Киллер из шкафа - Андрей Ильин

— Ладно, чего там, он такой же, как мы. Ему сказали — он делает. А если не сделает, его Папа на перо поставит. И нас тоже поставит...

Братва встала, пусть не строем, но встала.

— Давай, базарь за фраера.

— Папа сказал за фраера, чтобы берегли его пуще жизни. Если что, за него он положит всех вас. Это не я сказал, это он сказал.

Братва хмурилась, играла желваками, но вслух приказ Папы не комментировала. Дорого может обойтись сказанное против Папы слово.

— Все убрать, поставить вокруг посты, и чтобы больше ни капли, — сказал Шустрый.

— Давай шевелись, убирай бардак! — продублировали команду бригадиры, подгоняя рядовых «быков».

Братва начала нехотя собирать пустые бутылки и банки.

— А где этот, которого вы?..

— Вон он лежит, — показал один из братанов на валяющийся на полу палас.

— Вы что, все это время?..

— Мы тут как-то забыли... Да ладно ты, ничего ему не сделается.

— Развяжите его, — распорядился подручный Папы.

Палас раскатали и вытащили на свет Божий похищенного из гостиницы гражданина Иванова Ивана Ивановича. Который после многочасового пребывания в синтетическом ковровом изделии был готов уже ко всему. И в первую очередь к смерти.

Несмотря на легкий успех и на то, что все были пьяны, пленника все продолжали сильно уважать, что выражалось в том, что в каждую его руку вцепилось сразу по нескольку чужих рук.

Шустрый вытащил из принесенной им с собой сумки пакет.

— Это твое? — спросил он.

— Мое, — ответил Иванов.

— И это? — перевернул и вытряхнул содержимое пакета на стол Шустрый. — И пистолеты, и баксы, и эти, как их, дискеты?

— Мое.

Братва при виде толстых зеленых пачек присвистнула.

— Откуда у тебя все это? Иванов неопределенно пожал плечами. Он не производил впечатление супермена, который может одновременно с двух рук в четыре головы. Он вообще никакого впечатления не производил. Он был такой же невыразительный, как палас, из которого его извлекли.

Шустрый внимательно посмотрел на него и, не удержавшись, спросил:

— Это ты был там, на Агрономической?

— Я, — признался Иван Иванович.

— А из этих шпалеров ты стрелял? — показал Шустрый на пистолеты.

— Стрелял, — признался Иван Иванович.

— И наших братанов положил...

— Нет, я ни в кого не попал! — встрепенулся Иванов.

Ну а кто бы сказал, что попал? И что убил? Задавать другие вопросы помощник Папы был не уполномочен. Все остальные вопросы должен был задавать сам Папа.

Шустрый набрал его телефон.

— Папа, он здесь. Он в полном порядке. Как братва? — Шустрый тяжелым взглядом огляделся по сторонам. Отчего все замерли, выпрямились и Даже как-то подтянулись. — Тоже в порядке. Что с ним делать?

— Закрыть где-нибудь и поставить усиленную охрану! — распорядился Папа. — Я с ним сам лично поговорю. Позже.

— Сделаем, Папа!

— Как он себя ведет?

— Никак не ведет. Стоит и глазами хлопает. И вообще какой-то он не такой. На вид — полный чухан. Не скажешь даже, что это он наших...

— А ты кого ожидал увидеть?

— Ну, такого...

— "Такие" на парадах ходят. А остальные ничем не отличаются от нас с тобой. Или ты думал, у профессионалов особое клеймо на лбу проставлено?

— Ну не клеймо, конечно.

— Короче, как бы он ни выглядел и что бы ни делал, скажи, пусть с него глаз не спускают!

— А я? Что мне делать?

— Тебе — возвращаться. Впрочем, нет, погоди. Что он там, говоришь, делает?

— Ничего не делает. Стоит.

— А ты где стоишь?

— Рядом.

— Тогда выйди в другую комнату.

— Зачем?

— Тебе сказали — делай. Ну?

— Вышел, Папа.

— Тогда вот что, ты не спеши уезжать. Ты, прежде чем уезжать, пугни его маленько. Ты ведь, кажется, просил его у меня?

— Просил, Папа! Он же наших братанов...

— Ну так я тебе разрешаю. Возьми его! Он твой! Спроси, откуда он взял те дискеты, доллары и оружие. Только так спроси, чтобы не до смерти. Чтобы он после говорить мог; И чтобы все кости целы.

— А как же ты...

— Я потом приеду. На разборки. И за то, что вы с ним сделали, всех на его глазах урою.

— Зачем?

— Затем, чтобы он меня любил, а всех остальных боялся. Слыхал байки про доброго и злого следователей?

— Не слыхал, видел! Когда еще по первой ходке шел.

