Мир, полный слез - Кит Маккарти

– Они едут. Сказали, что мы все сделали правильно.

– Когда они будут?

– Минут через двадцать.

Однако появились они уже спустя четверть часа. Тристан и Хьюго вбежали в зал и ринулись к подножию лестницы. Елена и Доминик встали и расступились в разные стороны, пропуская их вперед.

– Что случилось? – осведомилась Тереза, поспешая за ними. Она говорила сердитым, требовательным голосом, однако это было вызвано страхом.

Пока Доминик рассказывала о том, что произошло, в зал вошли Нелл с Томом. Том поинтересовался, что случилось, но Нелл поспешно повела его прочь. Тереза то и дело перебивала Доминик своими вопросами, словно намекая, что во всем была виновата француженка.

– Тереза, этого никто не мог предвидеть, – вмешалась Елена, ощущая все возраставшее замешательство Доминик. – Элеонора, вероятно, просто оступилась.

– Но почему этого никто не заметил? Она же пролежала здесь час, если не больше. Вы посмотрите только, как она выглядит!

– Мы не могли этого заметить, так как замок очень большой, – ответила Елена, намекая хозяйке дома на то, что она ведет себя неразумно. Однако, прежде чем Тереза успела что-либо ответить, на лице поднявшегося на ноги Тристана появилась улыбка облегчения.

– С бедром все в порядке.

– А с головой? – с истеричными нотками в голосе осведомилась Тереза. – Она выглядит ужасно!

– Поверхностный порез. Они всегда очень сильно кровоточат. Она теряла сознание? – спросил он, поворачиваясь к Елене и Доминик.

– При мне – нет. Правда, говорила какие-то странные вещи. Словно в беспамятстве.

– И в моем присутствии она все время оставалась в рассудке, – подтвердила Доминик.

– Думаю, можно не тревожить «скорую помощь», – поразмыслив, произнес Тристан. – Мы с Хьюго последим за ней в ближайшие дни. – Он снова ободряюще улыбнулся. – С ней все будет в порядке. Она у нас крепкая как кремень. Выточенный из скал старой Англии.

Тереза кивнула и немного расслабилась. Тристан отвернулся, и она глубоко вздохнула.

– Прости, что я запаниковала, – сказала она Елене. – Надеюсь, ты меня поймешь.

Естественно, Елена готова была ее понять. Единственное, чего она не понимала, так это почему извинение было адресовано только ей.

– Елена! – окликнул ее Хьюго, все еще стоявший рядом с Элеонорой. – Бабушка хочет что-то сказать тебе.

Елена поспешно подошла к лестнице и опустилась на колени. Элеонора выглядела существенно лучше, и дыхание стало ровным. Глаза у нее начали блестеть, а при виде Елены она даже улыбнулась.

– Я просто хотела сказать, что очень сожалею о твоих родителях, – все еще слабым голосом произнесла она. – Но, думаю, ты понимаешь, что это было необходимо.

Возможно, ее голос и был слабым, но Тристан и Хьюго отлично расслышали ее слова. И когда Елена подняла голову, так и не разрешив ни одного из своих вопросов, она увидела, что они оба смотрят на нее с непроницаемыми лицами.

Первая половина пути с Фионой Блум прошла весьма оживленно, поскольку она была пьяна и бурно протестовала. А затем ее вытошнило. И хотя у них всегда имелись пакеты для подобных надобностей, Фиона не потрудилась попросить о нем. И к тому моменту, когда Фетр поднесла пакет к ее рту, все уже закончилось.

Причем основная часть рвотных масс оказалась на джинсах Фетр.

– Простите, – промолвила Фиона фальшивым тоном. И на лице водителя, повернувшегося в этот момент в профиль, появилась улыбка, которая совсем не понравилась Фетр.

– Отлично, – пробормотала она, принимаясь очищать себя салфетками, однако кислый запах блевотины был неистребим, так как задние стекла в машине не опускались. И в сознании Фетр впервые забрезжила мысль о возмездии. Потом Фиона захрапела, ее рот приоткрылся в глупой улыбке, а Фетр задумалась о том, что могло сейчас происходить в Ньюфорде. Ей по-прежнему казалось, что от нее просто избавились, и стоило этой идее возникнуть в ее голове, ею оказались пропитаны все ее мысли. И по мере того как за окнами машины проносились километры, эти праздные размышления начали приобретать все более внятную и жесткую форму. Ко времени, когда она доставила Фиону Блум в комнату для допросов, заполнила необходимые документы и распрощалась с водителем, Фетр уже жаждала увидеть свидетельства измены.

Она постучала в кабинет Сорвина и вошла внутрь, не дожидаясь ответа, но там никого не оказалось.

