За гранью Разлома (СИ) - Мак Алиса

Мастер, сотворивший это безобразие, преследовал очень, слишком конкретную цель. Макс вспоминал печати со стен автодома Бессмертного, но даже они были проще. Желая достичь результата, мастер заложил в свою печать огромное количество имеющих значение переменных. Зачем? Сложность печати отражала образ его мышления, или же во всём этом скрывался пока не найденный Чтецом смысл?

Пытаясь определить, насколько сложна активация печати на самом деле, Макс украдкой направил силу в сторону одной из баночек с водой, в которых Кролик мыл кисти. Направить оказалось легко, удерживать — сложно. Неоправданно сложно. Зачем, чёрт возьми, зачем? Почему эти сумасшедшие мастера творят такие сумасшедшие вещи вместо того, чтобы составить общедоступный понятный каталог? И почему ему, Максу, так важно пытаться залезть к ним в головы?

Чтец прижал холодные руки к вискам. Неразличимое прежде дыхание Кролика вдруг показалось отвратительно громким и раздражающим.

— Ты когда-нибудь создавал новые печати? — спросил Макс, дождавшись, пока тот отстранится от страниц его будущей книги и промокнёт кисть о пережившую долгие месяцы жестокого обращения тряпку.

Мастер вздрогнул, огляделся вокруг и, не найдя другого возможного собеседника Макса, вжал голову в плечи.

— Ой, всё, — пробурчал он, старательно разглядывая чернильные пятна на своих руках. — Надо что-то новое — создавай сам, я только копирую.

— Как ты копируешь, не понимая смысла? — Игнорировать нелепые нападки Кролика всегда было просто. — Допустим, у изначального мастера был какой-то замысел, но ты же не знаешь, что делает эта печать.

— Ну, да, конечно, не знаю. — Кролик удостоил Чтеца взглядом скорее встревоженным, чем недовольным. — Ты ж для меня их все не переводишь.

— То есть без моего перевода ты не сможешь?

— Смогу.

— Тогда как?

— Беру и могу. Просто смотрю на печать, беру кисть, а дальше оно как-то само.

И у Кролика тоже само. Макс вздохнул и прикрыл ладонью глаза.

— Понял тебя, спасибо.

— Пожалуйста, что ли…

Вечно с этими печатями что-то не так. Казалось бы, у колдовства есть вполне понятные правила, но, даже если забыть о совершенно необъяснимых исключениях, которые Чтец встречал за свою жизнь, он не уставал удивляться, какие сложные конструкции выстраивают порой мастера.

Чего хотел достичь автор этой печати? Нагреть чай, не нагрев чашку? Зачем? Кипятить воду в пакете? Варить в нём супы? Макс мог представить, как это могло бы работать в походных условиях, но сложность печати оставалась неоправданной. Мастеру было важно, чтобы вода и выделяемый ею пар не могли деформировать сосуд, — должно быть, с этим и был связан странно заданный лимит по температуре, — а вот то, что плавает в этой воде — пусть греется на здоровье. Чтец представил себе, как неизвестный колдун пытается вскипятить воду в собственной ладони или нагреть снег у себя же по рту. Интересно, можно такой печатью согреться? Если, к примеру, нагреть жидкости внутри своего тела. Немного, чтобы не повредить…

Макс замер. Он вдруг представил, как нагревается и закипает кровь, как всё, что в ней есть, превращается в чёртов суп, в то время как человек — или вампир? — даже не замечает, что что-то не так. Просто сперва придёт слабость, начнут неметь губы, перестанет хватать воздуха, сколько бы он ни вдыхал… Медленно, сдерживая рвущееся изнутри ликование, Чтец поднялся со стула, взял лист с печатью и, провожаемый недовольным взглядом вновь отвлечённого Кролика, покинул мастерскую.

В гостиной никого не было, в выставочном зале магазинчика — тоже. Миша, похрапывая, спал в выделенной им комнате. Он не проснулся, пока Макс вытаскивал из рюкзака свою тетрадь, и никем не замеченный Чтец оказался на кухне в блаженном одиночестве. Записывать ход и результаты эксперимента посреди важных заметок о Разломе показалось кощунственным; к счастью, тетрадь всегда можно было перевернуть.