— Так вот я добрый. А ты злой. Пока я тебе это разрешаю.

— А если я вдруг лишку?

— А если лишку, то за эту лишку я спрошу с тебя. Втрое спрошу! Понял?!

— Понял, Папа. Сделаю все как надо, Папа... Шустрый положил трубку на рычаги, злобно ощерился, вернулся в комнату, шагнул к пленнику и, не говоря ни слова и никак не предупреждая свои действия, ударил Ивана Ивановича кулаком в правую скулу. Тот пошатнулся, но не упал, удерживаемый десятком вцепившихся в него рук.

— Ты что?! — возмутилась братва. — Нам велел его пальцем не трогать, а сам...

— Он наших братанов! Там! И там! — сказал подручный Папы и с силой пнул врага в живот.

Иван Иванович от боли согнулся в поясе. И ткнулся лбом в пол. Его уже никто не держал.

— Вы чего его отпустили? — заорал Шустрый.

—  — Так он же того. Он уже готовый.

— Все равно держите! Может, он только притворяется, что того.

Ивана Ивановича подхватили под локти и поставили на ноги.

Он открыл глаза, увидел перед своим лицом свирепую, злорадно оскаленную физиономию, увидел занесенный для удара кулак и понял, что был прав, что его начали убивать.

— Ты зачем наших братанов? Гнида! — заорал Шустрый и еще раз, наотмашь, ударил досадившего ему врага.

— Ну-ка дай я тоже разок! — подбежал распаленный брызнувшей на пол кровью один из «быков».

— Назад, — рявкнул Шустрый. — Он мой! Только мой! А ну говори, откуда взял пистолет и баксы?

— Там взял, — ответил разбитыми губами Иван Иванович.

— Где там?

— В пиджаке. Который в шкафу висел. Там ключ был.

— Ты что, чужие карманы шмонал?

— Нет. Я его надел. Когда в шкафу сидел, — честно ответил Иван Иванович.

— Зачем сидел?

— Я прятался.

— От кого прятался? От мусоров?

— Я от любовника прятался. Который к моей знакомой пришел. У которой я был.

Братва многозначительно захмыкала, косясь на помощника Папы.

— Ты что, издеваешься надо мной! Анекдоты, гад, пересказываешь? — взревел Шустрый. И снова ударил растянутого в руках братвы, как на дыбе, Ивана Ивановича по лицу.

— Я правду говорю! Я в шкафу сидел! Я голый сидел, когда он пришел. Я его пиджак надел... — испуганно заголосил Иван Иванович.

— Какую правду? Про шкаф правду?

— И про шкаф правду!

Братва заржала в голос, уже не скрывая своего удовольствия от наблюдаемой сцены.

Помощник Папы озверело замолотил по лицу, груди и животу издевающегося над ним в присутствии братвы врага, уже мало помня предупреждения своего пахана. Насчет того, чтобы не до смерти.

После третьего удара Иван Иванович уронил голову на грудь и затих.

Шустрый отскочил от обвисшего тела, потирая отбитые и окровавленные костяшки пальцев.

— Чего вы ржете? И чего стоите? Вам что, делать нечего?

— А что делать?

— Не знаю, что делать! Ну хотя бы обыщите его. Вы его обыскивали?

— Не успели.

— Ну вот и займитесь. Все лучше, чем зубы скалить!

«Быки» нехотя, двумя пальцами отогнули залитые кровью полы пиджака и полезли в карманы.

— Есть, — сказали они.

— Что есть?

— Баксы есть. Рубли есть. Паспорт, — перечисляли шмонающие потерявшего сознание Иванова «быки». — И вот еще какая-то ксива.

— Какая ксива?

— Ну удостоверение. С красными корками.

— Удостоверение? Ну-ка посмотрите. «Быки» развернули корочки. И присвистнули.

— Слышь, Шустрый, это же ментовские корочки. Он же не просто так. Он же мент поганый! Он подполковник. Гадом буду!

— Да ты что? — встрепенулся подручный Папы. — Покажи.

— Ну вот же. Вот написано: «Подполковник Федеральной службы безопасности». И печать на портрете...

На фотографии Иванова Ивана Ивановича действительно была печать. И корочки действительно были выданы подполковнику Федеральной службы безопасности. Но выданы не в Федеральной службе безопасности, а по случаю, в переходе, за наличный расчет. Ну чтобы можно было в трамвае бесплатно ездить...

— Мать твою! Мусор!!! Ну я же знал! Я же говорил!

Висящий в чужих руках Иван Иванович застонал и приоткрыл глаза.

— А, очнулся! — радостно засуетился Шустрый и, чтобы видеть его глаза, даже слегка присел.

— Видишь меня? — спросил он.

Иван Иванович обессиленно кивнул головой.