Бизнес – класс - Всеволод Данилов

– Меня тоже выгонишь? – закутанная в простыню, стояла Лариса.

– Дверь захлопни. Выхолодишь, – Коломнин смутился.

Она подсела на ступеньку ниже, потерянно глянула снизу вверх:

– Что это у тебя? Ах да. Тимур как-то говорил, что он стихи пописывает.

– Отписался, – скривился Коломнин. – Вот послушай. Это как раз про нас с тобой:

"В детстве убили ужа,Палкой ударив жестоко.Полз он куда-то шурша,Черный и сверху, и сбоку.Был он безвреден, но намДумалось: это гадюка.Хоть и гадюка, онаНе нападает без звука.Так истребили ужа,И не родились ужата,Не оттого ли душаЧем-то доныне ужата".

[стихотворение А.Роженкова. – Алексей Роженков. Волчье лыко. Стихотворения. – «Русская провинция», Тверь, 1997].

И в самом деле, жил себе человек. Как хотелось, так и жил. Так нет, выдернули, будто брюкву из земли. Надкусили. Отбросили. Все так, походя! Ты понимаешь – это наши с тобой души ужались!

– Сереженька! Прости ты меня. Понимаю, что сморозила. Только не думай, что мне Женьку не по-настоящему жалко. Я ведь и сама испугалась, когда после Жени и вдруг – о заводе ляпнула. Просто, как страсть одолела. Днем, вечером, – все думаю, варианты прикидываю. Будто сохну изнутри. Боюсь я, Сережка. За нас с тобой. Все кажется, что тебя теряю. Странно как-то: занимаемся одним делом. Казалось бы, куда крепче. А получается, что чем дальше, тем – дальше.

– И сейчас? – растерянно уточнил Коломнин: руки ее требовательно оглаживали мокрое мужское тело. – А если Богаченков в самом деле зайдет?

– Вызвездим, – заявила Лариса, решительно перебравшись к нему на колени. – Могу я побыть наедине с собственным мужем?

Фархадов в компании теперь вовсе не появлялся, полностью передоверившись энергичной невестке. Тем больший переполох вызвал внезапный его приезд среди бела дня. О появлении хозяина Коломнин догадался по всплескам голосов в коридоре. Подметил и то, что в звуках этих было куда меньше верноподданических ноток, чем прежде, – служащие давно разобрались, у кого в руках бразды правления. Но в то же время приветствия звучали вполне искренние, – Фархадова любили.

Через некоторое время к Коломнину заглянула Калерия Михайловна, оживленная и встревоженная одновременно.

– Сергей Викторович, Салман Курбадович просит зайти. Но только, вы уж недолго. Валокордину я, конечно, приготовлю…

Коломнин понимающе кивнул.

Войдя в тусклый, едва освещенный настольной лампой кабинет, Коломнин принялся озираться: Фархадова на привычном месте не оказалось. Лишь всмотревшись, обнаружил его очертания в кресле подле зашторенного окна.

– Присаживайся, Сергей, – глухо произнес Фархадов, очевидно, занятый своими раздумьями. – Ну-с, как без меня тут справляетесь?

– Трудно без вас, конечно, – отвечая дежурной фразой, Коломнин заметил, как мелко подрагивает в узком дневном луче рука, и понял причину, по которой тот предпочел укрыться в темном углу, – за короткое время патриарх резко одряхлел.

– Что? Сдал? – Фархадов проследил за направлением взгляда. – Устал я.

И, будто в подтверждение этих слов, захлебнулся в приступе кашля, который попытался погасить, прижав к губам платок.

– Сухой, зараза, – отер он усы. – Врачи говорят, что если мокрота отходит, вроде как лучше. И надо же: нет этой мокроты. Всю жизнь по сугробам, по рекам да по болотам. А внутри одна сухость осталась. Смешно.

– Не очень.

– Ладно, это все промежду прочим. Докладывай, как тут Лариса.

– Сверх всяких ожиданий! Готовый просто гендиректор. Конечно, до вашего уровня ей далеко. Да и всем нам.

– Не мельтеши.

– Что?

– Не болтай, говорю, впустую. Какой еще там уровень? – в Фархадове будто пробудилась прежняя грозная сила. – И впрямь за дурака, что ли, держишь? Мой уровень там остался.

Он повел головой в сторону стены, где, невидимая в темноте, висела фотография чумазого, захлебывающего восторгом азербайджанца, отплясывающего возле бьющего нефтяного фонтана.

– Нет хуже, чем пережить самого себя, – признался старик. – Впрочем, есть. Когда при этом надо делать вид, что ты прежний… А ты упертый, как заметил. Работать умеешь. И, что важнее, других заставить можешь. А Лара хоть и возомнила о себе, но – женщина. Мягковата пока. Подопрешь ее?

– Какая из меня подпорка? Я человек банковский, подневольный. Шестерка, – напомнил мстительный Коломнин.

– Вот и довольно шестерить. Большое дело предлагаю. Станешь вице-президентом «Нафты». Иной уровень. Опять же и с Ларисой – решать вам пора. В чем прав, в том прав, – против природы не пойдешь. Хотя, конечно, какой из тебя Тимур? Его масштаб – не тебе чета. Но уж какой есть.

