Вспышка. Том 1, 2 (СИ) - Хорс Игорь

— Да, это я. Может ближе к делу?

Профессор на миг замер, словно собираясь с мыслями, потом, спохватившись, начал тараторить.

— Да, да. Конечно. С чего же начать? Я теперь даже и не знаю. Надо скорее за зверем. Надо торопиться. Это очень важно и опасно…

— Подождите, Эдуард Янович, — остановил я его тираду. — Не надо так быстро. Я понимаю, что для вас это важно. Поверьте, мне тоже. Очень. Но я не знаю где он сейчас, не чувствую.

— Да? — профессор искренне удивился.

— Я вам все расскажу, но для начала хотел бы посмотреть вашу… лабораторию, — сказал я. — Там, где находился… объект, зверь этот ваш. Чтобы почувствовать его. И еще. Кто же он все-таки? Ну, то есть…

— Я понял, — перебил меня профессор. — Пойдемте к машине, будьте уверены, я вам все расскажу. Прежде всего, кто он. Этот зверь — дикий человек, мы так его называем. Ну, или еще снежный. В Америке его называют бигфут, то есть большая нога, в Гималаях йети, ну и так далее.

— Так, — сказал я. — Хотя бы с этим понятно. Нам предстоит общаться с огромным человекоподобным полудиким и совершенно неисследованным гуманоидом.

Глеб косит на меня взгляд. Ты, мол, чего это загнул, сам понял?

Профессор лишь криво улыбнулся.

— Ну, примерно так. Мы успели провести кое-какие анализы, выяснили, что принадлежит он к отряду приматов, но по составу ДНК все же ближе к человеку.

— Ясно, что пасмурно, — сказал я. — Это все?

— К сожалению, да, — вздохнул Запольский. — Что ж, тогда не будем терять время. Мы и так уже столько потеряли.

Он дает указание Антону дождаться здесь второй группы. Потом мы рассаживаемся в машину Глеба. Лузин садится спереди, чтобы дорогу показывать, мы с профессором сзади.

— Виктор покажет дорогу, — говорит Запольский, когда машина тронулась с места. — А мы с вами пока поговорим. Вы не против, Никита э-э…

— Просто Никита, — поправил я, переходя на более доверительные отношения. Мне очень хочется, чтобы профессор ничего не утаивал. А подозрение, что не все здесь чисто, возникли у меня почти сразу и скорее интуитивно. Лишь бы скрытая странным профессором информация не повредила общему делу — поимке сбежавшего зверя.

За деревней машина резко свернула на неприметную лесную дорогу. Пока мы петляли между деревьями, профессор рассказал все, что касалось данного дела.

— Вообще-то это не лаборатория. Это я так ее назвал месяц назад, когда мы доставили сюда это… этого… в общем будем называть его диким человеком. До этого здесь был питомник. Разводили особую породу служебных собак по заказу Министерства обороны.

— Что за порода? — спросил я. Почему-то мне кажется, что это тоже может оказаться важным.

— Да, так. Проект скажем в целом не совсем удачный, хотя есть интересные экземпляры. Скрещивали немецкую овчарку с волком.

— С волком? — удивился Глеб, не отрывая взгляда от так называемой дороги.

— Да, — нехотя продолжил Запольский. — Я считаю это очередной ошибкой правительства, — он невесело улыбнулся. — Ну, где это видано, чтобы волк скрестился с собакой? Кое-что у них, конечно, и получалось вначале — идея-то хорошая…

— И чем же хороша эта идея? — спросил я.

— Ну, видите ли, Никита, тут есть определенные преимущества. За основу взяты агрессивность, высокий порог боли и природное чутье волка, преданность и дрессированность собаки. Идеальный вариант, к примеру, для границы.

— Ага, понятно.

— Вот, согласитесь, что задумка-то неплохая?

— Согласен. Неплохая.

— Этой новой породе даже свое название придумали — волкособ.

— Волкособ? — спросил Глеб, слушающий наш разговор вполуха.

— Да. Волк и собака — получается волкособ, это же логично, — уточнил профессор для Глеба, решив, что тот просто «не догоняет», как и все слишком накачанные парни. Он, наверное, сразу приписал его к категории охранников, с которыми приходится иметь дело на работе.

