Женский клуб по вторникам - Лиза Коветц

Эйми помолчала, а потом сказала:

— Мне искренне жаль.

— Черт, да это же не твоя вина.

— Нет, мне жаль… М-м-м, о чем я сожалею? Не знаю. Думаю, о том, что твои чувства задеты.

— Ну, ведь никто меня не заставлял. Мне было плохо, словно какая-то трагедия случилась со мной, а потом мне стало плохо от собственного стыда. С другой стороны, я начала намного чаще чистить зубы.

— Правда?

— О да, еще целый месяц я была, это, одержима гигиеной полости рта.

— У тебя есть хорошие стороны. Лакс.

— Думаешь?

— О, да.

— Мне самой моя жизнь кажется чередой глупых ошибок.

— Ну, да. И моя такая же.

Мысль о том, что у кого-то настолько безупречного и успешного, как Эйми, тоже случаются ошибки, пустила корни в сознании Лакс и начала прорастать. Они болтали о недвижимости. О работе. Об одежде. О сексе. О кино и своих матерях. Они разговаривали до тех пор, пока у Эйми не начал заплетаться язык. А когда она заснула. Лакс продолжала разговаривать сама с собой.

Когда взошло солнце, Лакс наскоро приняла душ. Она отмыла лицо от косметики, надела на влажные волосы один из беретов Эйми, а потом вышла из дома в поисках кофе и завтрака. Бредя вниз по авеню, насвистывая что-то, Лакс увидела свое отражение в витрине магазина. Она выглядела усталой после бессонной ночи. Вид неуложенных волос и хорошенького лица без косметики немного шокировал ее, да и одета она была по-дурацки. Но, несмотря ни на что, этим утром Лакс чувствовала себя лучше, чем когда-либо в жизни.

26

Задницы или киски

Брук почувствовала, что бледнеет, и внезапно у нее подкосились ноги. Она позволила себе опуститься в глубокое, обитое красной кожей кресло в кабинете Билла.

— Прости меня, Брук, но это правда, — сказал Билл, а потом снова повторил те холодные слова, от которых у Брук подкосились ноги. — С того момента, как ты ушла, я думал только о том, что нужно сделать, чтобы мы могли идти дальше. Мне нужно измениться. И наконец я понял. Я не гомосексуалист. Я не гетеросексуал. Я вообще не хочу секса. Он больше не имеет для меня значения.

— Билл, — вздохнула Брук, — ты либо мертв, либо лжешь. Ты все еще молод, здоров и сексуален. Как ты можешь говорить, что секс для тебя ничего не значит?

— Для меня он того не стоит, — ответил он.

— Иногда, когда я мастурбирую, то представляю тебя голым, — призналась Брук. — Ты не можешь одновременно выглядеть так хорошо и быть таким безжизненным. Может, тебе стоит бросить работу и вернуться в Париж?

— Ты поедешь со мной?

Брук на минуту задумалась:

— Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой в Париж и была частью твоей сексуальной жизни?

— Я не могу без тебя, — сказал Билл и отвернулся, когда с его светлых ресниц внезапно сорвались слезы, упав прямо в стакан виски с легким «бульком», которое услышал только он. Он поставил стакан с подпорченным виски на подоконник. Экономка найдет его и отнесет на кухню.

— Ты болен? — спросила Брук. — Может, найдем хорошего уролога?

— Я в порядке, — Билл направился к шкафу, правой рукой достал еще один хрустальный стакан для виски, левой открывая бутылку скотча. — Со мной все хорошо. Вчера я прошел полный медосмотр. С моим телом все в порядке. Я абсолютно здоров. Никаких генетических заболеваний. Если мы заведем ребенка сейчас, то мне будет около шестидесяти, когда он или она окончит школу, и у меня будет достаточно времени, чтобы побыть отцом. Думаю, я буду замечательным отцом. А ты будешь замечательной…ой!

Со стаканом в руке Билл обернулся к Брук и обнаружил ее обнаженной в своем красном кожаном кресле. Она скрестила лодыжки и потягивала вино, которое он ей налил.

— Ах, видишь ли, — Билл отвел глаза, — если мы решимся на ребенка, для меня предпочтительнее эту часть процесса проделать в кабинете врача.

— Нет, прости, — Брук развела и снова скрестила лодыжки, оставаясь очень спокойной, несмотря на свою наготу. — В моих фантазиях нет места сексу в кабинете врача.

Брук рассеянно играла со своим соском, словно это была пуговица на одном из ее кашемировых свитеров. Билл стоял неподвижно. Никакого интереса. Никакой эрекции. Единственное, что говорило о том, что он не умер, — его глубокий, печальный вздох.

— Я не хочу секса, Брук. Секс в лучшем случае заставит меня еще раз осознать, как я одинок. С большей охотой я выбросил бы его из своей жизни.

Брук сделала глубокий вдох и медленно выпустила воздух из легких. Она нагнулась и вытащила из-под ковра трусики, которые ловко засунула туда, когда раздевалась. За трусиками последовал бюстгальтер, брюки и наконец рубашка. Надевая жакет, она сказала Биллу, что у него серьезные проблемы и что эти проблемы больше ее не касаются.

— Это из-за того, что твоя подруга Лакс сказала, что я голубой.

— Нет. Это из-за того, что я заслуживаю лучшего. Мне сорок лет. У меня чудесная жизнь, но я хочу ребенка. Я подумывала о том, чтобы сделать это самой, но вот появился ты. Красивый, умный, нежный. Ты любишь меня, и, я думаю, из тебя получился бы отличный отец, если не принимать во внимание твое странное отношение к сексу.

Секс нужен для того, чтобы жизнь была гармоничной. Конечно же, я не хочу, чтобы рядом с моим ребенком находился человек, испытывающий к себе отвращение. И на самом деле, Билл, я не хочу, чтобы такой человек был рядом со мной.

Так как Брук очень спешила снять с себя одежду, она затолкала одну из своих туфель слишком далеко под диван. Ей пришлось лечь на пол и шарить рукой, чтобы достать ее.

— Тебе помочь? — спросил Билл.

— Не надо. Я уже достала.

— Ну, тогда все отлично, — Билл сказал это так, словно поиски туфли были их единственной проблемой.

Брук вдруг осознала, как часто Билл прибегал к отрицанию себя и собственных чувств. Только что случилось нечто серьезное и ужасное. Брук, его лучший друг, женщина, которая долгие годы была его любовницей, только что сказала, что больше не может его любить. Но Билл предпочел воспринять это на самом поверхностном уровне. Брук вдруг стало очень больно за него.

Билл наблюдал за тем, как она надевает изящную туфельку на свою длинную, красивую ногу.

— Я зарезервировал столик для благотворительной вечеринки Ассоциации серповидноклеточной анемии, которая состоится через месяц. В прошлом году мы хорошо провели время. Присоединишься ко мне?

Ассоциация серповидноклеточной анемии устраивала вечеринки с хорошей едой и отличной музыкой. Там подобралась интересная компания спонсоров, среди них были люди искусства. В прошлом году они тусовались почти до четырех утра, а потом продолжили развлекаться дома у какого-то режиссера звукозаписи.