– А где инспектор? – поинтересовалась она у Джексона, который, войдя в кабинет, принялся раскладывать на столы экземпляры ежедневной сводки преступлений, совершенных на территории графства. Но тот даже не посмотрел на нее: за долгие годы службы Джексон успел отвыкнуть от проявлений любознательности.

– А черт его знает.

– Он что, вышел? – еще более напряженным тоном спросила Фетр.

– Нет, – покидая кабинет, откликнулся Джексон.

Так где же он?

Здание участка было небольшим – этажом выше располагались старшие офицеры, этажом ниже были камеры для задержанных…

Кабинет Беверли Уортон.

Фетр кинулась к нему чуть ли не бегом. Дверь была закрыта, и она снова постучала и открыла, не дожидаясь ответа.

Нет, она не стояла на коленях перед его расстегнутыми штанами и не лежала, распластавшись, на столе. Они не ласкали друг друга и даже сидели по разные стороны стола.

И тем не менее, едва войдя в кабинет, Фетр, как ей показалось, ощутила царившую в нем атмосферу интимности. Оба они смеялись над какой-то шуткой и при ее появлении повернулись к ней с удивленным и виноватым видом. Может, они смеялись над ней?

– Салли!

– Ой! – не зная, что сказать, глупо воскликнула Фетр.

– Ты привезла Фиону Блум? – продолжил Сорвин, а Беверли насмешливо уставилась на нее.

– Да, – ответила Фетр, заметив, как взгляд Беверли скользнул вниз, к пятну на ее джинсах. Кажется, она даже сморщила свой очаровательный носик, когда до нее долетел запах блевотины.

– И где она? – спросил Сорвин.

– В комнате для допросов. Я…

– Хорошо.

Сорвин взял трубку и набрал номер Сайма. После короткой беседы он повернулся к Беверли:

– Сначала ею займемся мы с Фетр. А потом, если понадобится, ты с Саймом сменишь нас.

– Я…

Но никто не обращал на Фетр внимания. Беверли кивнула, и Сорвин двинулся к двери. И его нос точно сморщился, когда он приблизился к Фетр.

– Пошли, Салли.

Когда они вышли из кабинета Беверли, она предприняла еще одну попытку:

– Если возможно, я хотела бы съездить домой и переодеться.

– А в чем дело?

– Фиону Блум угораздило вытошнить на меня.

– И что, тебе не у кого взять штаны? – сделав секундную паузу, осведомился Сорвин.

Интересно, у кого? Видимо, у Джексона.

– Да, в общем, нет…

– Это очень некстати, Салли, – сделав глубокий вдох, заметил Сорвин.

Неужели? А ты попробуй сам посидеть пару часов в чужой блевотине. Вот это действительно некстати.

Сорвин был явно раздражен, и Фетр не очень понимала причину этого раздражения. Внезапно он развернулся и возвратился в кабинет Беверли. А обратно вышел уже вместе с ней.

– Хорошо, можешь отправляться домой и приводить себя в порядок, а мы с Беверли займемся допросом. Когда вернешься, просмотри последние отчеты судмедэкспертов по младенцу. А потом возьми показания у Айзенменгера и Флеминг. И если останется время, прогляди сводки о пропавших младенцах за последние пятнадцать лет. Пусть Джексон тебе поможет.

Он отвернулся, не дожидаясь ответа. Зато Беверли Уортон еще долго с непроницаемым видом смотрела на Фетр.

Айзенменгер прибыл в полицейский участок для того, чтобы поговорить с Беверли Уортон. Он не стал возвращаться в замок, а потому ничего не знал о падении Элеоноры и ее странных речах, обращенных к Елене. Мобильный телефон у него был отключен, так как ему требовались тишина и покой для того, чтобы обстоятельно поразмыслить; ему и в голову не пришло включить его и сообщить Елене о своем местонахождении.

Он не мог на это надеяться, но очень хотел, чтобы Беверли показала ему списки улик по всем трем смертям, поскольку понимал: без них обнаружить правду ему не удастся. Кроме того, он осознавал щекотливость ситуации: Сорвин и Беверли явно придерживались разных взглядов на обстоятельства дела, и существовала опасность того, что, если Беверли пойдет ему навстречу, он вступит в серьезную конфронтацию с Сорвином. Хотя вероятность того, что Беверли согласится на его просьбу, была очень мала. Он довольно хорошо ее знал и догадывался, что ее намерения не вполне чисты, хотя ему и не была известна их суть.

Однако оказалось, что Беверли занята.

И Джексон был занят. Занят и раздражен. Сведения, занесенные в компьютер, охватывали только последние десять лет, а это означало, что распоряжение Сорвина он может выполнить, лишь перерыв огромную кучу пыльных потрепанных картонных папок; а у него и без того уже болела голова и першило в горле, что не способствовало улучшению настроения.