– Спасибо за благословение, Салман Курбадович, – съехидничал задетый Коломнин.

– А что остается? Болтают, чего не попадя. Фамилию полощут. Так что отстраивайтесь потихоньку. Сам-то я от дел отойти собираюсь.

– Ни в коем случае! – испуг Коломнина был искренен. – Имя ваше чрезвычайно важно. Особенно сейчас, пока Лариса еще в полный голос о себе не заявила. Сами знаете, какие у вас в нефти нравы. Чуть зазевался и сожрут.

– Пока жив, не тронут. Потому и хочу, чтоб Ларису поскорей признали. На днях Гилялову телеграмму поздравительную послал в связи с назначением министром – за двумя подписями: я и Лариса. Пускай привыкают. Да и не мое все это. Раньше хоть в людях разбирался. А теперь получается – сам же ворами себя окружил. Подсчитали, сколько у нас конденсата через «Магнезит» этот уворовали? – Порядка пятидесяти миллионов.

Фархадов зарычал:

– Все дело едва не загубили. Подхалимы!

В последней фразе угадывался упрек самому себе: чрезмерно падкому на лесть.

– И все равно, Салман Курбадович. Решительно нельзя вам в отставку. Да и по делу важно, чтоб присутствие ваше ощущалось. Хотя бы давайте так: Лариса президент, вы – председатель Совета директоров. Пусть раз в неделю появитесь. Но чтоб все знали: Фархадов в курсе. Бдит. Очень прошу!

– Ладно, подумаем, – старик нахмурился, плохо скрывая удовольствие от похвалы: природа брала свое. – Главное, чтоб дело двигалось. Лариса мне тут доложила идею купить нефтеперерабатывающий завод. Грамотная идея. Еще мы с Тимуром прокручивали. Чтоб свой цикл с выходом на готовые нефтепродукты. Ведь смеху подобно. Лес рубим, а на переработку – в Финляндию отправляем. И у них же нашу же доску втридорога закупаем. Алмазы собственные огранить не умеем. Де Бирсу кланяемся. Нефть скачиваем – с нарушением всех технологий, обводняя все вокруг, и – туда же, в загранку. Лишь бы хоть что-то хапнуть. Разве мы туземцы какие, чтоб недра задарма расторговывать? Или не хотим? То-то что. Запасы туда уходят. Так еще и деньги следом. А что здесь останется? Продажность заела. Ломать это надо. Ломать. Здесь зарабатывать и сюда вкладываться. И первый, кто до этого дойдет, больше других и заработает. Конечно, пока не до того. На ноги бы заново встать. Но на перспективу помни. Он прикрыл рот, пытаясь скрыть сиплое дыхание, – непривычно длинная фраза отняла слишком много сил.

Многое хотелось сказать в ответ Коломнину. И главное – о своем восхищении удивительным этим человеком. Но комплиментов говорить не умел. И – единственно – водил взглядом по стенам, делая вид, что не заметил одышки.

– Что у нас с банком? – Фархадов прервал тишину.

– Здесь как раз все удачно. Проценты полностью выплачены.

– Когда срок кредита?

– Чуть больше месяца. Да вы не беспокойтесь. Трубопровод, сами знаете, ударными темпами достраивается. Резуненко молодцом. Сначала с поставками конденсата сильно помог. А теперь и вовсе все свои дела отложил и – живет безвылазно на «нитке».

– А как иначе? Он ведь Тимуру другом был. А настоящий друг, он и после смерти друг. Не забудь, кстати: все поставки труб ему обещал. Так что…

– Даже не сомневайтесь. За такого компаньона двумя руками держаться будем. Долги потихоньку разгребаем. Хачатрян сегодня в банк с отчетом вылетел. Думаю, сразу и разрешение на новое продление кредита получит. А там и «Руссойл» подомнем: и деньги вернем, и собственный трейдер в Европе. Худшее позади, Салман Курбадович.

– Вот и славно! Никому не говорил, но – очень у меня душа за компанию болит. Здесь ведь не только нефть, люди. Здесь – дело сына моего, Тимура. Фактически не я – он на себе тянул. И потерять все – это перед его памятью…

Голос Фархадова прервался.

– Я понимаю.

– Все силы он в месторождение вкладывал. Я как-то предел зарплаты для членов Правления установил – две тысячи долларов. Говорю, запустим трубопровод, тогда всем хватит. Остальные роптать стали. Мол, в других компаниях по двадцать – тридцать тысяч платят. Нельзя, чтоб на черный день не подстраховаться. Ну, этих-то псов быстро притушил. А Тимур, тот нет. Сам поддержал. А ведь молодой. Красавец. Когда и жить, как не молодому? Да и о семье мог бы подумать. А поддержал. Во всем такой был. Жил не оглядываясь. И честный не по-нынешнему. В меня. Понимаешь, Коломнин, почему мне особенно важно до победы дойти? Чтоб для внучки сберечь то, что отец недополучил.