ГИТЛЕР И Я - Отто ШТРАССЕР

В течение всего того времени, когда я часто виделся с Адольфом, у меня развилась привычка записывать, как только я возвращался домой, все то, что он говорил, его фразы, которые приводили меня в изумление. После разрыва с ним я сознательно продолжал, как и прежде, записывать «высказывания Адольфа», которые сообщались мне надежными людьми, постоянно общавшимися с ним.Таким образом, я знаю, что в конце 1938 года он не отказался от своей надежды прийти к пониманию с Англией, и его ненависть к Франции осталась неизменной.

«В Европе может быть лишь одна великая держава, - сказал он мне однажды, - и Германия, самая арийская страна из всех, должна стать этой державой. Другие нации - сплошь метисы и, следовательно, не должны стремиться к господству над другими народами нашего континента.

Нам не нужна колониальная империя, которая была бы бесполезной для нас и лишь втянула бы нас в ненужную ссору с Британией. Британия должна, по самой природе вещей, быть нашим союзником. Все указывает на это. Двумя существенными факторами являются сходство рас и гармония интересов с обеих сторон. Если мы оставим моря Англии, то европейский континент будем нашим.

Не говорите мне о довоенной политике. С помощью англо-германского союза мир мог бы быть обновлен и значение Франции сведено на нет. Наш смертельный враг был бы изолирован. Франция, эта страна «негроидов», пришла бы в упадок, она заслужила это тысячу раз, хотя бы лишь вследствие своей колониальной политики. Когда наступит время свести счеты с Францией, Версальский договор будет детской забавой по сравнению с теми условиями, которые мы ей навяжем. Но для этого мы Должны быть вместе с англичанами».

Позже, после его прихода к власти, он сказал одному из членов своего entourage (окружения), который остался мне верен: «Если вспыхнет война, нам не следует ждать три года АО подписания мирного договора в Брест-Литовске. Когда евреи и коммунисты в союзе, то гибель неизбежна».

В 1936 году, после подписания соглашения 11 июля с Австрией, он сказал: «Поход на Восток состоится несмотря ни на что. Вена лишь первый шаг на пути к нему. Колосс на глиняных ногах должен быть повержен, а Россия должна быть вычеркнута из списка европейских держав».

В 1937 году он долго беседовал с иностранным промышленником, дав ему аудиенцию. «Колонии очень мало меня интересуют, - сказал он. - Мне хотелось бы, чтобы Англия поняла это. Если она развяжет мне руки на Востоке, я откажусь даже от увеличения своего торгового флота. Как получилось то, что Англия не понимает, что ее единственным врагом является Франция?»

А в 1936 году, вскоре после визита дуче, он сказал: «Так называемые патриоты обвиняют меня в измене, потому что я отказался от Южного Тироля. Ссоры не могут продолжаться вечно.

Требовать Южный Тироль означало бы совершить преступление, равное вмешательству в колониальную политику Британии. В ходе последней войны Германия рискнула спровоцировать революцию в Индии. Ни одна страна не годится больше, чем Англия, для того чтобы управлять Индией. Индусы меня не интересуют. Англичан нужно будет поставить на колени, прежде чем они откажутся править ими.

Если бы я нашел хотя бы одного человека с моим характером в Англии, англо-германский союз был бы уже подписан, и Германия властвовала бы в Европе».

Наконец, в начале 1939 года Гитлер сказал генералу фон Фричу, защищавшему союз с Россией: «Союз между Германией и Россией был бы не только сигналом к войне, он стал бы для Германии началом конца».

Таким образом, несмотря на явную эволюцию взглядов, фундаментальные идеи Гитлера оставались неизменными, с тех пор как он написал «Майн кампф» с помощью отца Штемпфле. В то время, когда издание «Майн кампф» без ведома Адольфа появилось во Франции, его вера в союз с Британией слегка пошатнулась; он запретил продажу книги и организовал отдельное издание, специально откорректированное для французов.

Но если его политические идеи действительно подверглись каким-либо изменениям, он, конечно же, пересмотрел бы немецкую версию «Майн кампф», ставшую германской библией. Однако он не сделал этого, и последнее издание, вышедшее в свет в 1939 году, является идентичным изданию 1926 года.

Привлекательность того, что Англия последует за Гитлером, в равной степени основывалась как на его расовой мании, так и его убеждении в том, что только дружба с Британией позволит ему осуществить свои империалистические замыслы. Дружба с Британией занимает в его голове такое же место, что и классовая борьба в голове у марксистов. Те, кто позволил ослепить себя подобными навязчивыми идеями, вероятно, не могут четко ориентироваться во внешней политике.

Я вспоминаю беседу с британским дипломатом, аккредитованным в Берлине. К сожалению, я не могу обнародовать его имя.

- Я виделся с Гитлером, - сказал он мне однажды по телефону. - Когда мы можем встретиться?

Я спросил его, можно ли мне взять с собой моего друга Бухруккера, и мы встретились в клубе.

- Во-первых, - начал он, - ваш Адольф начал кланяться немного слишком низко. Я думал, что нахожусь в гостях у звезды, но обнаружил себя лицом к лицу не более чем с маленькой soubrette. Розенберг был там, и мы, естественно, говорили о внешней политике. Довольно любопытно то, что этот будущий министр иностранных дел Европы не знает ни слова ни по-французски, ни по-английски. Гитлер предложил заключить англо-германский союз, потому что, возбужденно кричал он, «нордические расы должны управлять другими и поделить земной шар».

- И что же вы ответили? - спросил я.

- Я сказал, ему, что обширные и экстравагантные проекты такого рода кажутся мне лишенными смысла. Англия - древняя страна, внешней политике которой вот уже несколько сот лет. В 1801 году мы разбили флот нордической Дании и подвергли бомбардировке Копенгаген; в 1914 году мы вооружили арийских сикхов против нордических германцев. Догматические отношения по этому вопросу кажутся нам иллюзорными; мы защищали наши национальные интересы. Но сильные национальные интересы других народов являются вещами, которые Гитлер, охваченный страстью к господству над Европой, никогда не поймет.

Я встретился с Гитлером в 1928 году, в Динкельсбюле, после похорон моего брата, и мы говорили о великих исторических деятелях. Великими людьми в глазах Гитлера были лишь великие завоеватели. Было естественным, что в таком месте беседа коснется темы жестокой борьбы между Валленштейном и Ришелье.

- Нет, Ришелье не был великим человеком, - возбужденно воскликнул Гитлер. - У Франции есть только один великий человек, Наполеон, а он был итальянцем!

- Но что же в таком случае вы скажете о Рабле, господин Гитлер?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});