бросив человека в карцер, вы тем самым вынули его из толпы, из тепла и уюта толпы. Раньше он никогда не был наедине с собой. Теперь первый раз в жизни он в темноте, ему не с кем поболтать, не к кому обратиться... его ум мечется. И чтобы как-то себя занять, нужно начать делать что-нибудь, ум должен действовать.

Одного русского ученого продержали в карцере много лет, но он не обезумел, потому что считал в уме. От одного он досчитывал до миллионов и миллионов, а затем считал в обратном порядке, а затем снова... он был великим математиком. Еще он был шахматистом, поэтому, когда ему надоедало считать, он разыгрывал партию с воображаемым партнером. Просто вот так: играя и продумывая выигрышные ходы, он сохранил свой рассудок.

Но обычный человек ломается через три недели и видит галлюцинации. Но это уже его собственные иллюзии. В этом и состоит проблема: они не поддерживаются толпой. И по этой причине тюремные власти считают, что изоляция - это самое серьезное наказание, которое может вынести человек. Это воистину самая ужасная пытка.

Толпа живет - может быть, она ничтожна, может быть, она страдает, но это касается всех. Когда один человек пробуждается и обнаруживает, что все вокруг спят и видят кошмары - испытывают бессмысленные мучения, порождают вымыслы, не имеющие связи с реальностью, - такого человека сочтут за врага. Он их лучший друг, но он обречен считаться врагом.

В этом вся история человечества: всех союзников принимали за врагов, а всех врагов почитали друзьями.

Я несу тишину в самом себе. Внешняя тишина - это просто побочный продукт тишины внутри меня. И когда я оказываюсь в мире, то естественно, что все вокруг ощущают себя встревоженными, униженными, оспоренными: их верования разрушены; а какую еще опасность могу я нести? Я представляю собой опасность только потому, что жизнь людей построена на ложных верованиях. И я изо всех сил стараюсь показать им это: все, во что вы верите - чепуха, и до тех пор, пока вы ее не отбросите, вы не сможете испытать блаженство, не сможете войти в контакт с истиной такой, какая она есть.

Я буду продолжать, потому что не верю, что человечество никогда не пробудится - это случится если не сегодня, то завтра; если не при мне, то при ком-либо другом. Ведь потерять надежду - означает выкинуть всякую возможность дальнейшего человеческого роста. Поэтому я буду продолжать делать все, что чувствую правильным... а они будут продолжать избегать всего, что сочтут опасным.

Достаточно пробудиться лишь немногим - более чем достаточно - потому что эти немногие разбудят других немногих. Так разгорится бушующее пламя.

Тревога, беспокойство, уродливость должны быть уничтожены повсеместно, но они не могут быть уничтожены средствами уничтожения. Это произойдет только посредством тишины, мира, любви и сострадания.

Вопрос второй:

Возлюбленный Ошо,

Находиться здесь в твоем присутствии - это такой прекрасный опыт. Мы называем его лекцией. Этот термин кажется мне таким мелким на фоне того, что случается здесь. Существует ли хоть в одном языке такое слово, которое, если бы и не описывало в точности, то, по меньшей мере, указывало бы на то, что случается между мастером и его учеником?

Ни в одном языке нет такого слова, которое бы описывало то, что случается между мастером и его учеником. Это самое необычное явление в мире. Это не отношения, это нечто гораздо более глубокое, гораздо более великое, гораздо более вечное. Как только вы узнали, что такое быть учеником, у мастера остается одна забота: найти способ помочь вам отбросить это знание, отбросить саму идею ученичества, потому что оно так наполняет, оно кажется таким идеальным, что с ним не хочется расставаться.

Известно, что Махакашьяпа, один из учеников Гаутамы Будды, никогда ничего не говорил. Снова и снова ученики спрашивали его - ведь прежде чем он пришел к Будде, он уже был великим философом и имел тысячи последователей; это был один из ярчайших умов в окружении Будды, уступавший, возможно, лишь самому Будде, - его спрашивали: «Почему ты молчишь? Почему из тебя слова не вытянешь?»