— И что же с этим питомником сейчас?

— Сейчас? Ах, да, — профессор будто временно отключился из разговора. — Ну, спустя несколько поколений доминантные гены волка подавили гены собаки — рецессивные. И все.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Что — все?

— Как что? — Запольский искренне не понимал, что же тут еще не ясно. — Волкособы становятся просто волками. Теперь понятно?

— Да, теперь все предельно ясно, — сказал я. — Только вот не до конца. Что же теперь с этим питомником? Больше не разводите этих чудо-собак?

— Нет. Теперь их здесь больше не разводят. Перевели остатки более удачных экземпляров куда-то в другое место, когда к нам привезли дикого человека. Но, думаю, что это дело скоро совсем прикроют.

— А что так?

Запольский минуту молчит, думая, все говорить или нет, имеет ли это какое-то отношение к пропаже и поиску монстра? Нехотя он все же заканчивает.

— Видите ли, из десяти волкособов только две получились удачные, их переправили в другое место, они работают теперь поисковиками — наркотики там, охрана и все прочее. Нескольких пришлось э-э… убрать, потому что с ними ничего так и не вышло. А остальные были как бы ни то ни се. А потом… и они вырвались на свободу. При этом насмерть загрызли сторожа.

Мы с Глебом одновременно потрясенно охнули. Лузин даже ухом не повел, а профессор равнодушно отвернулся и смотрел в окно, напряженно думая о своем. Для них это не новость, а скорее издержки профессии.

Я больше не стал ни о чем спрашивать. Скорее бы приехать и увидеть все на месте.

Мы еще минут десять петляли по узкой дороге между нависающими деревьями. Высокий забор и ворота, обтянутые колючей проволокой, возникли неожиданно, словно из-под земли. Глеб ругнулся и нажал на тормоз. Машина скользнула на покрышках по глинистой земле и замерла в полуметре от ворот.

— Черт! — он оборачивается к Лузину. — Ты почему не предупредил?

— Извини, задумался, — ответил тот и первым вышел из машины. Встав перед камерой на одном из столбов, он махнул рукой. Через минуту ворота плавно открылись. Лузин прошел на территорию, жестом показывая Глебу заезжать следом.

— Вот и мои владения! — сказал Запольский, устало вздохнув. — Как говорится, добро пожаловать.

По асфальтовой дорожке мы объехали по кругу небольшое серое строение с маленькими запыленными окнами, остановились у широких дверей, вышли из машины.

— Уютненькое гнездышко, — сказал Глеб. — Неприметненькое.

Вся лаборатория — это маленький серый низенький домик, огороженный высоченным забором с двойным слоем колючей проволоки, сигнализацией и множеством камер по периметру. В углу притаились еще два обшитых железом склада. С другой стороны к забору примыкала плотная стена леса. Площадь всего участка занимала соток пять, не больше. Даже удивительно, как здесь может располагаться что-то больше, чем сарай с хозяйственным инвентарем.

— Да уж, — сказал я. — Не сразу и найдешь, если захочешь.

— А я бы сказал, что, даже если и захочешь, то не найдешь, — сказал, улыбаясь, профессор. — Здесь вообще мало кто ходит. Расположен-то он примерно на пересечении трех районов — Угорского, Очерского и Менделеевского, вроде как ничейная территория, за пять километров ни души, дорог нет, кроме той, по которой мы приехали. Да и, в общем-то, до федеральной трассы недалеко. Идеальное место!

Глеб почесал затылок:

— Никогда бы не подумал, что такие лаборатории строят прямо под носом, а никто о них не знает!

— О! — улыбнулся профессор. — Вы еще много чего не знаете, молодой человек. Ну, ладно, пойдемте внутрь, там гораздо интереснее, да и время дорого. Мы же не на экскурсию приехали, а работать, не так ли?

Он отворяет обычную серую дверь, за ней толстая металлическая плита плавно сдвигается в сторону в глубь стены. Скрипит и останавливается на половине пути.

— Что такое? — возмутился Запольский и попытался сдвинуть металлическую дверь. Она не поддавалась.

К нему на помощь пришел Лузин.

— Давайте я, профессор.

— Ладно, попробуй, — и он обратился к нам, снова надев на лицо улыбку. — А мы пока пойдем дальше.