Ромул - Сергей Житомирский

Появился отряд воинов, со щитами и копьями наготове; при виде них убийцы, сложив орудия мясников, покорно протянули руки, чтобы их связали.

Кто-то уже выдёргивал прутья из земли, которая больше не была святилищем.

   — Все к обозу, — крикнул начальник воинов. — Преступников будут судить наши старейшины и до вечера вынесут приговор. Всем чужеземцам спуститься в долину. Убитого доставят соплеменникам, как только принесут носилки.

   — Уходим, уходим, — распорядился Ромул. — Всем римлянам собраться у моей колесницы, под городом. Никакой мести на земле Лавиния! Убийцы схвачены, их ожидает суд.

Один из сенаторов развёл руками. Публий повторил его движение и поправил неудобный плащ. В первый миг он ещё мог броситься на врагов с голыми руками, но когда начали говорить, порыв пропал. Вождь погиб, его уже не вернёшь. Убийцы схвачены, и если жители Лавиния их пощадят, для мести ещё будет время.

В пару минут вершина опустела. У верхних ворот царям и советникам встретилась процессия гадателей, которые шли очистить осквернённое святилище, чтобы богу, который там обитает, не перестали поклоняться ни на один день.

Добравшись до обоза, Ромул тотчас вскочил на колесницу и отправился объезжать одного за другим латинских царей, а сабиняне сели на коней и поспешили в лагерь охраны, за десять миль, на другую сторону хребта. День скоротали беспокойно, загородившись повозками, готовые к бою. На закате появился Ромул, с ним старейшины Лавиния принесли на роскошных носилках тело Тация. У сабинян стерегут покойника всю ночь, чтобы из тела не выбрался призрак, так что сенаторы спали по очереди и у них не было возможности посовещаться всем вместе.

Наутро, по дороге в Рим, было вволю времени обсудить будущее, но никто ничего не предложил. Все колебались, не зная, что скажет народ на Квиринале. Публий ехал молча.

Из-за носилок двигались медленно, и к Риму труп царя уже смердел. Ромул предлагал сжечь его у дороги, а в город для погребения доставить пепел — но это латинский обычай, сабинянину даже подумать о таком казалось дико. Жечь можно мусор и отбросы, а тело великого начальника должно лежать в земле целиком, на случай, если оно снова понадобится душе.

Когда прибыли в город, могила была уже готова. Покойный не оставил сыновей, поэтому свинью на похоронах принёс в жертву старейший из тациев.

«Не оставил сыновей», — об этом и думали по дороге домой все сенаторы. Была, конечно, замужняя дочь, и обычно в таких случаях наследует зять. Но у мужа Тации было трое старших братьев, значит, он беден. И родом не из тациев. Не может же ими править Помпилий!

После похорон самые влиятельные сородичи собрались в бывшей царской хижине обсудить положение, и скоро стало ясно, что очевидного преемника нет. Прежние вожди отличались в битвах, но не в постели, покойный царь был единственным сыном единственного сына — ни дядьёв, ни двоюродных братьев.

Конечно, все тации произошли от первого Тация, и каждый знал имена своих предков, но старшинство в этих родословных не уточнялось, и никто не мог поручиться, что его пра-пра-прадед был старше своих братьев. Рассмотрев дело так и эдак, советники решили выбирать преемника на общем собрании рода.

Публий не участвовал в обсуждении. Он не слишком разбирался в родословных, но знал, что сам не может наследовать царю, а никого другого не поддерживал. Но в Сенате он научился кое-каким политическим приёмам. Под самый конец собрания он подал такую мысль.

   — Слушайте, братья, — неуклюже начал Публий, — вы ведь хотите и дальше жить в Риме? Я бы не отказался. Здесь тесно и летом воняет, зато безопасно, вволю счастья и не соскучишься. Вернись я в деревню, мне бы уже не хватало толпы соседей. Ну а если вы тоже хотите остаться в Риме, зачем нам вообще глава рода? Покойный вождь был наследником своего отца, правил, пока мы жили сами по себе, и переселил нас в Рим. Но если новый вождь не согласится быть просто соправителем царя Ромула, он попытается увести нас обратно в горы, а если кто-нибудь не захочет, род может расколоться. Предлагаю избрать царя Ромула военным вождём — бывает ведь, что выбирают какого-нибудь хорошего воина, если глава рода ребёнок или калека. Приносить жертвы предкам будем, как раньше. Старшие научат детей обрядам, латиняне помогут сохранить дух трибы Титов, как они на свой чудной лад нас называют. А собственный царь нам в Риме не нужен. Предлагаю не избирать главу рода, и во всём, кроме обрядов, стать как остальные.

   — Мне такое в голову не приходило, но я согласен с Публием, — сказал старейший сенатор. — Я тоже хочу жить здесь. Палисад хороший, а я не так молод, чтобы карабкаться по обрыву, если на мою беззащитную деревню нападут. Пусть всеми нами правит Ромул.