В конце концов, поскольку ученики упорствовали, он объяснил:

- Правда в том, что я не хочу ничего говорить, так как не хочу идти дальше ученичества. Опасно что-то говорить, выходить на свет, становиться значимым в глазах Будды. Я лишь хочу сидеть в углу и просто наслаждаться присутствием мастера. Я пришел сюда, чтобы найти истину, но теперь у меня нет к этому ни малейшего желания. Я пришел сюда ради просветления, но я выкинул саму мысль о просветлении. Просто быть в присутствии этого человека, просто чувствовать, как проливается его любовь, как его покой проникает в самый центр моего существа - это уже так много, что просить большего было бы просто неблагодарно.

Но вот они, жизненные странности: Махакашьяпа раньше всех стал просветленным. Его ученичество было настолько глубоким, что он стал просветленным. Сегодня из всех буддийских писаний о нем известно лишь то, что сразу после просветления он первым делом засмеялся. Смех стал его первым действием.

Будда посмотрел на него и спросил:

- Махакашьяпа, ты никогда даже не говорил, а теперь гогочешь как полоумный. Что с тобой?

Тот ответил:

- Вот весело! Я старался спрятаться, чтобы не попасться тебе на глаза. И здесь столько людей, страстно желающих просветления, истины, высшего, что я подумал: «Пускай сначала они; я подожду. Ждать так хорошо». Но я не могу не смеяться, потому что именно я стал первым, кто вошел в мир просветления - а я никогда не просил об этом!

- Так случилось как раз именно потому, - сказал Будда, - что ты никогда не просил. Фактически, ты отбросил желание. Ты подбирался все ближе и даже начал опасаться, что уже вот-вот все случиться, поэтому ты прятался по углам и никогда не задавал вопросов. И я знал, что ты испытаешь просветление раньше, чем кто-либо еще, потому что у тебя были все необходимые для того качества.

Сам того не ведая, ты выполнил все условия. И не сердись на меня; я тут ни при чем. Ты, и только ты ответственен за случившееся.

- У меня есть только одно желание, - сказал Махакашьяпа, - хоть я и стал просветленным - и это потрясающий опыт - позволь мне, пожалуйста, пока ты жив, не покидать тебя. Позволь мне остаться в твоей коммуне и следовать за тобой повсюду, куда бы ты ни шел. - Это была передвижная, бродячая коммуна - пара дней здесь, пара дней там.

- Я не могу отказать тебе, - ответил Будда. - Ты никогда ничего не просил.

Махакашьяпа навсегда остался в коммуне Гаутамы Будды. Когда Будда умер, он заговорил. Его спросили почему, и он ответил: «Теперь я должен создать такую же атмосферу ради тех, кто еще не отведал вкуса ученичества. У меня не было намерений становиться мастером, но судьба не позволила мне не стать им. Сам я хотел умереть до Будды, чтобы избежать этой ноши».

Он оказался одним из числа великих мастеров, того же масштаба, что и сам Будда, и он стал родоначальником целых поколений великих учеников и великих мастеров.

Я уже говорил о дзене и говорил, что именно Махакашьяпа, а не Гаутама Будда, начал тот процесс, который позднее вылился в дзен, потому что именно его ученик - Бодхидхарма - принес послание в Китай. Возможно, что Гаутама Будда и не согласился бы со всем, что являет собой дзен, потому что настоящим мастером дзена и его основ был Махакашьяпа, чья личность полностью отличается от личности Будды - он был менее серьезен, он умел шутить, и в нем не было даже намека на благочестие.

Человеком, сыгравшим в результате решающую роль, стал Бодхидхарма - он принадлежал к пятому поколению учеников Махакашьяпы. Он сильно повлиял на придание дзену определенных характерных черт, которыми он обладает и по сей день. Бодхидхарма продвинулся далеко, но все же он идет от Махакашьяпы. У него великолепное чувство юмора, он очень прям, он незнаком ни с этикетом, ни с хорошими манерами, он донельзя прост и невинен, он не получал философского образования, он говорит как простолюдин. Но простые слова, исходящие из уст человека, подобного Бодхидхарме, обладают такой свежестью, такой властностью - большей, чем когда-либо обладали слова любого философа.