В холодильнике нашлись куриные яйца. Их оставалось всего пять и Мира наверняка имела на них кулинарные планы, но Макс решительно взял три из них и положил на стол. Чистая посуда аккуратно стояла на местах: это тоже постаралась полоумная спутница Миши. На дне сковородки желтел кусок ткани, защищая его от стоявшей сверху кастрюли. Эксперимент требовал участия обоих предметов и совершенно не требовал плиты, так что уже совсем скоро Чтец наблюдал перед собой полную воды кастрюлю и совершенно пустую сковородку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Начал он с первой. На первый взгляд задача была проста: разбить в воду яйцо и начать греть её, ожидая, когда свернётся белок. На практике печать сопротивлялась изо всех сил, и когда в кастрюле наконец проявилось белое месиво с жёлтыми крапинками разбившегося желтка, Макс взмок, будто поднялся по лестнице на пятый этаж.

Белок оказался жидковат, вода — холоднее, чем ожидал Чтец. Для получения нужного результата требовалось приложить больше сил, но в целом эксперимент можно было считать удавшимся: ни кастрюля, ни стол под ней не нагрелись ни на градус.

Со сковородкой прошло так же. Белок свернулся под действием колдовства, доказав Максу: печать сработает на любую воду, даже если ёмкость, в которой она хранится — сложный биологический объект. Легче ему было или сложнее, Чтец не понял, однако после второго опыта ему пришлось взять перерыв. Тщательно записывая всё, что он сделал, почувствовал и получил, Макс с тревогой прислушивался к себе. К счастью, он приходил в себя быстро. Может быть, это было признаком его совместимости с этой печатью, а может, результатом рвущегося нетерпения, но Чтец решительно поднялся на ноги, готовый приступить к третьей фазе эксперимента.

Когда на кухню заглянул вернувшийся Осьминог, Макс старательно разглядывал собранную им кощееву смерть. Закрытая крышкой кастрюля заполнена водой. В кастрюле — также закрытый крышкой — пластиковый контейнер, из которого Чтец безжалостно вытащил масло. В контейнере тоже вода, а ещё — яйцо. В яйце — белок, в белке, отделённый от него защитной плёнкой — неслучившийся цыплёнок.

— Что это у тебя? — поинтересовался крайне несвоевременно вернувшийся хозяин дома, и Макс, наградив его быстрым взглядом, коротко бросил:

— Расскажу потом. Выйди пока.

Он не увидел реакции Осьминога, но удивительно тихие для его фундаментального тела шаги подтвердили: Осьминог исполнил его просьбу.

Чтец медленно вдохнул и выдохнул воздух, чувствуя, как расправляется грудь. Задушить вампира, пережав ему горло или повредив лёгкие, практически невозможно из-за его регенерации и физической силы. Действовать на уровне клеточного дыхания — куда надёжнее. Молекулы газа, в настоящий момент являвшегося самым надёжным оружием против вампиров, связываются с гемоглобином, попросту занимая место кислорода. Он перестаёт поступать в ткани и всё, тут регенерация не поможет. Кислород, чужая кровь как еда и живая кровь как источник колдовской силы — единственные три ресурса, заменить которые вампир не сможет никак.

Сможет ли он заменить повреждённые эритроциты? Что будет, если содержимое крови свернётся, как яичный белок, в то время как вампир даже не почувствует чужого воздействия?

Синий объяснял Максу принцип работы газа, но газ заметен глазу, воняет и травит не только жертву, но и охотника. Печать могла решить все проблемы, если бы только сработала… Если бы только смогла точно воздействовать на нужные системы в сложном человеческом организме, если бы смогла превзойти силу вампирской регенерации, если бы только Максу хватило на это сил — это могло бы изменить всё. Внимательно рассматривая кастрюлю, Чтец представил себе яичный желток, скрытый за многочисленными преградами оболочек, а потом осторожно коснулся печати.

Главное — не идти с наскока и не пытаться вложить как можно больше силы за раз. Печать требует времени на нагрев, она проверяет терпение и запас сил колдуна, и Макс, стиснув зубы, вливал в неё протекающую через его руки энергию. Думать о желтке. Держать ритм. Думать о желтке.

Холодная капля липкого пота побежала через бровь и попыталась свалиться в глаз. Макс сморгнул её и чуть не упал, потеряв ощущение пространства. Перед глазами потемнело на несколько долгих секунд, а вернувшаяся картинка шаталась и пыталась куда-то уплыть. Руку покалывало, она начинала неметь, а прижатые к печати кончики пальцев замёрзли, будто бы Макс вжимал их в снег или лёд. Предательски промелькнуло желание остановиться, но Чтец сжал зубы. Думать о желтке. Держать ритм. Он не знал, откуда бралось это чувство, но не сомневался: эксперимент не закончен. Нужно продолжать.