В тот вечер совет ничего не решил, но наутро на общем собрании рода обнаружилось, что никто из преемников не набирает явного большинства. Долго спорили и наконец решили покончить с родом Тациев и оставить только трибу для священнодействий. Царя Ромула избрали военным вождём. Ничья честь не пострадала, и Рим успокоился под властью единого правителя.

Через несколько дней из Лавиния послы доставили закованных в колодки убийц царя Тация. Граждане Лавиния постановили, что судить и наказать их должны римляне. Разбирательством немедленно занялось собрание.

Марк Эмилий давал ужин. Гостей было всего двое, но по-настоящему их принимали впервые, раньше они только заходили поболтать. Ведь сенатор Публий Таций и его супруга госпожа Клавдия стояли в обществе неизмеримо выше скромного воина рода Эмилиев. Был праздник. Вино и свинина достались даже рабыне, которая чистила посуду (готовила Сабина сама), и Лары были убраны цветами.

Марк постарался. Он раздобыл взаймы два этрусских ложа, так что оба стула освободились для дам. Еда была самая латинская, какую может приготовить сабинянка, но мяса больше обычного, а ячменную кашу подали последней, на случай, если кто-то ещё не наелся.

Потом чаши щедро наполнили разбавленным лишь наполовину вином, и началась беседа.

   — Выпьем за Рим, — предложил Марк, совершив возлияние богам. — Я видел, как он возник, уже больше тринадцати лет назад. Сперва тут жили одни латиняне да горстка бродяг со всей Италии. Шесть лет назад появились вы с родичами, с нами объединились, город стал как бы двойным. И вот наконец мы полностью едины. Нет больше латинян и сабинян, просто римляне, сограждане.

   — Мой Публий одним из первых предложил отменить род Тациев, — похвасталась Клавдия. — Конечно, мне он о своей речи не сказал, мужья вообще забывают рассказывать о многом жёнам, но я всё равно узнала, и, по-моему, все его друзья должны знать.

   — Я этого не скрываю, просто не считаю важным. Все братья согласились, как только услышали. Глупо, в конце концов, что в одном городе два царя. Я в Риме прожил не один год и хочу здесь остаться, а новый царь увёл бы нас снова в горы.

   — Да, жить надо в городе, — сказала Сабина. — Меня сюда не приглашали, а когда первый раз затащили в эту хижину, я порядком удивилась. Но за палисадом дети играют в безопасности, и кругом всегда полно соседей.

   — Город защищает, — согласилась Клавдия, — и не так уж сильно стесняет нашу свободу. У римлянок больше прав, чем когда-нибудь снилось матери, а что соседи всё время смотрят, я привыкла.

   — Не забывайте, наш город ещё и любят боги, — заметил Марк.

   — Ну, — фыркнул Публий, — Лавиний они тоже, должно быть, любят, раз святилище у самых ворот. Но это не спасло его жителей от неприятностей.

   — Зато сегодня им невероятно повезло, — сказал Марк. — Послам было бы тяжело смотреть, как иноплеменники казнят их сограждан, пусть даже заслуженно. А так они могут забрать их живыми и невредимыми.

   — По-моему, народ судил правильно, — заявил Публий. — Я сам голосовал против казни, хотя убили моего вождя и брата. Нельзя винить этих несчастных, что они мстили за сородичей, и надо же кровной мести где-то остановиться, чтобы не воевать всегда со всеми соседями.

   — Похоже, кроме меня Тациев не осталось, — Клавдия виновато улыбнулась, словно извиняясь за дерзость. — Если кровная месть — это долг, а я думаю, что да, то они правильно убили царя, а мы не имели права их отпустить. Если же месть не извиняет убийства, то они нарушили закон, когда пролили кровь на священной земле. Что так, что эдак, их надо было казнить.

   — Дорогая, тебя подводит не логика, а память, — снисходительно ответил Публий. — Ты не вспомнила, что первыми начали наши братья. Год назад Тации убили послов. А кто первым пролил кровь, имеет право прекратить вражду.

   — Все такие благородные, просвещённые и передовые, Клавдия начинала сердиться и говорила резче, чем подобает послушной жене. — Убийц твоего царя связали и привезли в собрание, а ты отказался мстить. Если чужие могут безнаказанно убивать твоих сограждан, где хвалёная безопасность нашего города? Месть — первый долг свободного воина, по крайней мере, меня так учили, а если теперь по-другому, то надо повсюду носить меч, потому что везде опасно. Царь ставил долг перед родичами даже выше правосудия, поэтому и заступился за наших перед Ромулом, когда погибли послы. А теперь он мёртв, и никто не потрудился наказать преступников. Просто стыдно быть сабинянкой.